Сергей Скрипник - Смерть в рассрочку

• Название: Смерть в рассрочку
• Автор: Сергей Скрипник
• Издательство: Крылов
• Жанр: О войне
• Год: 2004
• ISBN: 5-94371-535-5

Конец бессмысленной войны в Афганистане. Дедовщина и коррупция в армии. Высокие военные чины заняты наркобизнесом. Идет жестокая грызня между КГБ и ГРУ.

Но есть они — «красные дьяволы», элита спецназа, — появления которых смертельно боятся афганские моджахеды.

Профессионализм и неподкупность, верность долгу и армейской дружбе, патриотизм кажутся анахронизмами на фоне тотального разложения общества. Нужны ли они в современной России? Главный герой ищет свой ответ на этот вопрос...

---

— В нашем деле, что ни попадется в пути — все клади в сумку, когда-нибудь пригодится, — отшутился полковник.

Многое, очень многое мог бы еще рассказать молодому майору полковник Геннадий Иванович Ярмош.

Мог бы высказать свое искреннее непонимание, почему политуправление армии, которое получило полную информацию о восстании советских и афганских военнопленных в пакистанском центре моджахедов Бадабере, не использует ее в пропагандистских целях. Если люди предпочли смерть плену, значит несладко им жилось в плену. Голодом их там не морили, не подвергали пыткам. Они не могли больше переносить моральные издевательства и унижения, заставлявшие корчиться в муках их человеческое достоинство.

Подземная тюрьма находилась в том же углу крепости, где располагались склады с оружием и боеприпасами. Суть плана массового побега состоял в том, чтобы бесшумно снять охрану, захватить машины и, обманув часовых, вырваться с территории базы, если не удастся сделать это тихо, прорываться с боем. Благо оружием и боеприпасами можно было загрузиться под завязку. Первый этап операции прошел по плану. Охрану обезвредили тихо. Захватили склады с оружием и боеприпасами. Но пленный солдат царандоя, оставленный сторожить уцелевших охранников, договорился с одним из них о большом вознаграждении, освободил его, и оба незаметно выскользнули из тюремного двора. Теперь восставшие вместе с их дальнейшими планами были обречены.

К тюрьме бросились обучавшиеся на базе моджахеды и пакистанские солдаты. Но были сметены огнем спаренной зенитной установки, пулеметов и автоматов. Потом атака следовала за атакой, и каждый раз, встреченные плотным огнем атакующие откатывались, устилая трупами предтюремную площадь. Восставшие заняли круговую оборону на сторожевых башнях, крышах зданий, в проломах стен, у тюремных ворот. В крепость прибыл сам предводитель Исламского общества Афганистана — второй по значению армии «воинов ислама» — профессор богословия Раббани с приближенными. В перерывах между неизменно захлебывавшимися атаками велись переговоры. Раббани гарантировал восставшим жизнь и возможность уехать в любую страну по желанию. Но пленные не в теории, а на своем опыте уже знали, что для мусульманина обмануть неверного — не грех, а заслуга перед аллахом. Возможно, Раббани — не самый кровожадный человек из пешаварской семерки, выполнил бы обещание. Но восставшие не знали ни его, ни других главарей оппозиции, и у них не было оснований верить слову мусульманина, данному шурави, тем более данному вынужденно. В своем неверии они оказались правы.

Пленные потребовали пригласить советского или афганского посла и выдать предателя. В ответ начался очередной безуспешный штурм. Восставшие заявили, что будут вести переговоры только в присутствии представителя ООН или Международного Красного Креста. Раббани пообещал пригласить их, продемонстрировал никчемность слова, данного неверным, поскольку заранее знал, что не сможет выполнить обещание, даже если бы хотел этого. А он и не мог, и не хотел. Всему миру было известно лицемерие пакистанского правительства, заявившего о своем нейтралитете в афганской войне. Оно, собственно, и не пыталось скрыть лживость этого заявления. Однако выполнить требование восставших значило официально признать себя государством, попирающим нормы международного права, о чем свидетельствовало содержание на его территории советских и афганских военнопленных, то есть по существу признать себя воюющей стороной. Снова атака следовала за атакой. Подгоняемые командирами, моджахеды то ползли, то рвались вперед по трупам своих товарищей и каждый раз откатывались, оставляя за собой новые десятки трупов. Видя всю бесплодность попыток сломить упорство восставших, Раббани с согласия его пакистанских покровителей, решился на крайнюю меру — пожертвовать дорого обошедшимися оппозиции складами оружия и боеприпасов. Прямой наводкой ударила тяжелая артиллерия. Один за другим с грохотом вздымались в небо заполненные всем необходимым для борьбы склады и арсеналы.

В кромешном огне под обломками были погребены восставшие военнопленные — как оказалось, отличные воины и люди высокого мужества.

Полковник мог кое-что возразить относительно захлестнувшей армию всеобщей, по мнению Кондратюка, эпидемии дедовщины, и возразил.

— Когда во время смены войск армия могла остаться почти с одними не нюхавшими пороха молодыми солдатами, командование попросило увольняющихся «стариков» остаться еще на полгода, — сказал он. — И, насколько мне известно, они остались, чтобы спасти молодняк и научить его воевать. А ведь это те самые «деды», о которых ты говорил. Многие так и остались, не уволившись, в афганской земле. Другим предстоит еще долго кочевать по госпиталям Союза.

— Правильно, остались, — кивнул Кондратюк. — Но это не помешало им, может быть, с еще большей жестокостью издеваться над молодыми. Теперь они вроде бы даже имели на это какое-то моральное право.

—9-

Далеко не обо всем мог говорить с майором Иван Кондратович — согласно временному псевдониму, а по паспорту — Геннадий Иванович Ярмош.

Полковник был ознакомлен с имеющейся в Главном разведывательном управлении информацией о племяннике короля, премьер-министре Афганистана Дауде, свергнувшем в июле 1973 года с престола своего дядю Захир-Шаха и провозгласившем республику Афганистан. Это он заявил, что если хоть один волос упадет с головы советского офицера, виновный поплатится жизнью. Заявление понятно, если учесть, что все в вооруженных силах Афганистана — от ракет ПВО до пистолетов, было советским. Он же в ночь на 28 апреля 1978 года на предложение сдаться гордо заявил: «Я коммунистам не сдаюсь», и выстрелом из пистолета ранил офицера, зная, что тем самым обрекает себя на смерть. И пал скошенный автоматной очередью.

Какие великолепные отношения были у СССР во время правления Афганистаном этого отпрыска королевской семьи и каким кошмаром стали они после захвата власти людьми, считавшими, что исповедуют марксизм-ленинизм и решившими, перепрыгнув через эпоху, построить в стране социализм.

Знал Ярмош и о яростной грызне за верховенство, разгоревшееся чуть ли не в первый день, вернее ночь, создания народно-демократической партии Афганистана, когда начались взаимные обвинения в фальсификации подсчета голосов при выборах ЦК партии. Некоторые, не найдя себя в списке избранных, тут же покинули партийные ряды.

О первом — в календарном и политическом смысле — секретаре ЦК НДПА Тарики полковник думал как об умном человеке, взявшемся не за свое дело. Он был недостаточно волевым и слишком доверчивым человеком для главы государства, был больше глашатаем, чем вождем. Лесть, как известно, словно ржа, разъедает и сильные, и очень сильные души. Он был широк, но не силен душой. Его прохиндейскому окружению стоило немного труда, чтобы с помощью не хитрых фокусов — деньги с его портретом, крупные фотографии и славословие в газетах, превращенный в музей дом, где он родился — убедить писателя-президента во всенародной любви. В провинциях зрели, вспыхивали, разгорались очаги мятежей. Бездумно угнетаемое правительством духовенство раздувало пожар гражданской войны, сзывая под свои знамена «воинов ислама». В орбиту противодействия новой власти втягивались партии, обойденные министерскими портфелями. А президент упивался властью. Наиболее умные советники из СССР призывали его к объединению нации, разумному отношению к имеющему громадное влияние в стране духовенству, к компромиссам с интеллигенцией. Убеждали, вопреки желанию по-тихому страшненького, опасного как змея Суслова видеть в Афганистане форпост социализма на Среднем Востоке, — что на афганской почве социализм не приживется, что марксистско-ленинская партия может успешно поднимать экономику страны и при буржуазном социальном строе. Тараки со всем соглашался, благодарил, однако ничего не делал, а просил советское правительство прислать войска для охраны его лично, сохранения его власти и, следовательно, для защиты завоеваний социализма в Афганистане.

Его отношения с Амином напоминали отношения Робеспьера с Фуше и закончились одинаково. Те, кого они защищали, поддерживали и, даже убедившись в их предательстве, не решались призвать к ответу, призвали их самих — одного под нож гильотины, другого под автоматную очередь.

Амин не был агентом ЦРУ уже хотя бы потому, что иначе призвал бы в страну не советские, а американские войска и вряд ли получил бы отказ. Он был болезненно властолюбивым пуштунским националистом, мечтающим о мировой известности; редкостным честолюбцем, видимо, не допускавшим мысли, что мир может существовать и без него; беспощадным и безжалостным врагом любого, кто становился или только хотел встать на его пусти к власти, и жестоким палачом. Тысячи душ были загублены с его ведома или по его приказам. С его приходом к власти страну захлестнул невиданный произвол. Людей убивали по наспех выдуманным причинам и без причин, по любому доносу, малейшему подозрению в нелояльности к режиму. Убивали прежде всего интеллигентов — так уж повелось в этом мире. Получившая полную свободу действий охранка хватала на улицах прилично одетых людей и требовала выкуп за освобождение, а не сумевших откупиться расстреливала на месте.