Сергей Скрипник - Смерть в рассрочку

• Название: Смерть в рассрочку
• Автор: Сергей Скрипник
• Издательство: Крылов
• Жанр: О войне
• Год: 2004
• ISBN: 5-94371-535-5

Конец бессмысленной войны в Афганистане. Дедовщина и коррупция в армии. Высокие военные чины заняты наркобизнесом. Идет жестокая грызня между КГБ и ГРУ.

Но есть они — «красные дьяволы», элита спецназа, — появления которых смертельно боятся афганские моджахеды.

Профессионализм и неподкупность, верность долгу и армейской дружбе, патриотизм кажутся анахронизмами на фоне тотального разложения общества. Нужны ли они в современной России? Главный герой ищет свой ответ на этот вопрос...

---

— Тоже мне Вильгельм Телль нашелся, — не скрывая злости, покачал головой Марьясин. — Рехнулся мужик. От явного наркомана еще можно чего-то ждать, а от тайного?

— Видать не совсем рехнулся, если кинулся бежать к моджахедам, прихватив в машину несколько автоматов, батальонные деньги и ящик гранат, — возразил Мелентьев. — Успел проскочить КПП, положив из автомата всех, кто там находился. Уже когда выскочил на трассу, из танковой пушки достали. И осталось от скромного и культурного офицера одно воспоминание, — сдерживая готовые прорваться омерзение и гнев, закончил старший прапорщик.

— Гнусное воспоминание осталось, — согласился Черных. — Но это еще не все. Вечером, когда офицеры роты за выпивкой обсуждали это событие, кто-то бросил им на стол две гранаты. Из четырех только один уцелел, и тот останется с культями вместо рук. Вот такие у нас новости, командир.

— Стоило ненадолго оставить вас, как… — грустно покачал головой Игорь.

— Есть и другая новости, и тоже хреновые, — усмехнулся Валерий Савченко. — Начальник особого отдела сказал, что «духи» получили новую инструкцию по «идеологической обработке» мусульман. Им предписано: кто поздоровается за руку с «неверным», тому будут отрубать руку.

— У наших убитых давно уже отрубают, — сказал Костя Игнатов. — Говорят, чтобы не смогли отомстить на том свете. Но я видал и отрезанные головы, и отрубленные руки, и вспоротые животы у мертвых. И не говорите мне ничего хорошего об этих скотах, все равно не поверю! — с истеричными нотками закончил он.

— Хорошо им воевать, — пытаясь разрядить начавшую накаляться обстановку, притворно вздохнул неунывающий Гамов. — Убил неверного — милости просим в рай. А в раю, как я слышал на допросе под Кунгузом, — цветут сады, есть разные фрукты, красивые мальчики, прекрасные девочки и все, что захочешь, все, что запрещено мусульманину в этой жизни. В общем, сплошная лафа! Только вот никак не возьму в толк, почему то, что запрещено в мусульманской жизни, разрешено в мусульманском раю.

— Разве в христианской религии иначе? — насмешливо поинтересовался добряк Никита Голицин. — Нечего выпендриваться. В этом отношении все религии одинаковы: чем больше терпишь в этой жизни, тем счастливее будешь в той, загробной.

— Дай же закончить мысль, — возмутился Гамов. — Так вот, у них — убил неверного, открыта дорога в рай. А тут, сколько ни убивай, не то что в рай, в отпуск не попадешь.

— В Коране утверждается, — подхватил Марьясин, — что, убивая, воин выполняет волю Аллаха, заранее все предусмотревшего и предопределившего, позаботившегося о нем на том случай, если воин будет убит. Тогда убитому не придется ожидать ни воскресения, ни страшного суда. Он сразу окажется в раю. В Коране вспоминается воин по имени Омер ибн Алхумам. Услышав об обещании Аллаха, он воскликнул: «Так значит, между мной и раем стоит только смерть!» и бросился в сражение, чтобы скорее убили. Другому, Джафару ибн Абу Талибу, взамен отрубленных в сражении при Мунте в 629-м году рук — заметьте, все указано точно — Аллах дал крылья, и он, наверное, до сих пор летает вместе с ангелами по небу.

— Вот идиоты! — хохотнул Голицин.

— Не все, — сразу возразил Михаил. — В Коране постоянно встречаются жалобы на то, что духовные наставления не доходят до людей, и поэтому необходимо насаждать жесткую военную и духовную дисциплину. А необходимость этого мотивируется так: «Предписано вам сражение, а оно ненавистно для вас. И может быть, вы ненавидите что-нибудь, а оно для вас благо. И может быть, вы любите что-нибудь, а оно для вас зло. Поистине Аллах знает, а вы не знаете!» Вот так-то, мужики. Какое там стремление в рай через смерть, если, например, в Иране в 7-м веке воинов ислама во время боевых операций по пять-шесть человек сковывали цепями, чтобы пресечь возможность к отступлению.

— Очень удобно, — сказал Юрий и уточнил. — Да нет, не о цепях, это мура. Я о том, что Аллах знает, а вы не знаете. Значит, заткнись и делай, что прикажут.

— Совсем как у нас, — рассмеялся Мелентьев. — Только у нас не ссылаются ни на Аллаха, ни на его первого заместителя по строевой части Мухаммеда. Тут любой мудак с двумя звездочками на погонах в подпитии может погнать взвод на пулеметы душманов.

— Брось, Дмитриевич, — пьяно махнул рукой обычно застенчивый Слава Весуев.

— Что вы все об одном и том же, надоело. Пусть лучше старшой, — кивнул он на Марьясина, — из их истории что-нибудь расскажет.

— Мало ты еще видал, паренек, — укоризненно проговорил Мелентьев. — Да больно уж ловко со своим пулеметом «духов» в рай отправляешь. Ладно, пей да слушай.

— Вот тебе из их истории, Слава, — откликнулся Михаил. — Слышал, наверное, фразу: «Нет бога кроме Аллаха и Мухаммед — пророк его»?

— Слыхал, — кивнул Весуев.

— Так вот, насчет Аллаха не скажу, а Мухаммед — действительно историческая личность. Французы переиначили его в Магомеда. Жил он с 570 по 632 годы, учти — нашей эры. И поскольку он основатель новой религии, то это религия самая молодая и по количеству верующих самая популярная в мире. Мухаммед умнейший был мужик. Но редкостный пройдоха, блестящий демагог и откровенный разбойник. Можно сказать, пророк с большой дороги! Не счесть, сколько на его совести жизней соотечественников, не разделявших его высосанных из «вещих» снов убеждений — смеси дикости и властолюбия. Как только надо чего-нибудь добиться от верующих, он во сне «беседует» с Аллахом и, проснувшись, сообщает его волю как приказ. Кстати, в основу Корана как раз и положены байки Мухаммеда о наставлениях, полученных якобы от Аллаха. Между прочим, в год смерти у пророка было девять жен.

— Неплохо устроился, — рассмеялся Гамов. — Могучий, видать был мужик. Но ну его к Аллаху. Давайте, ребята, лучше о бабах. Без этого какая выпивка! А ее у нас, слава Аллаху и Дмитриевичу сегодня хватает.

Застолье продолжалось. Пили уже без общих тостов, кто за что и сколько хотел. Молодежь преимущественно болтала о женщинах, похваляясь придуманными победами. Офицеры и старший прапорщик Мелентьев на правах старшего по возрасту составили обособленную компанию. Здесь сейчас шел разговор, который вестись мог лишь в подпитии и среди своих, да и то был небезопасен.

— Я честно не понимаю, за что они так упорно воюют, — хоть и заплетающимся языком, но еще весьма связно излагал свои невинные мысли юный Юрий Антонович Черных. — Живут в такой бедности, что смотреть жалко. Прозябают в дикости, грязи, невежестве. Ходят в рубищах, побираются, голодают. И за эту жизнь идти на смерть? А ведь мы не завоевателями пришли к ним, не захватчиками. Мы пришли помочь им наладить нормальную человеческую жизнь.

— Нормальную жизнь нам бы и у себя наладить не мешало, — с улыбкой заметил Кондратюк. — То, что наши люди никогда не жили в достатке, почему-то всегда считалось объективной неизбежностью. И в песне поется: «Раньше думай о Родине, а потом о себе». Будто родина — это кто-то другой, а не мы сами.

— Хорошо сказано, Васильевич, — заметил Мелентьев. — Ну, а зачем мы пришли сюда, с этим надо бы еще разобраться. Раз народ против нас, стало быть, мы здесь затем, чтобы защищать власть этих Кармалей.

— Которые умеют только помыкать людьми, а не управлять государством, — отстраненно подхватил Кондратюк.

— А у нас разве не так? — с прищуром глядя на лейтенанта Черных, поинтересовался Михаил.

— Ты бы поосторожнее, старшой, — предупредил Мелентьев.

— Ничего, Дмитриевич, Аллах не выдаст — свинья не съест.

— Аллах-то не выдаст. Зачем ему? — откинувшись на постели и пуская в потолок сигаретный дым, задумчиво произнес Кондратюк. — А вот Юрий Антонович донести может.

Еще до отъезда в Москву они с Мелентьевым перебрали каждого члена группы и пришли к выводу: скорее всего, доносит обо всем, что делается в их небольшом коллективе, Черных. Они знали, что время от времени с каждым беседует представитель разведуправления и каждый в силу специфики службы обязан откровенно отвечать на все вопросы. И, тем не менее, решили, что постоянно посылает рапорты именно лейтенант. Судя по тому, что именно к лейтенанту обратился со своим провокационным вопросом старший лейтенант Марьясин, он пришел к такому же заключению.

— Да что ты на самом-то деле, командир! — вскинулся оскорбленный Юрий. — Я не доношу, а докладываю, как требуют от каждого. И докладываю о том, что мы делаем, а не о том, кто что думает.

— Ладно, Юрий Антонович, доложишь, хрен с тобой, — разгорячась, заговорил Марьясин. — Но о чем будешь докладывать? О том, что я против советской власти? Так это чушь. Я не против советской власти. Я против тех, кто, осуществляя эту власть, исказил ее до наоборот. Я против тех, кто из социализма сделал частное охотничье угодье вместо общественного заповедника. Я против того, чтобы, в общем-то, относительно приличный дом терпимости, в котором мы жили, превращали в грязный, заплеванный бардак. А теперь о твоем непонимании того, за что дерутся моджахеды, — продолжал Марьясин. — Вот скажи мне, Юра, за что русский мужик воевал против французов в 1812 году? За сохранение крепостного права, то есть за рабство, которое, кстати, Наполеон намеревался отменить? За двадцать пять лет жестокой солдатчины? За Родину, которая отказывалась признать в нем человека и обрекала на беспросветно убогую, скотскую, первобытную жизнь?