Евгений Савицкий - Полвека с небом

• Название: Полвека с небом
• Автор: Евгений Савицкий
• Издательство: Воениздат
• Жанр: История
• Год: 1988

Пожалуй, не сыщется такого отечественного истребителя, на котором бы в свое время не летал автор этих воспоминаний. Вся жизнь дважды Героя Советского Союза маршала авиации Е. Я. Савицкого неразрывно связана с развитием и совершенствованием Военно-воздушных сил нашего государства. Бывший беспризорник, а затем рабочий цементного завода в Новороссийске, Е. Я. Савицкий в 28 лет становится командиром дивизии, а в 32 года — командиром корпуса. 3-й истребительный авиационный корпус Резерва Верховного Главнокомандования, которым в годы Великой Отечественной войны он командовал, участвовал в сражениях в небе Кубани, Крыма, Белоруссии, Берлина. В послевоенные годы маршал Е. Я. Савицкий занимал должность заместителя главкома Войск ПВО страны. Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

Мост этот советская авиация, используя свое превосходство в воздухе, буквально растащила по бревнышку. Наши истребители перехватывали самолеты Геринга в воздухе и отправляли их вместе с предназначенными для окруженных дивизий Паулюса грузами на землю в том виде, в каком от них уже нельзя было ожидать ровно никакого прока — как от любой горящей груды обломков.

Самому мне в те дни подниматься в воздух доводилось не часто: штаб авиагруппы был небольшим и работа по организации и управлению боевыми действиями отнимала почти все мое время. И все же я старался использовать малейшую возможность, чтобы принимать участие в боевых вылетах.

Сталинград, когда он оказывался под крылом, всякий раз производил на меня тяжелое впечатление, от которого так и не удалось до конца избавиться. От города, хорошо знакомого мне по тем временам, когда я учился, а затем работал инструктором в летной школе, ничего не осталось. Если, конечно, не считать развалины. Казалось, что пролетаешь над огромной черной дырой, контрастно выделявшейся на фоне ослепительно белых, занесенных глубоким снегом полей, вплотную подступавших к гигантскому пепелищу. Там, где когда-то люди трудились, растили детей, ходили в кино и друг к другу в гости, где, одним словом, текла обычная жизнь большого приволжского города, теперь раскинулась выжженная пустыня, безликое ничто из обгорелой земли, камней и обломков. Ни я, ни другие летчики не могли смотреть на все это без опалявшего душу гнева, без ненависти к тем, кто стер с лица земли целый город вместе с жизнью населявших его людей, кого жажда власти и алчность на чужое добро превратила в тупых, бездушных варваров, не сохранивших в себе ничего, кроме низменных инстинктов и разнузданной, ничем не сдерживаемой агрессивности. И мы стремились бить врага без устали и беспощадно. Причем это была не только фраза. Война, мол, эмоциональных подстегиваний не требует — с гневом там или без гнева, а все равно воюешь. Но так только кажется. Ненависть к врагу делала нас сильнее и зорче, добавляла в бою если не умения и мастерства, то упорства и воли к победе…

Однажды во время барражирования над одним из участков территории противника я уже собирался вести шестерку «яков» назад, на аэродром, так как горючего в баках оставалось совсем немного. И вдруг с запада, со стороны солнца, показалась большая группа «юнкерсов», идущих под прикрытием Ме-109. Вступать в бой было рискованно: немцев много, схватка могла затянуться, а горючего, как уже сказано, кот наплакал. Но дать врагу уйти безнаказанно мы просто не могли. Одна только мысль об этом вызывала чуть ли не физическое отвращение: черное пепелище Сталинграда должно было стать могилой и для тех, кто в этом повинен, — котел, в который попали дивизии Паулюса, надлежало держать надежно закрытым и сверху.

Набрав для атаки высоту, выбираю мишенью головной «юнкерс». Ведомым моей пары был в тот раз старший лейтенант Никитин — он тут же повторил вслед за мной маневр. Стремительно сближаюсь с Ю-52, но огня не открываю — для повторной атаки может не хватить горючего. Его и так в обрез. Только-только, чтоб дотянуть после короткого боя до аэродрома. Поэтому бить надо наверняка, с близкой дистанции.

Теперь пора… Жму на гашетку — короткая, куцая очередь, и все! Оружие отказало. Но к транспортнику уже потянулись новые трассы — открыл огонь мой ведомый. К тому, что немец получил от меня, Никитин добавляет свою порцию. «Юнкерс» задымил и тут же взорвался в воздухе.

Остальные две пары «яков» — и тоже с первого же захода — зажгли каждая по Ю-52.

Все произошло внезапно, настолько быстро и четко, что «мессеры» даже не успели вмешаться. А может, не захотели. Во всяком случае, преследовать, нас, когда после успешной атаки мы взяли курс к себе на аэродром, они не стали.

А горючего у одного из «яков» все же не хватило, пришлось идти на вынужденную. У меня, когда приземлялся на аэродроме, тоже не оказалось ни капли.

Зато «юнкерсы» рухнули на землю с полными баками.

В ходе воздушной блокады все яснее и яснее проглядывался наступательный характер действий нашей истребительной авиации, к которому она теперь переходила от свойственной первым полутора годам войны оборонительной тактики. Опережать противника в обнаружении, чтобы перехватить инициативу в бою; обеспечивать запас скорости, позволявшей наносить стремительный, внезапный удар и маневрировать с большими перегрузками; выходить из атаки в заднюю полусферу на большой скорости, избегая при этом проскакивания, чтобы не подставить себя под пушки противника, за счет гасящего избыток скорости набора высоты; прекращать бой неожиданным для противника маневром, обеспечивающим быстрый уход из пределов зрительной с ним связи… Все эти, а также другие элементы, присущие тактике наступательного боя уверенно входили в арсенал боевых действий наших летчиков-истребителей. Безвозвратно уходили в прошлое времена, когда фашисты чувствовали себя хозяевами в воздухе…

За период с 19 ноября 1942 года по 2 февраля 1943 года наша авиация уничтожила под Сталинградом до 3000 вражеских самолетов[3].

В конце декабря сорок второго я получил распоряжение оставить Юго-Западный фронт и срочно прибыть в Москву, в штаб Военно-воздушных сил.

Приказ для военного человека дело привычное. Но как его выполнить, если транспортные самолеты из-за метелей и снежных зарядов не летали, а про железную дорогу и думать не хотелось — пешком быстрей доберешься! А в Москву прибыть ведено срочно… Словом, пешком не пешком, а выход из положения искать надо.

Выручил механик. Александр Меньшиков на выдумки всегда был горазд — смышленый, находчивый, изобретательный, — с таким не пропадешь. Он и в механики из рядовых мотористов пробился, немецкий язык на фронте неплохо освоил, а уж в деле своем дока — «як» мой обслуживал почти с начала войны, и за все время ни одной неполадки. Привык я на него полагаться: плохого совета никогда не даст.

Нашелся Меньшиков и в этот раз:

— А что, товарищ полковник, если на трофейном «шторхе» лететь? Самолетишко, конечно, так себе, не пассажирский лайнер, но зато маневренный и в управлении легкий. Вполне на нем до столицы добраться можно.

Поначалу я вроде бы засомневался. На «физилер-шторхах» — был у немцев такой связной самолет — прежде никогда не летал, да и сама машина показалась мне какой-то несерьезной, хлипкой. Но с другой стороны, скорость у нее при взлете и посадке небольшая, а значит, и сесть при нужде хоть на крышу сарая можно. Да и Меньшиков, судя по всему, времени даром не терял и трофейный самолет успел изучить. Короче, решился. Не на боевом же истребителе, в самом деле, лететь!

И надо сказать, Меньшиков не ошибся. До Москвы мы с ним добрались даже быстрее, чем предполагали. А вот в самой Москве чуть не заблудились.

Впрочем, немудрено. Погода, и без того никуда, при подлете к Москве вконец испакостилась: снег стеной валит, облачность едва не до земли — хоть назад поворачивай! Крыши домов, если очень вглядеться, различить можно, а вот Центральный аэродром, куда нам надо, как сквозь землю провалился…

— Может, сядем, товарищ полковник? — предложил Меньшиков. — Хоть прохожих расспросить можно будет. Сели. А куда — неизвестно. Слышим, кто-то дурным голосом нам кричит:

— Куда сел? Взлетай назад! Лед провалится…

— Милиционер кричит, — сообщил как ни в чем не бывало Меньшиков. — С берега.

Выяснилось, что сели мы на замерзшую реку за крымским мостом, неподалеку от Кремля. Оттого, видно, и милиционер сразу же отыскался. Объяснил он нам по-русски, что к чему, даже голос под конец сорвал, пока кричал нам с берега. Зато с ориентировкой теперь стало ясно. Через десять минут я уже приземлил «шторх» на Центральном аэродроме.

А еще через полчаса доложил о своем прибытии представителю штаба Военно-воздушных сил генералу А. В. Никитину.

С Никитиным встречаться мне не приходилось. И я решил, что ему обо мне если что и известно, то лишь в общих чертах. Поэтому его внимательный, изучающий взгляд, который он не спускал с меня во время моего доклада, я посчитал естественным, отнеся насчет первого знакомства. Надо же к новому человеку присмотреться!

Но Никитин мое заблуждение тотчас развеял.

Начал генерал неожиданно и вроде бы даже для меня лестно. Дескать, слышал обо мне много хорошего — и воюю умело, и летчик опытный, но… С этого-то «но» все и началось! Оказалось, что Никитину уже доложили, на чем я прилетел из Сталинграда в Москву и где какие посадки делал. Не до конца, видать, сорвал себе голос милиционер, хватило и на то, чтобы снять трубку да сообщить куда следует.

— Мальчишество… Непростительная безответственность… Лететь на незнакомом самолете в такую погоду… — доносились до меня слова Никитина.

А я стоял и думал: зачем все же меня так срочно вызвали в Москву? И это в то время, когда мы добиваем немцев на Волге! Когда там, под Сталинградом, каждая боевая машина, каждый летчик-истребитель на счету!