Илья Носырев - Карта мира

• Название: Карта мира
• Автор: Илья Носырев
• Издательство: ФОРУМ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2006
• ISBN: 5-91134-018-6

Что за время на дворе? Законы физики отменены, вместо них на Земле действуют законы волшебства. Только заглянув в календарь, можно понять: век на дворе-то уже тридцатый… Мужичье жжет ведьм, засиживающихся до поздней ночи в Интернете. Поэты сравнивают свои душевные терзания с ошибками на жестком диске. Эстет-маркиз, большой поклонник де Сада, по ночам превращается в анатомически отвратительное чудовище и опустошает собственную деревню. Ожившие мертвецы ведут классовую борьбу, а правительство призывает относиться к нежити по возможности политкорректно!

Рыцарь Рональд и монах Иегуда, прозванный Слепцом за дар теплового зрения, должны продраться сквозь фэнтезийный абсурд, который на поверку оказывается… абсурдом современной жизни. «Нам не понять этих людей: они мыслили ограниченными категориями своего жестокого XXI века», — вздыхает монах.

«Алиса в стране чудес», написанная историком, — страшная… и страшно комичная.

---

Иегуда вступил в схватку с врагом гораздо сильнее себя.

И тут из Муравейника явилось нечто, что на миг заслонило солнце.

Сперва солдаты увидели радужный блеск, который, словно лучезарное облако, покрыл собою каменную громаду, затем в этом блеске стали видны отдельные элементы: жужжащие крылья, подрагивающие лапки, быстро поворачивающиеся круглые головы. И грохот, точно от целой вереницы колесниц, металлический скрежет и скрип.

То была саранча, вполне человеческих размеров насекомые с человеческими же лицами — женскими.

Мигом она опрокинула стройные свежие полки, только что вступившие в битву; даже дикие крики ужаса и боли покрыл этот страшный скрежет. Тысячи римских воинов вовсе не прервали шага, который готовились сделать в своем уверенном натиске на врага — но шаг этот был сделан кем-то уже без головы, кем-то без половины тела, а кем-то одной лишь оставшейся от человека ногой. Саранча чередовала резкие и замедленные движения: то тратя долю секунды на то, чтобы обратить живого и невредимого еще мгновение назад солдата в кусок рефлекторно дрожащего студня, плещущегося в остатках его панциря — то садясь на землю, ползая по ней и смотря своими пустыми глазами-зеркалами на тех, кто уже бежал.

Несколько секунд — вот сколько времени заняло все это. Но осознал странный факт Рональд уже в то время, когда понял, что лежит под грудой трепещущих конечностей, кусков живых и мертвых тел — своих и вражеских. Груда эта давила на его грудь точно так же, как скрежет крыл саранчи — на его душу.

И был вечер: красный и необычайно плоский диск висел невысоко над горизонтом, над полем клубился дым — но не все еще были мертвы. Оглохший и отупевший от страшной тяжести, вминавшей его доспехи, Рональд видел движущиеся фигуры вокруг себя — и одна из них была особенно страшной.

Медная саранча с человеческим лицом ползла по полю прямо к нему, он потянулся за мечом, но меч утонул в этом слое тел, и он только успел повернуть голову к этому металлическому бесстрастному лицу — когда она ужалила его.

И он сразу же почувствовал, как внутрь его сознания потекла какая-то болотистая зелень, тело его перестало ему повиноваться — да и ни к чему это было, ибо шевелиться под этой горой рук, ног, спин, животов и текущей из них жидкой ткани он все равно не мог.

Саранча глянула на него своими черными стеклянными глазами, втянула хоботок и поползла дальше.

В освобожденном ее телом пространстве Рональд увидел жерло мощного единорога, плевавшееся огнем, но криков монахов, которые выронили его в следующее мгновение, он не услышал, а увидел лишь, как сверкнули в закатном свете крылья саранчи, одним прыжком повалившей всех этих людей. Огонь стал вырываться из единорога пятнами, падая на разбросанные по полю тела, и вмиг покрыл все вокруг ядовитым дымом.

Сквозь этот дым летели ядра расположенной на холме артиллерии, опрокидывая саранчу, пробивая ее гладкие стальные бока, взрывая землю все ближе и ближе к тому месту, где он лежал.

Несмотря на охватившее его тело отупение, Рональд прекрасно понимал, что случится в следующее мгновение.

Главное — собрать все хорошее, что было и есть, в одну крохотную белую точку сознания. Я знаю, сейчас ударит огонь и превратит мое тело в пепел и мой мозг — в пар, но он пройдет сквозь эту точку, не причинив ей вреда. Минут войны, темные времена, когда варвары будут сжигать наши города, когда сами цивилизованные жители будут есть мясо своих соплеменников, предаваться свальному греху, жечь книги и разбивать статуи, смеяться над Богом — все это уйдет, а добро и красота, спрятанные в этой крохотной точке в моем сознании и в сознании тысяч таких же людей, взойдут по всему этому полю смерти чудесными белыми цветами. Ибо чувство красоты есть в самом извращенном человеческом сознании, и у каннибалов и чернокнижников родятся внучки-поэтессы и внуки-аристократы духа, и прежняя мораль вернется, поскольку красота и есть мораль, и красота и есть Бог.

Я верую.

Он видел эту нежно-белую, молочного цвета точку, которая сияла над ним, как звезда. И когда его сознание рухнуло по бессчетным ступенькам каменной лестницы, ведущей в небытие, точка не погасла.

Он шел над этим полем трупов, ступая ногами по воздуху, так что даже самый большой скептик и лжесвидетель не мог бы сказать, что он идет по трупам. Легко ступая, он подошел к тому месту, где лежал Рональд, взял его за руку и безо всякого усилия извлек из-под этой кучи шевелящихся останков.

Лицо его было светло, как лица святых на иконах. И как ни был Рональд слаб, и туманен его взор сколь бы ни был, он в тот же миг понял, что это Лоренс Праведник. Рыцарю захотелось закричать, заплакать, пасть перед святым ниц, но ничего он не мог — ибо душа его жила и чувствовала совсем отдельно от тела.

Лоренс улыбался, неся тело рыцаря на руках. Они вмиг пересекли поле брани и оказались у околицы деревни. Там святой положил Рональда на земле, еще раз улыбнулся и вложил ему в руки Карту мира.

Свет переполнял душу рыцаря. Это была и вправду достойная смерть, думал он. Лоренс Праведник похлопал его по плечу, а затем повернулся к нему спиной и плавно растворился в воздухе. И Рональду стало так хорошо, как никогда не было.

Эпилог

Белые цветы — благоухающий сад переполнил его душу. Он не мог думать внятно: просто смотрел, зная, что это за место. Эта красота искупила сразу все; люди напакостили в безумии своем, но Господь глянул с неба — и прислал весну, чтобы она исправила все. Эта весна, видно, и есть тот Светлый рай, которого мы все заслужили, подумал он наконец. Мысль его снова облекалась в слова. Он посмотрел на свои руки и увидел, что все они в красных пятнах. Слабенькие у меня ожоги, повезло, — подумал он, и это была его вторая мысль. А вот и башня Правителей, подумал он, подняв голову, — и это была его третья мысль.

Он все еще находился на земле, хотя было совершенно ясно, что с тех пор, к коим относились его последние воспоминания, минуло довольно много времени: борода, которую он брил каждые три дня, находясь в своем походе, отросла и придала ему вид почти растительный; он провел по ней руками и почувствовал, как горит кожа его подбородка и щек. Вот почему его не брили. Ну да ладно, успеем еще.

Он сидел на скамейке, открыв свое сердце белому саду. Казалось, время остановилось, солнце стояло в своей высшей точке и опускаться не собиралось. «Какая красота!» — думал Рональд. — «Никогда бы не подумал, что может быть такая красота!»

Те боль и грязь, которые ему довелось увидеть в последние дни, уже не казались ему пощечиной божественной гармонии. Если такова была награда за них, то в справедливости мироздания можно было не сомневаться. И не было ничего темного, что могло осквернить сейчас эту красоту — ибо воспоминания его ушли куда-то.

На скамейку присел седовласый человек. Он улыбнулся.

— Никогда не сомневался в том, что ты — достойный сын своего отца. Думаю, во всем государстве был только один дворянин, которому я мог доверить такое опасное дело.

— Правитель Арьес, я не сделал бы этого в одиночку. Иегуда… Что с ним?

— Он жив и здоров, будь покоен. Почивает на лаврах заслуженной славы. Человек, залечивший язву Муравейника, этого достоин, и что можем мы добавить к его славе? Правда, горечь его еще сильней: почти все иноки монастыря Св. Картезия погибли в битве… Как и большая часть наших воинов. Ты спасся чудом, просто чудом. Врачи намеренно держали тебя в состоянии сна, чтобы боль и страх быстрее улетучились. Ты совершенно здоров, отделался ожогами и царапинами.

Арьес снял корону и вертел ее в руках.

— Не хочу расставаться с ней — вовсе не из-за властолюбия, вовсе не потому, что считаю себя достаточно мудрым, чтобы управлять страной. Меня обманули, сын мой, провели, как младенца — и теперь я не знаю, что случится с Римом.

Ароматы цветов не давали тревоге вновь проснуться в душе Рональда.

— Я не понимаю, повелитель, — только и сказал он.

— Проще простого: Эбернгард вернулся и, как только оправится от раны и усталости, вновь станет королем. Он уже встречается с народом, принимает дворян, беседует с папой. И я замечаю, как люди в городе перестают бояться мертвецов — ведь сам их король провел столько времени в потустороннем мире и вернулся. Уже стало модным читать мистические книги, в Риме совершается все больше и больше самоубийств, флегматичных и вялых… Если человек не видит выхода из самой пустяковой ситуации, он разносит себе голову из пищали. Экзальтированные барышни катаются в Новые Убиты, чтобы посмотреть на еще оставшихся на этой земле живых мертвецов, посопереживать их грустной судьбе — а возвращаются оттуда желтыми и пахнущими трупом. Меня обманули, Рональд: вернуть нам моего брата было вполне в планах мертвецов! Я не удивлюсь, если вскоре узнаю, что в Империи обнаружился новый Муравейник, еще больше и ужасней старого. Я заблудился, заплутал…