Дино Буццати - Рассказы из сборника Семь гонцов

• Название: Рассказы из сборника Семь гонцов
• Автор: Дино Буццати
• Жанр: Научная Фантастика

---

"Кто там?" - спросил я в третий раз. Ничего. Но вот послышался какой-то шум. Он шел не из-за двери, не с площадки и не с ближайших лестничных маршей, а снизу, должно быть, из подвала, и все здание от него вибрировало. Так бывает, когда по тесному проходу волокут что-то очень тяжелое, волокут с предельным напряжением сил. Действительно, что-то волокли. И еще в этом звуке слышался - господи помилуй! - протяжный, невыносимый для уха скрип - так бывает, когда надламывается балка или щипцами выдергивают зуб.

Я не мог понять, что там такое, но сразу же догадался, что это то самое, из-за чего мне звонили по телефону и в дверь глухой и таинственной ночной порой!

Скрежещущий, надрывающий душу звук накатывал волнами, постепенно становясь все громче, словно эту непонятную вещь поднимали вверх. И тут я услышал доносившийся с лестницы непрерывный, хотя и приглушенный гомон. Я не удержался, потихоньку отодвинул цепочку и, приоткрыв дверь, выглянул наружу.

На лестнице (я видел всего два марша) было полно народу. В халатах и пижамах, кое-кто даже босиком, соседи высыпали из квартир и, перегнувшись через перила, в тревожном ожидании смотрели вниз. Я заметил, что все смертельно бледны и стоят неподвижно, словно страх парализовал их.

"Эй, эй!" - позвал я через щель, не осмеливаясь выйти на площадку в пижаме. Синьора Арунда с шестого этажа (она даже не успела снять бигуди) обернулась и посмотрела на меня с укоризной. "Что там такое?" - спросил я шепотом (почему бы не спросить громко - ведь никто не спал?).

"Тс-с-с! - откликнулась она тихонько, с беспредельным отчаянием в голосе (представьте себе больного, которому врач сказал, что у него рак).Ц Там атомная бомба! " - и указала пальцем вниз, на первый этаж.

"Как это атомная бомба?"

"Она уже здесь... Ее втаскивают в дом... Это для нас, для нас... Идите сюда, смотрите".

Поборов неловкость, я вышел на площадку; протиснувшись между двумя незнакомыми типами, я глянул вниз и вроде бы рассмотрел какой-то черный, похожий на огромный ящик предмет, вокруг которого суетились с рычагами и веревками в руках люди в синих комбинезонах.

"Это она?" - спросил я.

"Ну да, а то что же? - ответил какой-то грубиян, стоявший рядом со мной. Потом, словно желая загладить свою резкость, добавил: - Говорят, дородная".

Кто-то отрывисто, невесело хихикнул:

"Какая, к черту, дородная! Водородная, водородная. Последней модели, прах их побери! Это ж надо было - из миллиардов людей, живущих на земле, выбрать нас, прислать ее именно нам, на улицу Сан Джулиано, восемь!"

Когда первое, леденящее душу потрясение немного улеглось, ропот столпившихся на лестнице людей стал более взволнованным и громким. Я уже различал отдельные голоса, сдерживаемые рыдания женщин, проклятья, вздохи. Какой-то мужчина, не старше тридцати лет, безутешно плакал, изо всей силы топая правой ногой о ступеньку. "Это несправедливо! - твердил он. - Я здесь случайно!..

Я проездом!.. Я ни при чем!.. Завтра мне уезжать!.."

Слушать его причитания было невыносимо.

"А я вот завтра, - резко бросил ему синьор лет пятидесяти, если не ошибаюсь, адвокат с девятого этажа, - а я завтра должен был есть жаркое. Понятно? Жаркое! А теперь придется обойтись без него.

Так-то!"

Какая-то женщина совсем потеряла голову: схватила меня за руку и стала трясти.

"Вы только посмотрите на них, посмотрите, - говорила она тихо, показывая на двух ребятишек, стоявших с ней рядом. - Посмотрите на моих ангелочков! Как же так можно? Разве бог может допустить такое?"

Я не знал, что ей ответить. Мне было холодно.

Зловещий грохот продолжался. Как видно, им там, с ящиком, удалось основательно продвинуться вперед. Я опять посмотрел вниз. Проклятый предмет попал в конус света от лампочки. Стало видно, что он выкрашен в темно-синий цвет и весь пестрит надписями и наклейками. Чтобы видеть лучше, люди свешивались через перила, рискуя сорваться в пролет. До меня доносились обрывки фраз: "А когда она взорвется? Этой ночью?.. Марио-о-о, Марио-о-о!!! Ты раз будил Марио?.. Джиза, у тебя есть грелка?.. Дети, дети мои!.. Ты ему позвонил? Говорю тебе, позвони! Вот увидишь, он сможет чтонибудь сделать... Это абсурд, дорогой мой синьор, только мы... А кто вам сказал, что только мы?

Откуда вы знаете?.. Беппе, Беппе, обними меня, умоляю, обними же меня! .." И молитвы, жалобы, причитания. Одна женщина держала в руке погасшую свечку.

Вдруг по лестнице зазмеилась какая-то весть. Это можно было понять по взволнованным репликам, передававшимся все выше, с этажа на этаж. Весть хорошая, если судить по оживлению, которое сразу же овладевало услышавшими ее людьми. "Что там? Что такое?" - нетерпеливо спрашивали сверху.

Наконец ее отголоски донеслись и до нас, на седьмой этаж. "Там указаны адрес и имя", - сказал ктото. "Как - имя?" - "Да, имя человека, которому предназначается бомба... Бомба-то, оказывается, персональная, понимаешь? Не для всего дома, не для всего дома, а только для одного чело века... не для всего дома!" Люди словно ополоумели от радости, смеялись, обнимались, целовались.

Потом внезапная тревога заглушила восторги. Каждый подумал о себе, все стали с испугом спрашивать о чем-то друг друга, на лестнице поднялся невообразимый галдеж:

"Какая там фамилия? Никак не прочтут..."

"Да нет, прочитали... Какая-то иностранная (все сразу же подумали о докторе Штратце, дантисте с бельэтажа). Хотя нет, итальянская... Как вы говорите? Как, как? Начинается на т... Нет-нет, на Б - как Бергамо... А дальше, дальше? Вторая буква какая? Вы сказали, У? У, как Удине?"

Все смотрели на меня. Никогда не думал, что дикая, животная радость может так исказить человеческие лица. Кто-то не выдержал и разразился смехом, перешедшим в надсадный кашель.

Смеялся старик Меркалли, тот, что занимается распродажей ковров с аукциона. Я все понял. Ящик с заключенным в нем адом предназначался мне; это был личный дар мне, мне одному. Остальные могли считать себя вне опасности.

Что оставалось делать? Я отступил к своей двери. Соседи не сводили с меня глаз. Там, внизу, зловещее поскрипывание огромного ящика, который медленно и осторожно поднимали по лестнице, неожиданно слилось со звуками аккордеона. Я узнал мотив песенки "La vie en rose" (Жизнь в розовом свете (франц.).

Искушения святого Антония

Когда лето уже на исходе, господа дачники поразъехались и самые красивые места опустели (а в окрестных лесах слышны выстрелы охотников и с продуваемых ветром горных перевалов на условный сигнал, - голос кукушки Ц спускаются первые осенние гости с таинственной ношей за плеча ми), вот тогда, поближе к закату, часов этак в пять-шесть, стягиваются порой огромные кучевые облака - наверное, для того, чтобы вводить в искушение бедных деревенских священников.

Именно в это время в помещении, служившем некогда спортивным залом, молоденький помощник приходского священника дон Антонио дает детям урок катехизиса. Вот тут стоит он, тут - скамьи с сидящими на них детьми, а в глубине, за скамьями, - во всю стену окно, обращенное к востоку, в сторону величавой и прекрасной горы Коль Джана, залитой светом заходящего солнца.

"Во имя Отца и Сына и Свя... - начинает урок дон Антонио. - Дети, сегодня мы поговорим с вами о грехе. Кто из вас знает, что такое грех? Ну, Витторио, давай... Интерес но, почему это ты всегда садишься в самом последнем ряду?.. Так вот, можешь ли ты сказать мне, что такое грех?"

"Грех... грех... в общем, это когда человек совершает вся кие плохие поступки".

"Да, конечно, так оно примерно и есть. Но правильнее было бы сказать, что грех - это оскорбление, нанесенное господу богу, поступок, содеянный в нарушение его заповеди".

Между тем облака над Коль Джана начинают перемещаться, словно подчиняясь воле какого-то хитроумного режиссера. Ведя урок, дон Антонио прекрасно видит все это через стекла, как видит он паука, затаившегося на своей паутине в одном из углов окна (почему-то как раз там, где мошкары почти нет), и неподвижную, скованную осенней немочью муху, сидящую неподалеку. Сначала облака располагаются следующим образом: из удлиненного плоского основания вытягиваются какие-то протуберанцы, похожие на огромные клоки ваты, затем мягко очерченные края этой фигуры по степенно превращаются в сцепленные друг с другом завихрения. К чему бы это?

"Если мама, предположим, не велит вам что-то делать, а вы все-таки делаете, мама огорчается...

Если бог не велит вам что-то делать, а вы все-таки делаете, бог тоже огорчается. Но он вам ничего не скажет. Бог только смотрит, ибо он видит все и даже то, Баттиста, что ты сейчас не слушаешь меня, а сидишь и портишь скамью ножиком. И тогда бог берет это на заметку. Может пройти сто лет, а он все равно будет все помнить, словно случилось это только что..."

Подняв ненароком глаза, он видит пронизанное солнечным светом облако в форме кровати, да еще с балдахином, украшенным всякими завитушками, воланами, бахромой. Настоящая кровать одалиски. Дело в том, что дону Антонио хочется спать. Он встал сегодня в половине пятого, чтобы отслужить раннюю мессу в церкви маленькой горной деревушки, да так за весь день и не присел: тут тебе и бедняки, и новый колокол, и крестины двоих детей, и больной, и сиротский приют, и кладбищенские дела, и исповедование... в общем, с пяти утра сплошная беготня, а теперь еще эта манящая мягкая постель, словно специально приготовленная для него, бедного, издерганного священника.