Ирина Булгакова - Черный завет

• Название: Черный завет
• Автор: Ирина Булгакова
• Издательство: Издательство «Крылов»
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2007
• ISBN: 5-9717-0413-3

Мир под лучами Гелиона – странный мир. Здесь последнее слово умирающего становится Истиной. Одному мать пожелала здоровья, добра, богатства. Другого отец послал в бесконечное скитание. А есть и такой, что обратил собственного сына в злобное чудовище и обрек его на вечную охоту за людьми.

Мгновенно воплощаются в жизнь заклятия навсегда уходящих, только не дано им знать, чем отзовутся эти слова. С Истиной не спорят, но рок кружит предназначением и выводит неведомо куда. И совсем уж непредсказуема судьба Донаты: ведь мать бросила ее на съедение диким зверям…

---

– Здесь лестница. Правда, одно название, так, камни выпирают. Но по ним можно спуститься. Да не бойся ты, я недавно спускался.

Но чем дольше он говорил, тем яснее она понимала: ни за что она туда не пойдет.

– Ну? – он опустился в колодец по плечи и поднял лучину над головой. – Ты идешь?

Она мотнула головой из стороны в сторону.

– Как знаешь, – легко согласился он и исчез из виду, унося с собой свет.

Если бы он стал уговаривать, возможно, она на самом деле поднялась бы наверх и пошла прочь. Но та легкость, с которой он согласился, тут же заставила поменять решение. Особенно, когда она представила себе, как будет искать дорогу, и как легко ошибиться в полной темноте и оказаться рядом с деревней. Вот посмеются над ней, когда снова поймают!

Первый каменный выступ был еще виден. Срывая ногти, она судорожно цеплялась за трещины в сырой кладке колодца, готовая в любой момент скользнуть вниз.

– Осторожно, – долетело до нее снизу. – Оступишься – и поминай как звали. Здесь дна нет.

Она поверила сразу.

– Куда же мы идем? – хриплый голос потерялся в глубине пропасти, готовой принять новую жертву.

– Здесь боковой ход в подземелье. Туда и идем. Немного осталось.

С великой осторожностью переступая с очередного выступа на следующий, Доната думала только об одном: что делать, если ее схватит за горло Ключник своими мерзкими бесконечно длинными пальцами…

– Нравится? – спросил он.

– Нравится, – Доната глупо улыбалась, сидя на соломе, укрытой войлоком. Она выпила целый кувшин воды, заботливо предложенной незнакомцем. С одним беспокойством было покончено. От куска хлеба, протянутого ей, отказалась. Вода заполнила в желудке все пустоты, и для пищи там не осталось места.

Небольшую круглую пещеру хорошо освещал факел, предусмотрительно пристроенный незнакомцем в трещине каменной кладки. Рядом с подстилкой, на которой сидела Доната, лежали какие-то вещи, наполненный мешок, поодаль стояли у стены несколько кувшинов и глиняные фляги. Тут же лежали заготовленные факелы, и кресало с огнивом.

– Очень нравится, – еще раз подтвердила она.

Незнакомец довольно хмыкнул и снял капюшон.

Она узнала его по светлым вьющимся волосам, тотчас рассыпавшимся по плечам. И так же, как в тот раз, у реки, в первый миг приняла за девушку.

Он молчал, довольный произведенным эффектом. Она тоже. Оказывается, люди бывают даже красивыми, когда их лица не искажены ненавистью. Парня не портил свежий шрам, тонкой розовой полосой тянувшийся от левого виска вниз по щеке. Оказывается, у людей бывают открытые карие глаза, не прищуренные в ледяной злобе, и губы, которые не ухмыляются, а улыбаются. Так, что хочется улыбнуться в ответ.

– Рука зажила? – невпопад спросила она.

– Ага, – он тряхнул русыми кудрями, отгоняя неприятные воспоминания. – Звать-то тебя как?

– Меня – Доната. А тебя?

– Зови меня Ладимир, – сказал он, и почему-то отвел глаза в сторону. – Ну вот. Теперь мы квиты. Ты меня спасла, я – тебя.

– Спасибо. Только теперь мне кажется – это я тебе должна. Пошел против целой деревни… да и в колодец полез.

– Ага, – весело согласился он. Как будто лазать в колодец для него – сплошное удовольствие.

Она коротко вздохнула.

– Тебе, наверное, уходить надо, а то кто-нибудь хватится меня до времени – такое в деревне начнется…

– Ага, – снова согласился он.

– Ну что ж, – с расставанием лучше не тянуть. – Прощай. Зачтется тебе доброе дело. Спасибо еще раз.

– Пожалуйста. Только я никуда уходить не собираюсь.

– Как это? – она опешила. – Они же догадаются! Тебя будут искать… и меня.

– Будут. Но не найдут.

– Так, – до нее с трудом доходил смысл разговора. – Ты… значит, действительно, кого-то убил.

В ее понимании только этот страшный грех мог заставить человека добровольно пожертвовать родным домом, любовью матери, и обречь себя на скитания.

– Почему сразу – убил? – он недоуменно пожал плечами, и с лица медленно сошла улыбка. – У меня отец умер, – невпопад сказал он. – Вчера вечером.

Значит, не показался ей вечерний плач по покойнику.

– Сочувствую.

– И я тебе, – он посмотрел на нее странным тяжелым взглядом.

– Все равно, – она нахмурилась, – не понимаю: какая тут связь?

– Такая. Отец умер. Перед смертью Истину сказал… Мне, – тусклый безжизненный взгляд скользнул по лицу Донаты, как ножом оцарапал.

– И что?

– Перед смертью сказал Истину мне. Что тут непонятного?

– Все тут непонятное, – она начала медленно закипать. Не хочет говорить – никто его за язык не тянет, но зачем душу выматывать?

– Интересно тебе, что сказал… Всем интересно, – он передернул плечами и тихо заговорил. Больше для себя, чем для Донаты. – Мог ведь сказать что угодно: гору золота, новый дом, здоровья для матери, в конце концов… А он, – голос прервался. Парень молчал собираясь с силами. – Сказал: всю жизнь ходить тебе по дорогам, не зная покоя… Вот так. Легко, думаешь, смириться с Истиной? Я ведь как все хотел… Семью, детей… Как обухом по голове, – он прикусил нижнюю губу и стал совсем молодым: года на два ее старше, не больше.

Донате вдруг захотелось его поддержать.

– Плюнь, – веско сказала она. – Какое дело тебе до отца, раз он так с тобой обошелся. Живи, как знаешь. Может, невзлюбил тебя покойник, вот и пожелал злого. Его зло к нему же обернется, даром что после смерти. Мало ли какой старик на старости лет из ума выживет, сболтнет лишнего. Скажет: что б ты сдох. Старческий ум слаб – старик уже и сам не рад, а за себя не отвечает. Что же ты, пойдешь и сдохнешь?

– Ты что, с дерева свалилась? – по-простому предположил он.

– Почему сразу с дерева, – буркнула она, и тут же обдало ветром воспоминаний: стоит она на толстой ветке у самой кроны, а вдали встает роскошный огненно-оранжевый диск Гелиона.

Но тут Ладимир заговорил, и простое устройство знакомого мира перевернулось для Донаты с ног на голову.

4

Оставалось лишь недоумевать, почему мать ни разу не обмолвилась об истинном устройстве мира. Не знала? Нет, она не могла не знать. Она ведь так и сказала перед смертью: «Я не мать, чтобы пожелать тебе вечного счастья». И Доната нисколько не сомневалась, что будь она ее настоящей матерью, непременно пожелала бы счастья. Она – Кошка, а не какой-нибудь человек, который перед смертью собственному сыну желает «не знать покоя».

Теперь становилось понятным и отношение к старикам, и злорадные слова знахарки Наины «захочешь проклятье наслать перед смертью, и ничего у тебя не получится – родственников нет».

Многое становилось понятным. Одновременно простым, сложным и… страшным.

Последнее слово умирающего, адресованное близкому родственнику, становилось Истиной. Становилось его судьбой, его счастьем или проклятьем. Далеко не каждому случалось изречь Истину. Иные умирали молча, иные болтали неумолчно, но перед смертью на них так и не сходило Озарение, позволяющее изречь Истину.

Бабушку Ладимира считали склочной старухой. Перед смертью за ней бегала вся семья, выполняя ни то что желание – любой каприз. Боялись, скажет такую Истину, что не поздоровится. Старуха болела долго, угрозами близкого проклятья измучила всех. Да во многих семьях так и бывает. Пугала сильно. Бывало, поймает маленькую сестренку Ладимира и шепчет ей на ухо: скажу Истину, так вовек замуж не выйдешь, старой девой останешься, будут от тебя мужики как от прокаженной шарахаться. Сестренка слезы сдерживает, а старуха смеется. Мать Ладимира только что ноги ей не мыла да воду не пила – за детей боялась. А перед смертью на старуху Озаренье нашло, и сказала она Истину матери Ладимира. «Жить тебе, Магда, долго, и ни разу болеть не будешь». Сказала и умерла. С тех пор мать Ладимира ни разу и не болела, избавилась и от тех хворей, что с юности мучили.

У соседей по-другому было. Девчонка у них, дочь Мокия, маленькая умирала. Ее в лесу Кошка задрала. А может, и не Кошка, раньше-то считалось, что обычные лесные кошки на нее напали. Девчонка мучилась сильно, и знахарка ее не спасла. Сохнуть стала, почернела вся. А ночью Озарение на нее нашло, и сказала Истину. А дело, надо сказать, летом было.

«Мама, – говорит, – порадуешься завтра, выйдешь во двор – а там снег».

Наутро деревня просыпается – кругом снег лежит, белый, пушистый. Радость была детворе. А мать ее говорит: привет вам от доченьки моей.

Вот и Наина. Никаких таких способностей, чтобы знахаркой быть, у нее не было. Сестра ее в тяжелых родах умирала. Ждали, про новорожденную Истину скажет, а она сестре говорит: будешь знахаркой великой, только ослепнешь навсегда. Наина, когда услышала, в голос выла. Зрение отдать за дар Тайный – еще поищи охотников.

А у Родимира, что через два дома живет, удивительное случилось. Брат у него был, только с ранних лет в семье не жил. Сорвался с места и уехал с торговым обозом в город. С тех пор ни слуху о нем, ни духу. Поговаривали, к разбойникам подался, но доподлинно никто сказать не мог. Много лет прошло, уже и Родимир стал забывать, что у него брат был. И вот, представь себе, просыпается он однажды, а на столе сундук кованный стоит, а в нем золотишка видимо-невидимо. Серьги женские, браслеты, кольца, словом, побрякушки разные. Хотел от деревни утаить, да баба у него болтливая, Пистемеей зовут. Проболталась. Наина говорит, если б вся кровь, что за то золото пролита, выступила бы на нем, так захлебнулся бы Родимир в избе своей.