Сергей Лавренов - Советский Союз в локальных войнах и конфликтах

• Название: Советский Союз в локальных войнах и конфликтах
• Автор: Сергей Лавренов
• Издательство: ACT, Астрель
• Жанр: Политика
• Год: 2003
• ISBN: 5–17–011662–4, 5–271–05709–7

«Холодная война» начиналась с противостояния двух неравных по мощи сверхдержав. Хотя СССР был способен сокрушить ближайших европейских союзников США, американские бомбардировщики и ракеты могли стереть с лица земли его основные жизненные центры, в то время как сами США вплоть до конца 50-х гг. оставались неуязвимыми для контрудара. В своих расчетах каждая система исходила из того, что противная сторона хочет ни больше ни меньше как полного уничтожения своего оппонента-противника. При этом Запад рассматривал советскую внешнюю политику как своеобразный симбиоз стародавнего русского империализма со стремлением распространить влияние коммунизма в Европе. Москве приходилось отчаянно бороться за сохранение, а там, где это возможно, и расширение своей «странной», не похожей ни какую другую в мировой летописи, «империи».

---

С конца августа 1950 г. содержание китайских заявлений стало отражать все большую озабоченность действиями войск ООН в Корее, а со второй половины сентября, после успешной десантной операции в Инчхоне, они приобретали все более жесткий характер. 23 сентября Пекин заявил, что «имеющие боевой опыт корейцы из Маньчжурии» уволены из китайской армии и получили возможность сражаться в Корее. Индийскому послу в Пекине К. Паниккару было сказано, что «китайцы не намерены сидеть со связанными руками и ждать, пока американцы подойдут к их границам»[626]. 30 сентября Чжоу Эньлай в торжественной речи, посвященной первой годовщине КНР, идентифицировал США с «наиболее опасным врагом Китая» и заявил, что китайское правительство «не должно бездеятельно мириться с уничтожением своего соседа империалистическими державами»[627]. На следующей неделе он несколько раз повторял угрозу о возможном военном вмешательстве КНР в корейскую войну. Еще более очевидное предупреждение было передано индийскому послу К. Паниккару 3 октября. В этот день индийский посол посетил дом Чжоу Эньлая, где его информировали, что Китай вмешается в ход событий, если американские войска пересекут 38-ю параллель. Когда К. Паниккар уточнил, касается ли это южнокорейских войск, то получил ответ: «Это не имеет отношения к южнокорейской армии, но если американцы вторгнутся в Северную Корею, то американские действия встретят китайское сопротивление»[628]. В тот же день индийский посол передал это сообщение своему правительству, которое в свою очередь довело его до сведения британских и американских официальных лиц.

Стремясь придать своим угрозам и предупреждениям достоверность, Пекин фактически не скрывал военных приготовлений. Так, в июне – июле 1950 г. в Маньчжурию были направлены около 180 тыс. наиболее подготовленных китайских войск, что отметила западная пресса. После Инчхонской операции концентрация китайских войск в Маньчжурии усилилась, включая передислокацию нескольких армий из южной части страны. К октябрю китайская группировка в Маньчжурии насчитывала 320 тыс. человек, превышая численность войск, находившихся под командованием Д. Макартура, в несколько раз.

Интенсивные военные приготовления в Маньчжурии неоднократно фиксировались американской воздушной разведкой[629]. В конце сентября ЦРУ сделало прогноз о возможном усилении китайских армий в Маньчжурии. Чуть позже X. Болдуин, обозреватель газеты «Нью-Йорк Таймс», основываясь на данных Пентагона, в своей статье сообщил близкую к истинной численность китайских войск в Маньчжурии[630]. Достоверная информация поступала и в последующем. Однако она не повлияла на военно-политический курс Вашингтона в целом. Определяющую роль здесь сыграла не только чрезмерно оптимистичная позиция генерала Д. Макартура, но и оценка обстановки руководством страны, которое стало заложником своих предыдущих политических заявлений о необходимости объединения Кореи.

Когда стала поступать информация о фактически неизбежном вторжении китайцев в Корею, Вашингтон оказался не готов воспринять ее достоверность. Администрация президента Г. Трумэна посчитала достаточным заверить Пекин в том, что США не испытывают враждебных намерений в отношении Китая, надеясь, что это может остановить их от вторжения.

Американское руководство стало искать дополнительную аргументацию, которая подкрепляла бы правильность первоначально принятого решения. Результатом стало преувеличение позитивных последствий объединения Кореи и одновременное преуменьшение вероятности китайского вторжения. В результате ЦРУ, Объединенный комитет начальников штабов, госсекретарь Д. Ачесон интерпретировали поступавшую информацию искаженно или приводили ее в соответствии с избранным военно-политическим курсом. Другой способ интерпретации информации заключался в избирательном к ней отношении с целью подавить стресс и снизить уровень неопределенности и тревоги в правительственных кругах.

Показательна в этом отношении реакция Вашингтона на предупреждения индийского посла К. Паниккара. Все предупреждения Паниккара оценивались как блеф на том основании, что подобным образом Пекин якобы пытается осуществить стратегическую дезинформацию и в результате достичь своих целей, не прибегая к военным действиям. 4 октября в Нью-Йорке на встрече с представителями Англии в ООН американский госсекретарь Д. Ачесон подчеркнул, «что китайские коммунисты до сих пор не брали на себя риска большего, чем в заявлениях, которые были сделаны ими в частных беседах с индийским послом и которые они могли бы в случае необходимости дезавуировать, что ими до сих пор не сделано прямого заявления ни в ООН, ни для Объединенного командования. Если они хотят продолжить «игру в покер», они должны выложить на стол больше, чем делали до сих пор»[631]. Самоубежденность американских руководителей не поколебалась и после того, как была получена первоначальная информация о вступлении в бой первых китайских частей. На заседаниях Совета национальной безопасности, где председательствовал Д. Ачесон, он продолжал настаивать на необходимости объединения Кореи. Когда стало невозможным отрицать значимость китайского вмешательства, в Вашингтоне прибегли к искаженной интерпретации последних событий: американские официальные лица были склонны верить, что Пекин направил войска в Корею с целью создания санитарного кордона вдоль своих границ.

Таким образом, вышеназванные факторы сыграли значительную, в отдельных случаях решающую роль в эскалации кризисных ситуаций вплоть до перерастания их в вооруженный конфликт.

Глава 12. Высшее политическое и военное руководство: сложные взаимоотношения

Проблема взаимодействия гражданских политиков и высших военных заключается прежде всего в степени их влияния на процесс принятия кризисного решения и дальнейшего его осуществления. В ходе межгосударственных кризисов выявилась различная степень «агрессивности» рекомендаций высшего военного руководства по сравнению с ведущими гражданскими политиками[632]. Кроме того, проведенные прежде всего за рубежом исследования показали усиливающиеся по мере развития кризисов разногласия между различными военными ведомствами и полевыми командирами.

Так, по мнению американских исследователей в послевоенный период наиболее «воинственные» рекомендации в ходе кризисов исходили от командующих военно-морскими операциями и полевых командиров. При этом полевые командиры армии (сухопутные войска) проявляли склонность к более сдержанным рекомендациям по силовому разрешению кризисов, чем командиры военно-воздушные и военно-морские. Наименее агрессивные рекомендации в послевоенный период исходили от начальников штабов армии (сухопутные войска).

Существуют также заметные различия в степени агрессивности рекомендаций высших военных и гражданских политиков на различных этапах развития кризиса.

В ходе принятия решения о первоначальном использовании вооруженных сил как средства разрешения кризисов мнения военных советников, как правило, расходятся. Так, по американскому опыту, взгляды членов Объединенного комитета начальников штабов более чем в половине кризисных ситуаций совпадали с позицией большинства гражданских советников. Наибольшую степень согласованности с позицией гражданских политиков демонстрировал председатель ОКНШ, который традиционно более близок к администрации президента, чем командующие видов и родов вооруженных сил. Напротив, полевые командиры, реализующие принятое решение, более чем в трети кризисных случаев были агрессивнее гражданских политиков[633].

В послевоенный период в США не было практически ни одного кризисного случая, когда бы гражданское политическое руководство столкнулось с объединенной оппозицией высших военных. Исключением стал Карибский кризис 1962 г., когда Объединенный комитет начальников штабов единодушно рекомендовал администрации президента осуществить вооруженную акцию с целью устранения советских ракет, размещенных на территории Кубы. Президент отверг предложенный военными вариант нанесения воздушного удара против Кубы и выступил за установление военно-морского карантина[634].

В целом широко распространенный стереотип о воинственном настрое генералов и адмиралов, «запугивающих» гражданский политический истеблишмент возможными тяжелыми последствиями в случае неприменения военной силы, не подтверждается. В большинстве кризисных случаев, там где ряд военных настаивает на решительных действиях, другие высшие военные придерживаются более осторожного образа мыслей.

Ситуация меняется лишь после того, как решение об использовании вооруженной силы наконец принято. Генералы в подобных случаях предпочитают использовать военную силу не в дозированной форме, а массированно и решительно. Соответственно в ходе реализации решения о применении вооруженной силы военные советники, как правило, проявляют большую настойчивость, чем гражданские политики[635].