Лаура Манчинелли - Дюжина аббатов

• Название: Дюжина аббатов
• Автор: Лаура Манчинелли
• Издательство: ООО «Издательство ACT»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: ISBN 5-17-033905-4

Замок ди Шайян…

Островок маньеристской изысканности, окруженный мрачной реальностью позднего Средневековья.

Здесь живут изящно и неспешно, здесь изысканная ритуализированность бытия доходит да забавного абсурда.

Здесь царят куртуазные нравы, рассказывают странные истории, изобретают удивительные механизмы, слагают дивные песни, пишут картины…

Здесь счастливы ВСЕ – от заезжих авантюристов до изнеженного кота.

Вот только аббаты, посланные в ди Шайян, почему-то ВСЕ УМИРАЮТ и УМИРАЮТ…

Почему?!.

---

В завещании также говорилось, что для наблюдения за непорочностью наследника из окрестных монастырей приглашаются двенадцать аббатов, которым вменяется в обязанность неусыпно блюсти добродетель и честь герцога. И они действительно явились длинной черной чередою, верхом на лошадях и мулах, и обосновались в замке, и привезли с собой своих слуг, свои облачения, свои требники и другую утварь, равно как и свои странные мрачные имена: Мальбрумо, Невозо, Фосколо, Мистраль, Умидио, Санторо, Пруденцио, Леонцио, Челорио, Ильдебрандо, Торкьято, Ипохондрио[2].

Несколько дней спустя, сентябрьским вечером, когда расцветшие на лугу безвременники возвестили о приходе осенних холодов, в прекрасный сентябрьский вечер, окрашенный сожалениями о лете, прибыл Венафро. Неизвестно кем призванный и никем не ожидаемый. Он приехал один, верхом на черном коне, без свиты, без оруженосца. Странник попросил у маркизы позволения остаться. Маркиза склонила голову в знак согласия.

И вот теперь Венафро жил в замке, в самой верхней комнате башни, которая по ночам выделялась среди других маленьким огоньком, сверкающим до глубокой ночи, огненным глазом в темноте долины. В этой комнате по ночам, когда люди и животные спали, Венафро в одиночестве описывал свой гербарий, фрагменты которого сохранились для потомков.

В моих краях произрастает суровый лавр, с темной, благоухающей морем кроной, который круглый год зеленеет на вершинах скал. Это растение чистой и холодной любви, которая длится всю жизнь, потому что не растрачивает себя; Дафна сделала это растение символом чистоты, подставив его холодную кору горячим поцелуям Аполлона.

Кто ищет любви погорячее, должен выбрать розмарин; он тоже зелен круглый год, но когда заканчивается суровая зима, он одевается голубыми ароматными колосьями, которые предвещают краски и запахи лета. Как и любовь, он может жить сколь угодно долго; но всегда наступает время года, приносящее ему полное обновление.

Кто ищет страстной любви, пусть выберет зеленый гранат. Он растет в моих землях на краю яблоневого сада, и у него нежнейшая крона цвета живой воды, под майским солнцем на ней распускаются редкие красные цветы: этих цветов мало, и потому они особенно, изысканно хороши, и из каждого к сентябрю поспеет волшебный фрукт с зернышками цвета крови, который может пролежать всю зиму.

Кто ищет вечной любви, что длится дольше жизни и не знает времени, пусть найдет холодную альбрицию, растение ледяного цвета, которая растет в снегах, не меняясь в течение всего года. У нее нет ни цветов, ни плодов, потому что она не живет и не умирает; крону ее зеленой не назовешь, да и другого цвета у нее нет тоже; у нее нет ни вкуса, ни запаха, потому что она не умирает, а, следовательно, и не живет. И она не разрастается по побережью, потому что она не знает смерти, а, следовательно, и жизни.

Другой фрагмент гербария Венафро озаглавлен «Каликанто, или Древо радости».

Если тебе случится побывать там, где цветет каликанто ранней весной, отломи ветку и не бойся. Там, где ты отломишь ветку, вырастет новая, зеленее прежней, и она окажет на твою жизнь необыкновенное воздействие: она научит тебя испытывать редкую мистическую радость, и ты сможешь гулять под августовским дождем, не замечая его, взбежать на вершину холма и не почувствовать, бежал ты вниз или вверх, и, что самое редкое и удивительное, ты сможешь смотреть на осенний закат с уверенностью, что солнце в действительности никогда не зайдет.

К сожалению, других фрагментов гербария Венафро не сохранилось, не известно нам также, удалось ли ему завершить свой труд; ясно только, что с момента его появления в замке стали происходить странные и мистические события.

ГЕРЦОГ МАНТУАНСКИЙ

Герцогу Франкино Мантуанскому следовало бы стать менестрелем. Быть может, он мечтал об этом, белокурый, изящный и голубоглазый, каким и должен быть истинный менестрель. И бесконечно влюбленный. Хотя не умел любить. Лишь единожды он воплотил в жизнь свою любовную мечту, женившись на маркизе Элеоноре ди Шайян, что и привело к трагедии. Его нервная хрупкая натура не выдержала. Если бы маркиза не умерла первой, то, конечно, умер бы он сам. На данный момент герцог находил удовольствие в своем положении вдовца, потому что ему был к лицу траур. И потом, женщины охотно влюбляются в молодых вдовцов, особенно если те белокуры. Итак, между искренней печалью и удовольствием от нее же, среди траурных одеяний и белоснежных брюгтских кружев, которыми он украшал свои черные одежды, герцог Франкино проводил свои дни в замке Шайян, погруженный в долгие альпийские закаты и сочинение песен для виолы. Это было его настоящее призвание, и, пожалуй, единственное. Он показал такую полную несостоятельность в управлении своим герцогством, что умудрился обанкротиться в этом процветающем и изобильном краю щедрой земли и оживленной торговли. Мы хотим сказать, он уехал оттуда, не сумев взять ни гроша, оставив нетронутым богатство своего края, который его до сих пор оплакивал и любил. Все это не мешало герцогу-банкроту писать стихи и музыку для виолы. Частенько в его окне свет горел всю ночь, словно в ответ на другой огонек, который горел выше, в башне, в комнате, где Венафро трудился над своим гербарием.

Подписывая согласие на принятие завещания, герцог Франкино подыскивал сложную рифму для баллады, которая начиналась словами «Мысль отдалася зефиру… », и он был так погружен в свои размышления, что ничего не понял из прочитанного. А о том, что хорошо бы самому прочитать текст завещания, прежде чем подписывать его, он попросту позабыл. Или, что вернее, поостерегся. С другой стороны, случись кому подумать, что герцог был заинтересован в получении наследства, тот изрядно бы ошибся; напротив, он предвидел беспокойства: управление имуществом, отправление правосудия между вновь обретенными подданными, добрососедские отношения с соседними владельцами и тому подобное. Ко всему этому молодой вдовец не имел ни малейшего призвания. Но он принял наследство, ибо ему показалось некрасивым не принять его, ведь обычно так и поступают, а почему – этого, в сущности, он и сам не знал.

Итак, теперь герцог Мантуанский находился в оковах тяжелых обязательств, которые связывали его честь и еще более жизнь, поскольку двенадцать аббатов, приехавшие специально, чтобы за ним следить, вызванные завещанием этого дьявольского старца, не оставляли его ни на минуту, разве что когда он в полном одиночестве запирался вечерами в своей комнате.

Сначала, хотя у него и сжалось сердце при последующем чтении добавлений к завещанию, он не придал им большого значения. Был момент, когда ему казалось, что у него не осталось желаний.

Но они родились сразу же, на следующий день, на рассвете. Это случилось в момент пробуждения, когда хрупкий обрывок сна зацепился на пороге сознания и, так и не преодолев этого порога, растворился в невыразимом чувстве тепла и радости, которое распространилось по его членам, еще погруженным в сон, разлилось в еще сонной крови и вдруг наполнило все тело жизнью и удовольствием. И герцог проснулся с ощущением праздника.

Праздник продолжался до того момента, пока герцог не вошел в главный зал замка. И не увидел там аббатов. Некоторым, по правде сказать, было совсем не до него. Они были очень заняты своими личными делами. Но только не Ипохондрио. Тот сразу приметил улыбку на лице герцога. А чем может быть порождена улыбка? Только грехом. А каким грехом? Плотским. Герцог, должно быть, не слишком грешил, ибо улыбка сразу же сбежала с его лица, как весенняя птица, вспугнутая зимним ветром.

А потом, следующей ночью, он увидел сон. И приснилось ему, что, сидя на краешке кровати, он будит спящую женщину. Был рассвет, и этот сон, он сам не знал почему, оскорблял его. Он будил женщину, называя ее по имени, но как ее звали, он не знал. Он звал тихо, долго, пока женщина не подняла голову и не положила ему ее на колени. И тогда он ощутил запах ее тела.

В последующие дни герцог Франкино вспоминал об этом сне всякий раз, когда оказывался рядом с женщиной, и тогда он начинал принюхиваться, чтобы узнать этот запах из сна, но он старался сделать это незаметно, будучи хорошо воспитанным человеком. Поскольку в его памяти запечатлелся именно запах, не лицо и не взгляд; только неясный предрассветный свет и теплый спокойный запах. Каждое тело обладает своим запахом. Тех, кого мы любили, мы вспоминаем прежде всего по запаху.

Но кого же любил герцог? Не донну Камиллу, камеристку маркизы, которая пронзала его презрительными взглядами, потому что видела в нем нелепого иностранца. К тому же она была худа и сурова. И не фройляйн Ильдегонду, высокую и белокурую. На целую пядь выше его. Может быть, Пилар, которая приехала из мавританского двора? Или прекрасную Марави из Анжуйского двора Неаполя? Охваченный сомнением герцог начал расследование. Он исследовал себя и других людей. Более того, других женщин. При каждом приближении, при любом случайном контакте он обострял свои чувства, напрягал разум, весь собирался и придирчиво изучал лицо женщины, той, что была с ним рядом в тот или иной раз, чтобы разгадать, открыть правду. Он хотел знать, кто та женщина, которую он любил. Он морщил нос, чтобы распознать этот запах.