Лаура Манчинелли - Дюжина аббатов

• Название: Дюжина аббатов
• Автор: Лаура Манчинелли
• Издательство: ООО «Издательство ACT»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: ISBN 5-17-033905-4

Замок ди Шайян…

Островок маньеристской изысканности, окруженный мрачной реальностью позднего Средневековья.

Здесь живут изящно и неспешно, здесь изысканная ритуализированность бытия доходит да забавного абсурда.

Здесь царят куртуазные нравы, рассказывают странные истории, изобретают удивительные механизмы, слагают дивные песни, пишут картины…

Здесь счастливы ВСЕ – от заезжих авантюристов до изнеженного кота.

Вот только аббаты, посланные в ди Шайян, почему-то ВСЕ УМИРАЮТ и УМИРАЮТ…

Почему?!.

---

Энрико да Мораццоне был высок, худ и одет в зеленую хламиду, которая спускалась от плеч к лодыжкам, и, когда он поднимал руки, казалось, что перед вами высится длинный зеленый прямоугольник. Гость взмахнул и прищелкнул бичом в знак приветствия. Увидев на балконе маркизу, он поклонился ей, прижав к сердцу правую руку. И представился: мессер Энрико да Мораццоне, изобретатель. Вокруг него сразу же собралась толпа детей, старичков и любопытных крестьян. Они окружили повозку, звякали колокольчиками, гладили бархатную сбрую, прикасались к таинственным предметам, которыми была нагружена повозка; лошади при этом одобрительно фыркали. Потом толпа расступилась, пропуская совсем еще юного, безусого Ирцио, единственного пажа маркизы, который явился пригласить изобретателя ко двору от имени своих хозяев.

Это был сладостный полуденный час, когда самые радостные души проводят время в ожидании обеда в приятных разговорах и дружеских дискуссиях. В беседах голод разжигается нежнейшими глотками вина, когда белого, а когда красного, но всегда очень сухого и крепкого. За этим занятием и застал придворных мессер Энрико да Мораццоне, когда паж Ирцио ввел его в гостиную замка. На пороге он слегка поклонился, а потом, не смущаясь, двинулся к маркизе.

– Мадонна, – пробормотал он, склоняясь в долгом почтительном поцелуе над ее рукой.

Маркиза улыбнулась и жестом предложила незнакомцу подняться. Затем он повернулся к герцогу и представился с легким поклоном, прижав руку к сердцу, потом чуть поклонился Венафро и всем вокруг, затем сел на скамейку, предложенную ему пажом. Он поднял свой кубок, повернувшись к маркизе, и сделал большой глоток, от которого, как казалось, получил большое удовольствие и даже на минутку прикрыл глаза. Потом гость заговорил:

– Господа, я назвал свое имя, но, разумеется, вам оно пока неизвестно. Сюда еще не докатилась моя слава. Очень далеко отсюда лежит прекрасная страна виноградников и оливковых рощ, где зимой цветет мимоза, а в море отражается ясное небо. В этих землях находится город со множеством церквей и дворцов, с мощным флотом и многими богатствами; город, расположенный между гаванью и горами; город, жизнь которого сосредоточена в порту вокруг добротных быстроходных кораблей, где огромные новые механизмы разгружают товары, а в тугих парусах бьется ветер дальних странствий. Этот город зовется Генуей. Оттуда я родом. И там я жил в чести и богатстве до той поры, пока глупость людская или судьба не сделали меня врагом моему городу, так что я отправился в изгнание навсегда, до конца дней моих. И причиной тому стали мои арбалеты. Я уже построил для моего города вороты и лебедки, раздвижные мосты и тысячи других хитроумных механизмов, и всем изобретениям моего ума приписывали силу, которая многим казалась сверхъестественной вплоть до того, что среди простаков и невеж за мной закрепилась слава некроманта. Смелость или страсть к изобретательству побудили меня к тому, чтобы в моем высокомерии я решился бы превозмочь самого себя. Я построил то, что должно было стать венцом моей науки, – удивительную, но вместе с тем весьма простую машину, которая должна была дать моей стране и ее армии невиданную мощь, потому что это была смертоносная военная машина. Она была сделана таким образом, что казалось, будто ею управляют гиганты, а на самом деле даже ослабевший от болезни человек или ребенок могли бы разить врага ее стрелами. Это был пружинный арбалет, лучшее из моих произведений, призванное принести мне мировую славу и признание моих сограждан. Но зависть сильных мира сего и злой рок, который настигает тебя именно там, где ты питаешь наибольшие надежды, поразили меня этим самым арбалетом, которому я посвятил столько любовного труда. У моего арбалета тетива натягивается не вульгарной мышечной силой, а специальным ключом, поворот которого закручивает прочную пружину; укладывается снаряд, устанавливается прицел, и распускается пружина, и снаряд вылетает, как будто бы выпущенный гигантской силой. Даже старцы, малые дети и убогие, вооруженные этой необыкновенной машиной, могут участвовать в битве с неприятельской армией. Но когда я представил совету свое любимое детище, безумцы разразились смехом, ослепленные завистью, и объявили мне, что руки генуэзцев не нуждаются в пружинах и что им по плечу выиграть любую битву, не прибегая к военным хитростям. И тогда, раненный отказом в самое сердце, я продал свое орудие пизанцам. Это было время, когда у пизанцев, много раз побежденных генуэзцами, осталось мало воинов, и кораблями их правили дети и старики, а также те, кто провел жизнь за чтением пыльных фолиантов. Не могли никак надеяться на победу пизанцы, разве что с помощью нежданного чуда. Этим чудом и стали мои арбалеты, которые пизанцы делали сотнями по моим чертежам. И получил я от них тридцать французских эскудо. И был я навсегда изгнан из Генуи и заочно казнен[5], чтобы никогда я не смог вернуться в столь любимый мной город. Теперь я продаю свои изобретения по всему миру, я, бездомный изгнанник, скитающийся по заснеженным горам, вдали от моря, небесно-голубую зыбь которого я привык видеть каждый день.

И тут он замолчал, помрачнел и выпил из своего кубка.

– А на эти тридцать эскудо, – добавил он, – я купил повозку, двух лошадей и три меры бронзовых колокольчиков.

– Три меры колокольчиков? – переспросила маркиза.

– Да, мадонна. Тех колокольчиков, чей звон вы, вероятно, слышали при моем приближении. В пять эскудо мне обошлась повозка, в двадцать – две лошади, которые отлично ходят и под седлом; у меня оставалось пять эскудо, которые я решил перевести в капитал, купив на них колокольчики, которые звенят почти как серебряные. Эти эскудо были у меня последними, и мне следовало потратить их с толком.

– Я никак не могу понять, мессер, – вступил в разговор герцог, – почему вы решили, что потратите их наилучшим способом, приобретя три меры колокольчиков…

– Потому что, монсиньор, в мире для меня не осталось ничего прекрасного, и мне хотелось, чтобы по крайней мере перезвон колокольчиков напоминал мне о минувших радостях или предрекал грядущие, буде они появятся! И если в моем сердце нет места радости, мне стоит притвориться, что где-то она все же есть, а где – мне неведомо, но я должен сообщить о ней имеющему уши, потому что это главное в жизни, как и то добро, что в мире совершается, ибо там, где нет радости, ее нужно создать, притвориться, что она есть, и донести ее до других.

И после паузы он добавил:

– Мои лошади радуются этим колокольчикам, которые облегчают им тяготы подъема в гору и трудности путешествия в тумане.

Когда мессер да Мораццоне закончил говорить, все замолчали, размышляя над смыслом его слов. Венафро поднялся и налил всем вина, говоря, что по окончании веселой и мирной трапезы он с удовольствием ознакомится с механизмами мессера Энрико, поскольку он уже давно чувствовал в себе все возрастающий интерес к науке, призванной облегчить людям тяготы труда и жизни. Между тем пришли слуги накрывать столы. Но и во время обеда разговор шел о машинах и той силе, что они дают человеку, и о том, как красиво зарождение движения, когда распрямляется сжатая до этого пружина.

– Помимо пружины, которую мы почитаем самой простой из всех природных систем, есть еще великое множество других, которые можно использовать на благо движению. Человеку следует только научиться читать великую книгу природы, и на каждой переворачиваемой им странице он найдет объяснения, как создать то, что ему нужно для жизни, а также и то, что не нужно, но так соблазнительно, что принято считать нужным.

– Вы знаете другие источники движения, мессер? – спросил Венафро, который, казалось, больше других заинтересовался разговором.

Энрико да Мооаццоне посмотрел на него долгим и несколько недоверчивым светлым взглядом голубых глаз. Потом он улыбнулся и ответил:

– Конечно, монсиньор. Для создания движения достаточно разных температур. Зажигается большой костер, теплый воздух идет кверху, подобно телу, теряющему в весе. На пустое место, образовавшееся от теплого воздуха, поступает более тяжелый холодный воздух, вот вам и движение, которое при нужном подходе может быть использовано для работы. Тот великий огонь, который порождает всегда пылающее солнце, порождает в воздухе это движение там, где рождаются пассаты, которые, подобно большой машине, беспрерывно перемещаются от самой горячей части земли, что зовется экватором, к соседним районам, где солнце останавливается для смены времен года, чтобы вернуться туда, откуда пришло.

Все в задумчивости молчали, пытаясь охватить мысленным взором трудный смысл его слов, трудный в особенности для тех, кто знал только путаный путь северного солнца и линию горизонта, прерываемую горной цепью.

– Это движение, – продолжил изобретатель, – однородно и непрерывно, именно поэтому его можно назвать тем самым волшебным перпетуум-мобиле, которое всегда было тайным желанием и надеждой всех наук.