Фредерик Бегбедер - Лучшие книги XX века. Последняя опись перед распродажей

• Название: Лучшие книги XX века. Последняя опись перед распродажей
• Автор: Фредерик Бегбедер
• Издательство: Флюид / FreeFly
• Жанр: Культурология
• Год: 2006
• ISBN: 5-98358-064-7

Французский писатель, журналист и критик Фредерик Бегбедер (р. 1965), хорошо известный российским читателям своими ироничными, провокационными романами, комментирует пятьдесят произведений, названных французами лучшими книгами XX века.

Пятьдесят кратких, но емких и остроумных эссе, представляющих субъективную (а как же иначе!) точку зрения автора, познакомят читателя с «программными» произведениями минувшего столетия.

Впервые на русском!

---

Осмелюсь высказать мнение, что «Прекрасная дама» должна была бы занимать не 32-е место в этом списке, а стоять на одном из первых пяти. Конечно, книга не идеальна, но это совершенно неважно: все, что красиво, – не идеально, возьмите, к примеру, хоть меня.

Я люблю вас, Альбер Коэн, блистательный старец, не нуждавшийся в виагре, чтобы поддерживать свою мощь. «Прекрасная дама» – не книга, она – наркотик, завещание потомкам, дар небес, крестный путь, глас эпохи, произведение искусства, которым наслаждаются, которым дорожат, которое дарят друзьям и которое делает людей лучше, помогает им прозреть, преображает их, заставляя смеяться, плакать, любить и ждать смерти стоя, в гордом одиночестве, и… О Господи, не пора ли мне кончать со своими слезливыми кривляньями?

№31. Жан Жионо «ГУСАР НА КРЫШЕ» (1951)

Перед тем как стать фильмом дядюшки Гийома Раппено[89], «Гусар на крыше» был романом Жана Жионо, французского Фолкнера (слава тебе, господи, наконец-то хоть один парень с Юга!). Такое впечатление, что наша коллегия из 6000 выборщиков горячо привержена именно экранизированным книжкам. Иначе как объяснить тот факт, что в нашем хит-параде века появились такие произведения, как «Презрение», «Под солнцем Сатаны», «Унесенные ветром» или «Имя розы»? Да очень просто: люди видели их в кино, а это куда менее утомительно, чем читать.

А ведь истинный шедевр литературы не поддается экранизации, он создан для того, чтобы остаться на страницах книги, и вот доказательство: никому еще не удалось воплотить на экране «Путешествие на край ночи», «Улисса» или «Прекрасную даму». Но я что-то заболтался, и вообще это не мое дело, вернемся к «Гусару на крыше», самому стендалевскому роману Жионо.

Первым делом нужно выяснить, какого черта гусару понадобилось на крыше. Ну так вот: он спасается от эпидемии холеры, разразившейся в 1838 году в Маноске, родном городе Жионо. Героя зовут Анджело Парди (не путать с Брандуарди[90], который вовсе не гусар, а бардсард, в смысле сардинец). Анджело – итальянец, проезжающий по Провансу, усеянному посиневшими трупами; он растирает больных, чтобы вернуть их к жизни, наподобие Фабрицио дель Донго, если бы этот последний действовал как доктор Росс в «Скорой помощи»[91]. Он влюбляется в Жюльетт Бинош… пардон, в Полину де Теюс[92], и они вместе храбро идут навстречу всем опасностям, но вот она тоже заболевает, и Анджело врачует ее, то есть растирает изо всех сил, трет ей ступни, икры, бедра, добирается до живота (надо же, а живот-то теплый, даже горячий!), и она уже обращается к нему на «ты», тогда как он по-прежнему говорит ей «вы», а потом и вовсе возвращает мужу, ибо он человек чести (а может, слегка «гормосессуален», как выражался Кено?).

Итак, нас вовлекают в road-book[93] – эколо– (а иногда и демаго-)…гический роман с множеством неожиданных ходов, с благородной щедростью типа «Возьми все что хочешь!», с отважными и добрыми героями, и все это приправлено ужасами, жестокостью, бесстрашием и пейзажами – почти такими же роскошными, как в глянцевом журнале «Южный берег». Вывод: даже когда «Гусар на крыше» был только книгой, он уже был фильмом. Нет, лично мне милее паскалевский «Король скучает»[94].

Конечно, стоит слегка поскрести эту блестящую оболочку, и нам откроется, что Жионо стремился создать истинного героя романа, каких больше не бывает. Его пацифизм, проповедующий возврат к земле, стоил ему тюремной отсидки после Освобождения, в качестве вдохновителя вишистов. Ну что за дурацкая мысль – публиковать свои сочинения в газете под названием «La Gerbe»[95]! Может быть, поэтому после войны он и придумал своего идеального героя, проходящего через все испытания с завидным хладнокровием, – героя, каким не был сам? Благодаря этому он стал как бы предком современных «гусаров» (Нимье, Деон и Хеденс шлют ему горячий привет). Он проповедует литературу не правую, но правильную, стремясь реабилитировать авантюрный жанр в духе Дюма с его благородными, неустрашимыми героями.

И потом, ну как не растрогаться перед столь замечательной историей несвершившейся любви, очень близкой (странное микробное совпадение!) к «Любви во времена холеры» Гарсиа Маркеса[96]. Самые прекрасные страсти – те, что не сбылись: представьте себе, что Полина решила сбежать от мужа и поселиться где-нибудь в предместье Турина вместе с красавцем Анджело, – разве стоило бы тогда о них говорить? Конечно, нет, да и фильм в этом случае назывался бы иначе – «Отвратительные, грязные и злые»[97].

№30. Андре Жид «ФАЛЬШИВОМОНЕТЧИКИ» (1925)

Я лично голосую за то, чтобы номер тридцать был присвоен Андре Жиду, лауреату Нобелевской премии по литературе за 1950 г., даже если «сама природа ужасается Жиду» (dixit[98] Анри Беро).

Андре Жид родился в 6-м округе Парижа (улица Медичи, дом 19) в 1869 г. и умер в 7-м округе Парижа (улица Вано, дом 1а) в 1951 г. – иными словами, он потратил целую жизнь, чтобы перебраться из одного округа в другой. Его преследует репутация «слишкомвеликогописателя» (как сказал Доминик Ногез), иными словами, старого брюзги, и все потому, что он основал в 1909 г. «Нувель Ревю Франсез», что Андре Рувейр прозвал его «современным основоположником», а Артюр Краван – «комедиантом». Во Франции всегда существовал подобный тип автора – интеллектуальный гуру и одновременно добропорядочный буржуа. На этом-то и зиждется величие нашего любезного отечества. Однако Жид такими определениями далеко не исчерпывается, как показывает его единственный и неповторимый роман «Фальшивомонетчики». Жид – это богатый гугенот, который якшается с чернью. Приведу его собственные слова: «Я всего лишь озорной мальчишка, который развлекается под присмотром угрюмого протестантского пастора» («Дневник»). В молодости этот денди был даже слишком скандальным еретиком и, если вдуматься, всю свою жизнь переходил от искуса к искуплению и от эмоций к рассудку.

«Фальшивомонетчики» – книга полифоническая, калейдоскопическая, геометрическая, многогранная (вычеркнуть любую метафору на выбор). В ней 35 героев – учеников коллежей, студентов, писателей, девиц, мальчиков (особенно мальчиков!), которые сталкиваются друг с другом на улицах Парижа и все ищут одно и то же: средство ускользнуть от своей предначертанной судьбы, похожей на фальшивую монету. Они не говорят своим семьям: «Я вас ненавижу», поскольку Жид уже сказал это в своих «Яствах земных» в 1895 году, но все равно только об этом и думают. Тем не менее великий роман Жида сегодня устарел, никого больше не шокирует, и молодежь 2001 года уже не проведет бессонную ночь за лихорадочным чтением этой книги.

Увы, молодежь, как это часто бывает, не права, ибо «Фальшивомонетчики» – это гимн свободе. Свободе и по форме, и по сути. После смерти автора Сартр (в «Тан модерн») и Камю (в «Комба») пришли наконец к согласию (один Бог знает, как это было трудно!) и дружно признали, что Жид был самым свободным писателем XX века. Почему? Да потому, что он умел признавать свои ошибки (например, по возвращении из СССР[99]) и анализировать собственные контрадикции (такие, как сексуальный туризм). Более того, этот роман звучит свежо даже сегодня! «Фальшивомонетчики» – это крик души молодых в эпоху конформизма и лжи. За 43 года до майской революции 68-го «старый брюзга» стал подлинным бунтарем, презревшим общественную мораль гедонистом, который осмелился заявить, что любит мальчиков, и это в те времена, когда Пруст сидел в своем углу, не смея и пикнуть.

И вот еще вполне современная черта: Эдуар, один из героев «Фальшивомонетчиков», пишет роман, озаглавленный «Фальшивомонетчики» (так же как в «Топях» Жид пишет: «Я пишу „Топи“»). Кроме того, через год после выхода романа Жид опубликовал «Дневник „Фальшивомонетчиков“», являющийся в некотором роде «making of»[100]. В наши дни все кому не лень пишут «романы в романе», но Богу Богово, а Жиду – Жидово: именно Жид придумал «нырок вглубь» в литературе (после Пиранделло в театре, вдохновленного в свой черед двойным действием у Шекспира). Когда Анни Эрно публикует черновики «Простой страсти», она не изобретает ничего нового. Почему и поступает весьма предусмотрительно, называя их «Блужданиями».

И наконец, последнее: «Фальшивомонетчики» делают вас более утонченным, более мудрым. Что представляет собой литература, если не элегантный способ покопаться в душе человеческой? Временами Жид, который несколькими годами раньше отверг «В сторону Свана», кажется подражателем Пруста: «Какой бог сможет определить разницу между тем, что я люблю Лору, и воображаю, будто люблю ее; между тем, что я люблю ее меньше прежнего, и воображаю, будто люблю меньше прежнего? В области чувств реальное невозможно отделить от воображаемого. И если достаточно вообразить, что любишь, для того, чтобы полюбить, то достаточно сказать себе, что ты всего лишь вообразил себе, будто любишь, в то время как ты действительно любишь, и вот ты уже любишь гораздо меньше и даже отдаляешься от того, что любишь…» Читать прозу такого рода – все равно что проходить ускоренный курс развития мозговой деятельности. Не верите? Посмотрите на меня. Неужели не видно? Ну ладно, может, невооруженным глазом и не видно, но, поверьте, внутри себя я – вылитый Йода[101]!