Генрих Сечкин - На грани отчаяния

• Название: На грани отчаяния
• Автор: Генрих Сечкин
• Издательство: Рипол Классик
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-7905-1669-6

Настоящее издание включает автобиографическую повесть `На грани отчаяния` - откровенные, шокирующие воспоминания о суровой реальности мира в тюрьмах и лагерях, где автор провел в общей сложности пятнадцать лет, и путевые заметки (`Америка с черного хода`) о малоизвестной, закулисной жизни в Соединенных Штатах Америки.

---

Агрипина Петровна ушла домой, взяв с моей матери слово, что завтра я появлюсь в школе. Дяде тоже наскучила эта трагикомедия, и он чинно удалился. Бабка, охая, лежала на диване. Мама, нагрев на «буржуйке» чугунный утюг и прогладив ледяную постель, уложила меня, заботливо подоткнув со всех сторон одеяло.

В эту ночь после всего пережитого я дал себе торжественное слово во что бы то ни стало стать хорошим мальчиком, но неистребимое зло на бабку не покидало мою душу. Мне было совершенно непонятно, как может человек голодать, как может допустить, чтобы голодала его родная дочь с ребенком, в то время, когда у него имеется колоссальная сумма денег? Ведь жить-то ей осталось всего лишь чуть-чуть! Ведь в гроб с собой не положит она свое богатство! Да на том свете оно и не нужно! Каким же монстром надо быть, чтобы допустить подобное!

Детский максимализм не давал мне покоя. Только через много, много лет я прочитал в газете про удивительную смерть одной одинокой старушки. Остаток своей жизни она собирала пустые бутылки. Жила впроголодь. Дома нищета. Когда работники ритуальной службы совместно с милицией пришли забирать ее тело в морг, то обнаружили, что матрас старушки неестественно тверд. Каково же было их удивление, когда оказалось, что эта старушка спит на матрасе, битком набитом деньгами.

Сколько разговоров было тогда на эту тему. Все разводили руками и ахали - вот ведь до чего доводит жадность! Гнусная старуха! Нет чтоб на старости лет с такими бабками оторвалась! Походила по кабакам! Пожила по-человечески! Но самое интересное, что люди разных возрастных категорий говорили с различной интонацией. Молодежь возмущенно, люди среднего возраста - сдержанно, и совсем уж примирительным тоном судачили об этом случае старики. Почему? Почему такая разница в восприятии одного и того же явления?

В детстве большинство девочек уверены, что скоро появится сказочный принц, подхватит их на руки и в любви и ласке понесет по жизни. Юноши предпочитают найти клад, сделать мировое открытие или совершить самый героический подвиг, а потом уже найти самую красивую на свете подругу и, купаясь в ее ласках, в свою очередь осыпать дорогими подарками и вообще шикарно жить. О смерти мало кто из них думает. Если и думает, то как Ромео и Джульетта - обнялись и мгновенно умерли.

Среднее поколение, набив себе синяков и шишек, более реально оценивает свои шансы в жизни. Остаются позади восторженные мечты. Появляется ощущение ответственности перед детьми. Жизнь уже не представляется радужной сказкой. Мысли о собственной смерти появляются в основном при потере родных и близких. Но своя кажется еще далекой и нереальной.

И наконец, старики. Или те, которые себя таковыми считают. Осознание реальности собственной смерти происходит у них более болезненно, так как последний миг неуклонно приближается. Часть пожилых людей, посвятивших себя религии, думают о смерти относительно легко, так как уверены, что это лишь переход в другое состояние, которое будет продолжаться вечно. Другая часть, воспитанная Советской властью в атеистическом духе, ожидает настоящего конца. Им гораздо труднее. Но и те и другие воспринимают смерть как нечто неизбежное, а потому остается лишь думать о качественной стороне.

Можно умереть мгновенно, а можно годами гнить заживо, влезая на стену от дикой непрекращающейся боли. И вот тут-то мнение едино. Но мнение - это одно, а действительность - совсем другое. Прокаженные, гниющие в лепрозориях, раковые больные в онкологических больницах, парализованные ннсультники, оправляющиеся под себя, впавшие в детство психические больные - вот что по настоящему страшно!

Не ругайте старушку, почившую на матрасе с деньгами. Думается, эти деньги она собирала и берегла не для того, чтобы съесть бутерброд с черной икрой или принять ванну из шампанского. Наверняка она думала, что если внезапно ослепнет, то может быть, этого матраса хватит, чтобы вставить новый хрусталик в глаз. Хотя бы в один! Чтобы можно было спуститься за хлебом. Чтобы, если разобьет паралич, то можно было бы нанять сиделку, которая покормит из ложечки, перевернет на другой бок от пролежней и по мере надобности подставит судно. А если нестерпимая боль начнет корежить сухонькое тельце, то, может быть, найдется человек, который за этот золотой матрас согласится прекратить нечеловеческие мучения. И от этой надежды на волшебный матрас старушка получала гораздо большее удовлетворение, нежели сегодняшний бизнесмен, приобретающий себе «Вольво».

Не ругайте старушку!…

Но это мысли настоящего. Тогда же я ненавидел свою скаредную и вредную бабку всеми фибрами своей души.

Утром я зашел за Морозом и объявил ему, что сегодня мы идем в школу. Услышав мой рассказ, Мороз весь потемнел от огорчения. Ведь так здорово все начиналось и так ужасно кончилось. Теперь мы вновь вынуждены влачить жалкое существование. И чем значительнее был контраст между жизнью, закончившейся вчера и начинающейся сегодня, тем горше и печальнее это было осознавать.

С этого дня мы стали заниматься тем, чем занимались все остальные мальчишки нашего класса. Ходили в школу, готовили уроки, во время воздушной тревоги стремглав бежали на чердак, чтобы, если повезет, хватать громадными щипцами сыпавшую во все стороны искрами зажигательную бомбу и засовывать ее в ящик с песком или с размаху швырять вниз на асфальт. Самое интересное - это во время бомбежки собирать осколки от зенитных снарядов, а также головки от снарядов неразорвавшихся. После этого устраивались обмены. Одна головка стоила три осколка. Иногда ходили драться «стенка на стенку» в соседний двор. Но все это было не то. Пожив заманчивой, самостоятельной жизнью, невозможно было довольствоваться обычными детскими шалостями. И я нисколько не удивился, когда Мороз заявил мне:

- Сека, а я знаю, где достать деньги!

- Где? - встрепенулся я.

- В нашем классе, в школьном шкафу я видел много-много новых тетрадок. А каждая на рынке стоит десять рублей. Вот и деньги!

- Мороз, ты гений!

Вечером, после ухода второй смены, школа опустела. Освещая себе путь спичками, мы с Морозом пробирались в свой класс. Небольшим ломиком сорвав со шкафа висячий замок, стали пачками стаскивать на первый этаж тетради. Работали до тех пор, пока шкаф не опустел. Входная дверь была заперта. Решено было вытаскивать тетради через окно. Возле школы мы разыскали двухколесную тележку, нагрузили ее нашей добычей, накрыли там же найденным брезентом и покатили переулками по направлению к своему дому. Подъехав, в несколько заходов перетаскали все тетради на чердак.

Утром, предварительно вывалив на чердаке из своих портфелей учебники и загрузив освободившееся место тетрадями, мы вместо школы подались на Палашевский рынок. Узнав, что в наличии имеется большая партия товара, радостные перекупщики пошли вместе с нами и, перегрузив все на брошенную вечером тележку, полностью рассчитались и уехали восвояси.

Снова началась разгульная жизнь. Школа была забыта. Финансовая независимость и моральная раскованность позволяли нам ощутить преимущество перед сверстниками. Мы научились разговаривать с ними свысока. При малейшем оскорблении бросались в драку. И вообще прослыли хулиганами. Постепенно детские шалости переросли в более сомнительные забавы.

Однажды Мороз принес запал от гранаты:

- Давай взорвем!

- Давай.

Мы пошли в Палашевский тупик. Там на въезде с улицы Горького стоял недостроенный многоэтажный дом. Поднявшись по деревянным трапам на четвертый этаж и внимательно оглядевшись по сторонам, мы довольно быстро сообразили, каким образом лучше и безопаснее осуществить задуманное. Канализационные отверстия в полу и потолке располагались одно над другим по всем этажам дома. Мороз положил на отверстие доску и поставил на него запал, приспособив сверху гвоздь, а я, забравшись на пятый этаж, через такое же отверстие начал бросать сверху кирпичи. Но это оказалось очень нудным занятием. Кирпич падал на запал, который отлетал в сторону. Мороз выходил из укрытия и вновь ставил его на доску. Процедура повторялась, но безрезультатно.

Наконец, терпение лопнуло и было решено запал разобрать. Мороз начал гвоздем выковыривать из него тол.

- Смотри, как будет гореть! - поджег он содержимое запала. - А вот это - взрыватель. Сейчас мы его взорвем!

И Мороз, сидя на корточках, принялся долбить по нему кирпичом. Я уселся напротив. Взрыватель постепенно сплющивался.

Вдруг из-под рук Мороза вырвался сноп огня. От грохота у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. Меня отбросило в сторону, и, в ужасе закрыв глаза, я куда-то пополз на четвереньках. Руки провалились в пустоту. Открыв глаза, я увидел себя висящим над недостроенной шахтой лифта на высоте четвертого этажа. Отпрянув, огляделся по сторонам. В полуметре от эпицентра взрыва кирпичная стена была обожжена и покрыта черными узорами копоти. Рядом навзничь лежал Мороз. Открытые глаза его были неподвижны.