Далия Трускиновская - Кот и крысы

• Название: Кот и крысы
• Автор: Далия Трускиновская
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2007

Второй роман из цикла «Архаровцы». Николай Архаров и его молодцы должны в кратчайшие сроки отыскать в Москве банду карточных шулеров, открывших подпольное игральное заведение…

---

Далее была невнятица: по «Наставлению губернаторам» от 1764 года противопожарные службы перешли в их подчинение - но в губернских городах. Москва еще оставалась на каком-то особом положении - там повелось использовать для тушения огня гарнизонных солдат, и даже более того - обучать их этому ремеслу. Из-за чего командиры были сильно недовольны - поди знай, когда разгуляется красный петух, срывая все планы господ офицеров к чертям собачьим.

Мирить людей Архаров умел одним добрым способом - сунуть кулаком в зубы правому и виноватому, это очень успокаивало. Но способ был хорош в полку с солдатами, и то - не всякий раз. Так что разбирался с пожаром и с неким сварливым пехотным капитаном, чьей фамилии не расслышал, он допоздна.

Наутро Архаров позвал Устина, велел прочитать вслух все, что набралось по делу господина Вельяминова.

Архаровцы, посланные в «Ленивку», были изруганы нещадно, однако хозяин убоялся зуботычин и пошел следствию навстречу - сбегали даже за девкой, что приставала к обалдевшему недорослю. Определили время его появления - вышло, что пришел, когда стемнело, и даже вспомнили - не вошел, а влетел, запыхавшись.

Был ли уже пьян? Этого не поняли, но отметили безумный взор и безнадежное бормотание.

Архаров осторожно, чтобы не испортить свеженького Никодимкиного волосяного творения, почесал в затылке. Похоже, тайный игорный притон, откуда выпустили недоросля, был где-то неподалеку. Можно бы посадить Вельяминова в карету, покатать по окрестным улицам, может, признает дом… ан нет!

Он, горемыка, запомнил, что у крыльца сильно благоухало конским навозом. А привезен был уже ночью, впушен в дом в потемках. Стало быть, доставили его на задний двор, где службы, сараи, конюшня, и ввели в притон с заднего крыльца. Оттуда же он и сбежал, не разбирая дороги. Стало быть, фасад дома и парадное крыльцо узнать не сможет ни за что - он их не видел. Ловко придумано… но должна же быть зацепка?…

Устин пономарским голосом бубнил показания полового из «Ленивки».

– Помолчи-ка, - велел Архаров.

Он вспомнил то, что в рассказе Вельяминова отметил было сразу, да за суетой позабыл.

Знакомство в модной лавке на Ильинке…

И кого же прикажете туда посылать?

На Ильинку?

Расспрашивать по-французски бойких хозяек и их шустрых помощниц, не был ли замечен некий юный и курносый господин Вельяминов в нарядном серо-голубом кафтанчике? Переходить от лавки к лавке с теми же вопросами, расплачиваясь комплиментами и обещаниями впредь сделаться постоянным покупателем?

Нет, и туда пусть Левушка идет. Он по-французски знает, он с этим смешливым племенем обращаться умеет! Или Клаварош… да, именно Клаварош.

Или - нет, нельзя туда пускать Клавароша. Она задержит его, примется расспрашивать, передавать благодарности.

Тут Архаров подумал, что делается некстати чувствителен. Какие благодарности?! Не может быть, чтобы она не поддерживала сношений с Клаварошем, все-таки человек ее от голодной смерти спас, да и крестник ее матушки. Все хорошее, что она могла бы ему, Архарову, по этому случаю сказать, уже не имеет силы.

Поди, давно забыла…

Она и она… и так ясно, кто. Если ее имя по-русски произнести, выйдет глупо - Тарасия. Так сказал священник, батюшка Никон, в старом-престаром храме Антипы-священномученика, куда Архаров забрел в общем-то случайно - исследовал окрестности своего нового жилья. Священник оказался приятным человеком, и именно туда Архарова всякий раз загоняло любопытство по части имен - а при первой встрече, только еще открыв для себя этот храм, он просто хотел знать, что означает необычное имя и насколько соответствует хозяйке, лишь это, ничего более, в подтверждение своей теории о тесной связи имени и судьбы.

Оказалось - «волнующая». По-гречески. Этого только недоставало.

Так что на Ильинку опрашивать Лизеток и Жанеток пойдет Левушка. Кстати - надо бы принять на службу несколько молодых людей, которых не стыдно пускать в приличное общество для разведки. Левушка-то приедет и уедет, а надобность в нем остается…

Левушка прибыл на Лубянку ближе к обеду, несколько смущенный. Принялся объяснять, что вот-де, допоздна к доктору Ремизову наведывался, но тот, видать, был прикован к постели страдалицы-княжны. Архаров только рукой махнул - трата времени, и только. Просьба Волконского выполнена - но нежелание княжны сообщать важные сведения мешает дальнейшему следствию. Как знать - может быть, она удерживала у себя насильно дочь знатного и богатого родителя, а тот сговорился с волосочесом-французом да и выкрал свое дитя? Кто в таком случае прав? И к кому следует применить всю строгость закона?

Объяснять другу задание Архаров начал уже в карете, которая везла их к Ильинке. Растолковал, что Вельяминов с незнакомцем именно пряжки для башмаков обсуждали, и показал списанные Устином приметы незнакомца - ростом на полвершка повыше Вельяминова, но тут нужно считаться с каблуками, круглолиц, с пухлым подбородком, в меру дороден, глаза черные, круглые, брови держит домиком, как если бы постоянно был удивлен. Кафтан модного серовато-зеленого цвета, этакого ускользающего от определения, камзол такой же, и еще треклятый недоросль почему-то запомнил пуговицы - серебряные, на один манер, только на кафтане большие, на камзоле поменьше. Лучше бы приметы дома, куда завезли, вспомнил!

– В лавках дом ни к чему, а пуговицы, со вкусом подобранные, француженки заметят, - возразил Левушка.

Продолжая напутствовать, Архаров в начале Ильинки, где-то у Ветошного переулка вышел вместе с Левушкой из кареты и принялся его провожать, старательно не замечая собственного поведения, как если бы увлекся сыском и о всем прочем забыл.

День был солнечный, какой-то праздничный - а, может, все дело в том, что публика по Ильинке слонялась нарядная, все блестело или поблескивало, голоса звенели, да еще впереди родителей бежали дети, одетые и причесанные на взрослый лад, даже самая малая девчонка, двух лет по третьему, имела настоящее, обрамленное кружевом декольте.

– А помнишь Терезу, Николаша? - вдруг спросил Левушка.

– Привидение, что ли? - не сразу уточнил Архаров, а словно вспоминая.

– Которой ты денег на обзаведение дал. Так вон ее лавка. Не туда глядишь! На той стороне!

– Гляди ты, не прокутила, не растранжирила! - подивился Архаров, как если бы этого не знал. - Русская баба так деньги считать не умеет, как иностранка. Или скряжничает, или тратит наобум, пока не разорится.

– Так для того сюда и едут, чтобы денег поболее заработать, - объяснил Левушка. - Я сюда, бывая в Москве, частенько наезжаю с кузинами, так заметил - старые вывески пропадают, новые появляются. И кузины то же говорят. Только к одному мусью привыкли - глядь, уже новый завелся. Мне потом растолковали - здесь, на Ильинке или в Гостином дворе, модному торговцу за два года состояние составить возможно. Вот он годика два-три тут помается, померзнет, а потом с набитым кошельком домой возвращается. И мадамы тоже. Едут домой с приданым, там их и дворяне замуж берут…

Архаров безмолвно усомнился в том, что музыкантша когда- либо накопит себе на приданое. Хотя и взялась за ум, но ее ум таков, что всякого выверта ожидать возможно. Впрочем, накопила бы и уехала в свой Париж - правильно бы сделала…

– Ну так ступай с Богом, - сказал он Левушке, - а я к карете. Других забот хватает.

Левушка устремился огромными шагами, чуть ли не вприпрыжку, по Ильинке - молодой, веселый, не спускающий с лица улыбку. Архаров при всем желании не мог бы за ним, длинноногим, угнаться - но и возвращаться к карете не спешил, а пошел себе неторопливо следом, словно не замечая самоуправства своих ног.

Он шел Ильинкой и дивился - надо же, сколько в Москве развелось щеголей и щеголих. Петербуржцы, заглянув сюда, конечно, задирали носы - против Невского Ильинка мелковата, блеск не тот, против Невского и московская Тверская слаба. Однако по улице то и дело проезжали большие высокие кареты, запряженные крупными породистыми голландскими лошадьми, которая - четверней, которая - шестеркой цугом. Качались кокарды, торчащие из конских налобников, вопили бегущие впереди упряжек скороходы, покрикивали щедро напудренные кучера, то и дело грозились бичами с высоты седел форейторы. Открывались дверцы, откидывались подножки, лакеи пособляли выпорхнуть хорошеньким юным дамам, умеющим показать ножку, и выводили почтенных особ, которым было не до резвостей. Тут же появлялись молодые вертопрахи, щеголи, петиметры, и образовывалось общество, и, галдя, вваливалось в двери модных французких лавок.

Архарову галантерейный товар был ни чему, и он шел потихоньку, развлекаясь уличными сценками, пока не обнаружил себя у известных дверей - тех, на которые указывал давеча Левушка.

Левушка, затерявшийся в толпе, наверняка уже забрался в какую-то иную лавку, первую на пути, и, резвясь, выпытывал насчет кафтана с серебряными пуговицами. Сюда он дойти не успевал.