Федерико Андахази - Танцующий с тенью

• Название: Танцующий с тенью
• Автор: Федерико Андахази
• Издательство: Изд-во Эксмо, Домино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-13552-9

Автор «Анатома», «Милосердных», «Фламандского секрета» создает новый жанр. «Танцующий с тенью» – это роман, исполненный в ритме настоящего аргентинского танго. Хуан Молина мог бы стать величайшим исполнителем танго, затмить самого Карлоса Гарделя – если бы не встретился с Ивонной, если бы она не встретилась с Гарделем, если бы не таинственный незнакомец, поселившийся в душе самого Молины. Любовь, смерть, верность, отчаяние – герои Андахази не говорят об этом: они поют танго.

---

Хуан Молина продвигается вперед еще на шаг, одновременно с этим отец его отступает.

От волнения женщины начинают громче стучать костяшками пальцев по ребристой поверхности стиральных досок, отбивая заунывный ритм.

Это просто эпопея —
список ваших дел злодейских,
славит вас и мост Помпея:
знамениты вы, как Рока,
истребитель орд индейских [31].
Но в округе ходят сплетни:
ваша слава – только бредни,
мать мою лупить жестоко —
вот и все геройство ваше,
так сестру мою мамаша
чуть не родила до срока.

Молина поет, и лицо его все больше искажается гневом и ненавистью. Последние свидетели, что еще оставались во дворике, спешно уходят, стараясь остаться незамеченными. Не покидают двор только женщины – они стирают, отвернувшись от отца с сыном, делая вид, что ничего не замечают.

Не следы татуировок —
шрамы от побоев пьяных
украшают мое тело.
Тот, кто вправду крут и ловок,
шестилеток бить не станет —
не мужское это дело;
если бы ребята в баре
знали, что вы за герой, —
вмиг начистили бы харю.
Я и сам теперь большой
и горю желаньем мести —
не за то, что вы, злодей,
надо мной ремнем махали,
а за боль и за бесчестье
старой матушки моей.

Взрослый мужчина после песни продолжает пятиться шаг за шагом, пока спина его не упирается в стену; ему ничего не приходит в голову, кроме как вытащить из штанов ремень; в тот момент, когда отец уже готов нанести первый удар, Хуан Молина перехватывает его занесенную руку; все еще ослепленный своей яростью, желанием отомстить за мучения матери, юноша хватает отца за горло и душит.

6

Молина ничего не видел перед собой. Годами сдерживаемая ярость, заботливо питаемая ударами ремня, от которых оставались шрамы на спине и незаживающие раны в душе, преобразила Молину, в одно мгновенье изменив до неузнаваемости. Никто никогда не узнает, чем бы кончилось дело, если бы мать и сестра не упросили Молину разжать пальцы, которые все крепче сжимались на отцовской шее. Однако в ту же ночь Хуан Молина собрал свои вещи, подхватил гитару и ушел – сам не зная куда. Как и в день своего первого побега из дома, Молина зашагал по улице Брандсена по направлению к берегу. Достигнув Вуэльта-де-Роча, он уселся на свои пожитки, лицом к Риачуэло. Вода стояла неподвижно, как черное зеркало, в котором отражались бока кораблей и мигающие сигнальные огоньки. Этот треугольный клочок земли возле темной реки, крохотный островок, омываемый уличной брусчаткой, служил Молине пристанищем, когда ему некуда было податься. Так было всегда, с самого раннего детства. Мальчик усаживался, закуривал украденную у отца сигарету и с высоты своей сторожевой башни – то есть прямо с земли – наблюдал, как бросают якорь во внутренней гавани корабли, пришедшие с другой стороны Атлантики. Хуан Молина смотрел, как перебрасывают шаткие сходни, и тогда перед ним проплывали лица пассажиров, прибывших в порт с другой стороны мира. Путешественники спускались суматошно и нерешительно, не зная, чего ожидать от этой земли, на которую они, казалось, не осмеливаются ступить, – точно предчувствуя, хотя и против своего желания, что никогда не смогут вернуться домой. Но обратного пути уже не было. А не так давно с одного из этих кораблей сошла девушка, чьи голубые глаза как будто бы пытались разгадать загадку этого чужого неба, этих звезд, что выстраиваются в фигуры, диковинные для вновь прибывших. Первое, что увидела эта польская девушка, ступив на ненадежные сходни и уцепившись за веревки ограждения, был одинокий парень, курящий и глядящий на реку. От этого – самого первого – образа сердце девушки сжалось, она почувствовала, что здесь ей рассчитывать абсолютно не на кого. Вот именно в этот момент взгляды Хуана Молины и той, кому суждено будет стать Ивонной, впервые пересеклись. А потом все исчезло в суматохе и забвении. Много воды протекло под ржавым мостом между этой первой встречей и той, другой, когда Молина чуть не раздавил девушку грузовиком.

***

А теперь на этом самом месте, усевшись на свои чемоданы, Хуан Молина смотрит на пейзаж, сопровождавший его всю жизнь, и, словно видит это место в последний раз, отдается ритму буксирного судна, которое медленно проплывает мимо, и вполголоса поет:

Вот гудок, опять гудок,
жалобный портовый вой —
вы не плачьте, я живой,
только с радостью не дружен,
только очень одинок.
Нет, глициния, не нужен
мне на память твой цветок —
чтобы в жизнь войти чужую,
забираю запах твой.
Нынче ночью ухожу я.

Горьких слез по мне не лей
ты, вьюнок, знакомый с детства, —
я с собою забираю
полутьму листвы твоей,
чтобы чувствовать соседство
с домом, что остался где-то.
Мне названье незнакомо,
знать его должны поэты —
боль бездомных сыновей,
уходящих прочь из дома.

Знаю, скоро перестанет
обо мне кафе грустить,
стул мой скоро будет занят
кем-то с нашего двора;
слабым быть сейчас нельзя мне,
но за все прошу простить.
Уходить пришла пора:
спит квартал, захлопнув ставни,
вот луна взошла,
сверчок не замолкнет до утра;
ты, луна, меня обяжешь,
если никому не скажешь,
что я слез сдержать не мог.

Старый мост над Риачуэло,
тосковать по мне не нужно —
я как лошадь ломовая,
что всегда найти умела
путь в знакомую конюшню.
До свиданья, дорогая
улица Монтес-де-Ока,
танго, что ты мне напела, —
вот и все мое наследство.
Сохраню в душе, Ла-Бока,
все, что полюбил я с детства.

Дальнейшее – лишь тишина и темнота. Хуан Молина снова закурил, порылся в карманах и обнаружил, что тех нескольких монет, которые у него оставались, не хватит даже на то, чтобы заночевать в самой дрянной гостинице. Так обстояли дела, когда Молина услышал голос за спиной:

– ?Il signore ha bisogno di una stanza?{2}.

Хуан Молина резко развернулся и увидел мужчину с птичьим лицом, который пытался казаться хорошо одетым. И кроме того, он пытался показать, что говорит по-итальянски. Молина не сразу понял, что к чему. Сегодня вечером, как всегда случалось раз в месяц, прибыла «Надин» – пароход, ходивший по маршруту Женева – Буэнос-Айрес и всегда привозивший эмигрантов. И только вспомнив об этом, Хуан Молина догадался: ведь ничто не отличало его от итальянцев, потерявшихся в незнакомом городе, возможно не имевших здесь родных, не знавших языка, не решавшихся далеко отойти от порта. Человек с лицом птицы и неотвязчивый как муха снова зажужжал, словно умел произносить только эти слова:

– ?Il signore ha bisogno di una stanza?

Молина понимал, что перед ним всего-навсего полунищий пройдоха, который зарабатывает тем, что надувает несчастных и обездоленных. И тем не менее больше ухватиться ему было не за что. Впервые в жизни Хуан Молина почувствовал себя иностранцем в собственной стране.

– Боюсь, вам от меня проку будет мало: это все, что у меня есть… – ответил он, разжав ладонь и показав пять монет, оставшихся от последней зарплаты. Его собеседник вздрогнул от неожиданности, услыхав речь коренного портеньо [32]. – Но, по правде говоря, мне действительно нужна комната, – признался Молина.

Охотник за дураками осмотрел юношу с головы до ног, пробежался своими птичьими вороватыми глазками по чемоданам, на которых тот сидел, зафиксировал взгляд на гитарном футляре и принял решение:

– Не унывайте, что-нибудь и для вас отыщется. Я найду для вас пристанище, беспокоиться не о чем. Работа у вас есть?

– Есть работа, – недоверчиво сказал Молина, подтянув гитару поближе, – там, на верфи, – закончил он и указал кивком на док, видневшийся на другом берегу Риа-чуэло.

– Вот и хорошо; добираться вам, конечно, будет далековато, но поверьте мне, я предлагаю вам шикарное место.

С этими словами человек с птичьим лицом запустил руку во внутренний карман полосатого пиджака и вытащил оттуда визитную карточку. Он протянул ее Молине, держа двумя пальцами.

Юноша прочел адрес, и глаза его заблестели: улица Аякучо, 369, – вот что значилось на карточке. А ведь это был, если память его не подводила, угол Аякучо и Коррьентес. Жить на улице Коррьентес, Коррьентес! Хоть Молина и понимал, что тут без подвоха не обойдется, сердце его забилось часто-часто.

– Самый центр, в двух кварталах от Кальяо, домашняя обстановка и полный пансион. Роскошно! Лучшего места для ночлега вам не найти. Послушайте доброго совета: отправляйтесь туда, покажите карточку и скажите, что вас прислал Маранга, ваш покорный слуга. Здесь так и написано, на другой стороне, – добавил он, переворачивая замусоленную карточку.

Хуан Молина решил долго не раздумывать, поднялся, собрал вещи, пожал узловатую руку Маранги и перешел на другую сторону улицы.

– Двадцать пятый трамвай довезет вас прямо до дверей, – успел крикнуть его благодетель. – И не забудьте: вы пришли от Маранги, – добавил он, выкрикивая свою фамилию четко, по слогам.