Колин Таброн - К последнему городу

• Название: К последнему городу
• Автор: Колин Таброн
• Издательство: Издательство «РОСМЭН-ПРЕСС»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-353-01507-Х

Пятеро европейцев, трое мужчин и две женщины, отправляются в путешествие по Андам к развалинам полулегендарного города Вилкабамбы – города, в котором инки нашли свое последнее пристанище в борьбе с завоевателями-испанцами. Никто из путников даже не догадывается о том, что им предстоит преодолеть не только все тяготы путешествия, но и взаимное недопонимание и даже враждебность. Примириться с прошлым и заново обрести себя – вот основная задача, которую приходится решать европейцам.

---

– Ты единственная, кто еще годится для этого путешествия.

Он заметил, как она водит глазами по строчкам в блокноте, и сердито захлопнул его:

– Уверен, что у Жозиан малярия. Она серьезно больна.

Камилла сказала:

– И тебе очень хочется, чтобы ей стало хуже, так?

Он с удивлением уставился на нее:

– Господи, что ты такое говоришь?

– Ну, тогда ты бы смог написать про нее. – Она всего лишь шутила. Есть такой тип бессердечных писателей и журналистов (она заметила это давным-давно), которые обычно так и делают, особенно когда в дело вовлечена их страсть, а не любовь.

Роберт продолжал удивленно смотреть на нее. Ее серые глаза всегда побуждали его честно сознаться во всем. Но он сказал:

– Нет, я не хочу, чтобы Жозиан стало хуже.

Но в голосе Камиллы не было обвинения. Она вдруг с некоторым ужасом поняла, что ей самой совершенно все равно, что будет с Жозиан. И поэтому сказала:

– Да не важно все это. – Она немного мстила Роберту за его глупость. – Кажется, я понимаю.

– Ты? – Он услышал в своем голосе первые нотки злости. – Как ты можешь понимать меня?

– Я знаю это по своей же работе. – Ее приятно удивила собственная уверенность. – Иногда в ходе исследования я вдруг наталкиваюсь на нечто отвратительное, и я радуюсь. Я нахожу, что мир – хуже, чем я думала до этого, но я все равно радуюсь. Потому что это моя работа – находить что-нибудь. Тогда я могу сказать: «Посмотрите-ка! Посмотрите, что я нашла!» – и она тихо добавила: – Мне кажется, что счастье – очень скучная штука.

– Это совсем не одно и то же. Ты же в своей работе не надеешься, что кто-то заболеет.

Камилла рассмеялась:

– Но ведь в этом и заключается работа журналиста, разве нет? Находить хороший материал. Было бы странно, если бы это тебя не заботило.

– Ну да, конечно. Конечно.

Он думал: «Я делал так всю свою профессиональную жизнь. Все ждал, пока что-нибудь произойдет. Единственная катастрофа – это когда ничего не происходит. До сегодняшнего дня я так и полагал».

Он уже пытался написать про Жозиан, выделяя ей место в воображаемой книге; он пытался отметить перемены, произошедшие с ней, и презирал себя за то, что не изучает их более внимательно, но это были всего лишь бессвязные отрывки.

«Как странно, она ведь казалась самой неуязвимой из нас. Легкая, как эльф. С таким легким существом ничего не может случиться. Но сейчас, когда у нее началась лихорадка, она стала какой-то бледной и отчужденной. Казалось, что она где-то далеко-далеко, не с нами. Если она, конечно, когда-то была с нами».

Она наблюдала это снова и снова на протяжении всех тех лет, которые они были вместе: его удивительный аппетит к новому опыту, каким бы неприятным он ни был. Его мучила каждая нераскрытая тайна. Он был похож на охотника, который не может перестать убивать.

Но теперь он вдруг сказал странным тоном, который она еще не слышала до этого:

– Я больше не хочу, чтобы что-нибудь случалось.

– Да, то, что случилось вчера, просто ужасно.

Он держался за колено, сморщившись, как будто пытаясь скрыть другую, душевную боль.

– Нет, я имел в виду вот что: я хочу, чтобы больше ничего не случалось.

Она не понимала его. Роберт смотрел не на нее, а на свою голую ногу. Через несколько минут он выдохнул:

– Потому что я не смогу это описать… Что бы ни произошло, я все равно не смогу описать это.

Именно этого Камилла и боялась; но подтверждение ее догадок пришло так спокойно – она ведь уже все знала, – и теперь она просто продолжала разминать его горячее колено, радуясь, что этим можно заменить вынужденные снисходительные ласки.

Роберт проговорил:

– Я должен был стать заложником, как Франциско.

Ей захотелось спросить: «Так почему же не стал?» Но это прозвучало бы слишком жестоко. Поэтому она сказала:

– Я рада, что ты не стал.

Но она и не ждала от него ничего другого.

Он просто сказал, не глядя на нее:

– Я испугался.

Он вырвал колено из ее рук – она вдруг с удивлением почувствовала, что он считает себя недостойным ее – и опустил штанину.

– Я никак не мог понять, что, черт побери, происходит. Они могли оказаться просто детьми, которые решили поиграть в инков. А могли отрубить нам головы. Я просто не знал.

Она попыталась поддразнить его:

– Нужно всегда понимать, что происходит!

– Да, – и потом еще тверже: – Да. – Он не хотел смотреть на нее. – А я просто трясся от страха. Ты не заметила? Я не знал, чего они хотят. Чего они хотели? Они просто ждали, что мы сломаемся и повернем назад, правда?

– Нет, не думаю. Мне кажется, они ждали, что мы пойдем дальше.

– Я думал, у них какой-то уговор. Между ними и проводником, и даже поваром. Я думал, им нужно что-то еще.

Спокойствие Камиллы удивило его. Он встал и, отвернувшись от нее, посмотрел на доску. На ней мелом было написано: «Rabia es un sustantivo, rabioso es unadjetivow[38].

Он казался таким жалким, с опущенными плечами, в мокрой от пота серой рубашке, что ей вдруг захотелось обнять его. Значит, он не нашел слов, чтобы самому себе признаться в своем унижении. Он не мог притворяться, когда начинал писать, – он вообще не мог притворяться (ей всегда это в нем нравилось). И вот он стал немым.

Но она решила не прикасаться к нему. Естественно, ее оттолкнула его внутренняя гордость. Но также еще и некоторое чувство самосохранения, нежелание тонуть вместе с ним. Она поняла, что это и есть то драгоценное новое качество, развившееся в ней здесь, – отчуждение. Ей не хотелось терять его. Поэтому Камилла продолжала смотреть на его спину, немного нежно, немного удивленно от такого странного отчуждения: ее удивляло, что она могла теперь смотреть на него, как будто на кого-то другого, хотя и представляла, как прежняя Камилла крепко обнимает его.

Через некоторое время она спросила:

– Разве кто-нибудь из нас мог предвидеть, что здесь будет происходить?

– Я хочу только одного: чтобы это путешествие окончилось. Я начинаю ненавидеть всю эту страну, – ответил он.

Она пробормотала:

– Она очень красива.

Но он ее не слышал:

– Я решу, что мне делать, когда мы доберемся до дома.

Он и сам уже себя не узнавал. Еще минута, и его начнет отталкивать все – не только он сам, но и эта земля, люди и даже Камилла.

Днем Роберт прошел мимо палатки Франциско, но, внезапно, поддавшись какому-то импульсу, вернулся и зашел к нему. Его больше не раздражало то, как Франциско смотрит на Камиллу. Он даже немного возвысил ее в глазах Роберта. Франциско лежал на голой простыне, уставившись в брезентовый потолок. Первые несколько секунд он не мог понять, кто к нему пришел. Потом на его лице проступила слабая улыбка.

Как глупо, подумал Роберт, что так трудно это произнести, но все же сказал:

– Я хочу поблагодарить вас за то, что вы вчера сделали, Франциско. – Вы – хороший человек, – тихо добавил он немного погодя.

Улыбка исчезла с лица Франциско. Роберт с удивлением увидел, как его лицо исказила гримаса боли. Он сказал:

– Нет, я не хороший человек.

Ему вдруг показалось, что его собственные слова что-то зажгли внутри него. Он сказал громче:

– С чего вы это взяли?

И тут он хрипло и гневно закричал, так, что его, наверное, слышали все в лагере и в лесу за ним:

– Я нехороший человек! Нет! Нет! Я не хороший человек!

Глава тринадцатая

В джунглях, которые окружали их все последние мили на пути к Вилкабамбе, царила еще более глубокая тишина, чем раньше. Многие мили они поднимались на холмы и спускались в низины, ступая по дну зеленого океана. Единственными нарушителями этой тишины были обезьяны-ревуны – на самом деле они вовсе не ревели, а издавали какие-то странные, приглушенные звуки, похожие на далекий гром. Потом тропа внезапно отодвинулась к самому краю пропасти – далеко внизу ревела бурная река, а на склонах напротив росли огромные деревья и бамбук.

Несколько раз им попадались фермерские угодья, где рос маис, кофе или фруктовые деревья. Но они никогда не видели самих рабочих на этих фермах.

Потом вокруг них снова смыкались джунгли. Камни под ногами были скользкие от недавно выпавшего дождя, и земля приставала к ботинкам, как глина. Они слишком устали, чтобы разговаривать. Камилле очень захотелось проехать немного верхом, но даже мулы выглядели такими измученными, что она не решилась попросить. Джунгли проплывали мимо нее вереницей незнакомых орхидей и птиц: трогоны, оропендолы и прекрасные черно-синие танагры.

Ее по-прежнему раздражала Жозиан. Судя по всему, эта девушка привыкла к своей роли: всегда быть предметом всеобщей заботы. Сейчас Жозиан ехала впереди – застывшая в седле, почти неживая, – не держась за поводья. Она даже не пыталась уклониться от листвы и лиан, которые хлестали ее по лицу. Она смотрела прямо перед собой. Луи ковылял рядом, обхватив ее рукой за талию. Казалось, она не замечала его. Высокий погонщик – он все слушал свой транзистор – вел ее лошадь за узду.