Колин Таброн - К последнему городу

• Название: К последнему городу
• Автор: Колин Таброн
• Издательство: Издательство «РОСМЭН-ПРЕСС»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-353-01507-Х

Пятеро европейцев, трое мужчин и две женщины, отправляются в путешествие по Андам к развалинам полулегендарного города Вилкабамбы – города, в котором инки нашли свое последнее пристанище в борьбе с завоевателями-испанцами. Никто из путников даже не догадывается о том, что им предстоит преодолеть не только все тяготы путешествия, но и взаимное недопонимание и даже враждебность. Примириться с прошлым и заново обрести себя – вот основная задача, которую приходится решать европейцам.

---

– Вы скоро станете выглядеть лучше.

Жозиан закрыла глаза.

– Са n’a pas d’importance[41].

Камилла поняла, что Жозиан снова погрузилась в забытье. Ее тело стало извиваться и выгибаться в спальном мешке. Ее руки вырвались из-под одеяла и сжали голову. Камилле казалось, что она видит, как дрожат ее кости и пульсируют вены, крупной сеткой покрывшие поллица. Время от времени Жозиан показывалась из спального мешка и произносила какие-то непонятные слова. Камилла думала, что тот сон, в котором она сейчас живет, кивая и бормоча что-то бессвязное, и есть для нее сейчас единственная реальная жизнь и что сознание причиняет слишком много боли, чтобы вновь его обретать. Поэтому Камилла не прерывала ее, а просто продолжала прижимать мокрую ткань к искаженному лицу, чувствуя странную боль у себя в желудке. Жозиан моложе меня, думала она, а я на самом деле верю, что она скоро умрет.

Некоторое время спустя Жозиан произнесла:

– Est-ce qu’un mal pourrait faire craquer la tete?[42] – Глаза девушки полуоткрылись. – Мадам Ривуар сказала, что… голова может от боли отвалиться… – Она рассмеялась своим неприятным смехом. Но сейчас он казался неожиданно смелым.

Камилла была не уверена, понимает ли Жозиан, что она все еще рядом. Она вдруг подумала о том, что ей бы лучше теперь вернуться к Роберту, который пытался утешить Луи в палатке, служившей им столовой. Она даже попыталась сказать об этом вслух.

Но в это время Жозиан внезапно спросила:

– А Роберт любит Луи?

Камилла с удивлением ответила:

– Да, думаю, да.

Жозиан снова замолчала. Камилла не знала, что она чувствует. Снаружи в сумерках громко кричала какая-то птица или животное, этот повторяющийся крик был похож на странную песню. Жозиан сказала:

– Как вы думаете, они лишают нас жизни?..

Камилле оставалось только догадываться, что она имеет в виду. Она не знала, от чего так ярко блестели глаза девушки: от упрямства или от лихорадки. Но она ответила:

– Да, если мы позволяем им сделать это.

Очень важно выяснить все прямо сейчас.

– А что вы сами думаете по этому поводу?

– Я тоже так думаю. – Голос Жозиан становился все тише и тише: – Я думала, что Луи… а потом…

«Нас объединило странное чувство близости», – подумала Камилла. Позже она пыталась понять, что все это значило. А поскольку это были последние слова, которые Жозиан сказала ей, то они задержались в ее сознании надолго, как глубокая рана.

Но Жозиан уже опять погрузилась в забытье. Ее ладони лежали рядом с ладонями Камиллы: горячие, тонкие пальцы с поломанными ногтями. Камилла взяла, ее руку в свою, и Жозиан слабо пожала ее в ответ. От этого слабого рукопожатия у нее сжалось сердце: ей стало жалко не только Жозиан – нет, она едва ее знала, – но всех женщин, вынужденных скрываться под этой ужасной оболочкой слабого ребенка. Ей даже на секунду представилось, что в Жозиан умирает и ее, Камиллы, женское начало – вся эта пассивная нежность, забота о себе и, наверное, даже ее молодость, – и в это мгновение девушка впала в кому.

На следующее утро Луи немного пришел в себя. Его жена провела ночь очень спокойно, и он принял ее сон за сон от изнеможения. Ее дыхание стало тише и ровнее. Снаружи воздух был очень сырым, на долину спустились облака. Погонщики были заняты тем, что перебинтовывали переднюю ногу одному из мулов, и на границе пастбища даже собралось несколько фермеров, чтобы посмотреть на это. Эти люди раздражали Луи – казалось, они чего-то ждут, – он вызывающе уставился на тех, кто подошел поближе, и они удалились. Немного позже одна из женщин – назойливая пигмейка в уродливой испанской шляпе, – кланяясь, вошла в палатку и протянула ему кусок вареной коры дерева чинконы для Жозиан. Он был похож на грязный носок. Луи вышвырнул ее из палатки.

Но к середине дня он снова забеспокоился. Жозиан не двигалась. Когда он попытался разбудить и накормить ее, она отказывалась даже пить воду. Один раз она подняла руки и обняла его голову, как будто пытаясь его утешить. Потом она снова заснула. А к вечеру Луи опять охватила тревога.

Жозиан плыла по океану утихающей боли. Больные клетки заполнили все капилляры ее мозга и перекрыли к нему доступ. Ей представлялось, что она все еще на пути к Вилкабамбе с какими-то людьми, которых она не знала. Они ехали верхом под пустым небом. Мужчина, едущий рядом с ней, был ее отцом, который умер семнадцать лет назад. Они ехали мимо богатых и красивых домов, потом мимо школы верховой езды. Там были какие-то люди, люди, которых она не узнавала, и собаки. Город с трех сторон окружали джунгли, и они подъезжали к нему по дамбе, пересекавшей какое-то озеро. Стояла ночь, и оно было полно звезд.

В то время как зараженные болезнью клетки Жозиан отмирали, навсегда отрезая путь к ее мозгу, измученный Луи спал рядом, ничего не чувствуя. Через откинутый полог были видны сверкающие звезды инков; они отражались в озере недалеко от Вилкабамбы. Копыта ее лошади беззвучно ступали по дамбе. Ехать осталось совсем немного.

Глава пятнадцатая

Он чувствовал, что ему нанесли такую рану, с которой он не сможет справиться. Луи ощущал это хотя бы уже потому, как он шел: короткими, неуверенными шажками, как будто он только что перенес удар. Он пошел по самой короткой тропе, ведущей к руинам, обходя грязь и лужи, а потом сел лицом к саду, в котором копались черные и белые свиньи. Луи не хотелось ни на что смотреть. Его тело вдруг стало непонятно и ненужно легким. Ему вполне хватит вида на Вилкабамбу отсюда. Дальше он не пойдет. Он не хотел его видеть.

За эту ночь он заметно постарел. В нем поднялась и полностью навалилась на него та самая усталость, которая всегда пугала его – болезнь, скрывавшаяся за всеми пошлыми удовольствиями. Он хорошо осознавал, что это не то горе, которое со временем пройдет, что повреждена какая-то внутренняя ткань всего его существа, от которой его раньше заслоняла Жозиан.

Теперь, когда погонщики увезли ее, свернув до состояния эмбриона и привязав тело к лошади – проводник сказал, что в этом климате тела очень быстро начинают разлагаться, – ему больше не о чем было думать и нечем было заняться. Его будущее увяло буквально за несколько часов. Луи знал, что теперь ему придется просто перетечь в него, капля за каплей. У него больше не осталось никаких желаний. Сейчас ничего уже не отделяло его от смерти. Ничего, кроме гнева к самой жизни, ее дикой глупости. Этот гнев превратится в затаенную горькую злобу, ни на что не направленную, которая проведет его через всю оставшуюся жизнь к смерти.

Она спасала его от всего этого. Своей детской красотой, своей потребностью в нем, своим наивным умом (который она отрицала), Жозиан спасала его от бессмысленности. Он уже представлял, как становится старым, как она ухаживает за ним, и ему не надо бояться, что она заведет романы (он давно понял, что ей они были не нужны). Прежде всего он оплакивал саму мысль о вдовстве в преклонном возрасте. Вместо этого… «Я всего лишь позволил себе окунуться в прекрасный сон, – подумал Луи. – Я любил аромат ее святости, ее ребячества. Это было чем-то похоже на искупление грехов, учитывая мой возраст». А буквально через минуту он чувствовал: «Мое дальнейшее существование само по себе абсурдно. Я как пустая раковина улитки. И я больше никогда не смогу позволить себе успокоиться».

Весь день к нему в палатку приходили другие путешественники, пытаясь проявить то уважение к его горю, которое немного отдаляло его от них. Они делали все, что было в их силах. Луи было их жалко. Но из-за них он чувствовал, что заболевает. Казалось, только проводник отнесся к смерти привычно и весьма практично, а мягкие рукопожатия погонщиков – они выстроились в очередь снаружи – передавали ему их физическое сочувствие.

Их маленькую группу, думал он, объединил страх. Чета англичан, казалось, не знала, что лучше – оставить Луи в покое или задушить его в сочувственных объятиях. Как он мог им сказать, что его возмущает их крепкое здоровье? Почему они были живы, а она – нет? Когда Камилла обняла его, он почувствовал ее крепость, ее целостность – она была совсем не похожа на Жозиан, в ее теле не было даже намека на изящность. Ее объятие сделало Луи еще более одиноким. Как можно справиться со смертью? В ней нет смысла. В ней никогда не было никакого смысла. Она не обратила внимания на уродливых и глупых. Она пощадила его самого. И взяла Жозиан. Господи, ну почему она не взяла угрюмого журналиста или самовлюбленного священника?

Камилла сбивчиво проговорила:

– Жозиан… она была такой милой…

Милой. Луи понял, что Камилле не нравилась Жозиан. Но ему было все равно. Жозиан принадлежала ему, а не им. В любом случае вы никогда не поймете, что на самом деле чувствуют англичане: эти отгороженные от всего, самосозерцающие люди.