Валерий Денисов - По кличке «Боксер»: Хроника времен культа личности

• Название: По кличке «Боксер»: Хроника времен культа личности
• Автор: Валерий Денисов
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1990

---

– Не понимаю.

– Это потому как вы, товарищ майор, там, на месте, не были. Обиделась гражданка Сатова, это точно. Только обиду нанес ей мальчонка лет тринадцати. Знамо дело, баловался на бережку, ну, случайно и обсыпал песочком…

– И все?

– Все. Люди, те, что на пляжу загорали, говорят: никаких иных хулиганов не было и мата никто не слыхал… – Старшина снова вытер лоб.

– Какие все же меры вы приняли?

– Хотел было пацану уши надрать, да вовремя одумался – наказать вы за это можете…

– Правильно одумался. И что же сделал?

– Мораль прочел и хотел было отпустить, но здесь и произошла закавыка… Сатова накричала на меня, мол, службы не знаю, а эту дрянь, пацана то есть, наказать следует и побежала к телефону. А через пять минут подруливает машина из госбезопасности. Дюжие ребята пацана подхватили под мышки и – в кузов. Сатова в кабину уселась и…

– Увезли мальчишку? – с нескрываемым удивлением произнес майор.

– Точно. Как арестанта…

… Постовой у здания ОНКГБ, внимательно ознакомившись с удостоверением майора, отдал честь и сказал, что он должен позвонить в приемную начальника. Маньковский присел на стул, так как знал: процедура «допуска к руководству» в этом учреждении иногда затягивалась недолго. Но, к его удивлению, уже через пару минут постовой получил указание пропустить начальника милиции. Ещё большей неожиданностью оказалось то, что Сатов встретил майора в приемной с широко раскрытыми объятиями и со словами «Знаю, знаю, с чем пришел» пригласил в кабинет. Едва они расположились в креслах, стоящих по обе стороны приставного столика, как подполковник с видимой досадой произнес:

– И дался тебе этот Перловский…

– Да я, собственно… – начал было Маньковский, но Сатов перебил.

– Все знаю, сам понимаешь, служба такая. Сообщили мне, что интересовался ты этим незадачливым художником. И как это удалось тебе с ним контакт найти, ума не приложу. Школа сказывается. Чудаковатый человек этот художник. Где же ты, право, с ним встретился?.. Ладно, ладно, можешь не говорить. Секрет фирмы! Но от нас, как видишь, секретов нет. Да, я знал, что прямых указаний на связи Перловского с СД нет. Однако остались кое-какие сомнения, и в оперативных целях пришлось подержать художника возле себя. Ведь не в тюрьме же мы его держали! – Сатов усмехнулся. – Даже дали ему возможность заниматься своим ремеслом.

– У тебя в особняке?

– А чем плохо? При нашем-то продовольственном положении… Не поверишь, но он килограммов на пять поправился. Отпустил я твоего Перловского, ещё вчера вечером. Забудем о нем…

– Да я, собственно, по другому делу, – сказал наконец Манькоаский.

– Разве не художник тебя интересует? – насторожился подполковник.

– Происшествие на пляже.

– Тьфу ты! – с досадой произнес хозяин кабинета. – Я думал, что ты человек серьезный, а тут с пустяками лезешь.

– Какие уж пустяки, когда дело касается человека, тем более подростка. Скажи лучше: на каком основании задержали мальчугана твои люди.

– А что прикажешь делать, если твоя, – Сатов сделал ударение на последнем слове, – милиция мух ловит и потакает хулиганам?

– Мальчик случайно обсыпал песком твою уважаемую супругу…

– С таких случайностей и начинается хулиганство, товарищ майор милиции.

– Брось, Сатов, ты все прекрасно понимаешь. Просто амбиции взыграли – как же, жену побеспокоили! А что парнишку из-за пустяка в камеру посадили, тебя не волнует. Тюремная камера – не ремень, она не на заднем месте след оставляет, а в душе…

– Опять философствуешь. А дело-то выеденного яйца не стоит. Проучить надо озорника, чтобы ему и дружкам его неповадно было…

– И все же я требую, чтобы мальчика немедленно освободили, – спокойно и твердо произнес Маньковский. – Поддержание порядка в городе – задача милиции. И прошу не вмешиваться в её функции.

– Не вмешиваться? – блуждающая до этого на лице Сатова улыбка исчезла. Его взгляд стал колючим, злым. – А что же ты лезешь в чужие дела? Кто тебя уполномочил и кто дал право? Или ты забыл, чем занимаются органы государственной безопасности и как укорачиваются слишком длинные носы? Может быть, и тридцать седьмой год из памяти выветрился?

Нет, не выветрился этот год из памяти Маньковского, зарубкой кровавой остался на сердце. Но в том же сердце продолжала жить и жгучая ненависть к несправедливости, беззаконию и жестокости. Не смогли вытравить её ни камеры Лубянки, ни пристрастные допросы чересчур ретивых следователей. Потому и поднялся он с кресла, подошел вплотную к Сатову, взял его рукой за плечо, сжал железными пальцами и произнес упрямо:

– Прекрасно знаю, чем должны заниматься органы госбезопасности. Но то, что творишь ты, никакого отношения к их деятельности не имеет. Ты позоришь звание чекиста. И предупреждаю, если не остановишься, не поумнеешь, худо будет. – Майор встряхнул Сатова и спокойным, уверенным шагом вышел из кабинета.

7.

Маньковский стоял у карты Союза и насвистывал чуть слышно мелодию популярной в ту пору песни «Синий платочек». Настроение у него было прекрасное. И не без оснований. Только что он воткнул красный флажок около самого Берлина. Вот где теперь проходит линия фронта! Значит, войне скоро конец! Это ли не повод для радости! Самой большой, самой желанной. Ну, а то, что в последние апрельские дни обезвредили несколько банд также прибавляло душевной бодрости и оптимизма. И, наконец… Собственно, почему, наконец? Оно в том же удивительно благоприятном ряду новостей – письмо, полученное накануне от Татьяны. Её демобилизовали, она в Москве, безумно скучает без него и ждет вызова в Ялту. Согласна жить хоть в номере гостиницы, хоть в какой развалюхе, хоть в шалаше…

Вспомнив о жене, Александр улыбнулся и подумал с нежностью: «Зачем же вызов, я сам приеду за тобой, отпрошусь дня на три и приеду. Конечно же, не в шалаш привезу, а в квартиру, которую нам уже выделил исполком. Пусть небольшую, но отдельную и с видом на море». Хорошее настроение было у начальника милиции, пожалуй, впервые за все четыре месяца памятного сорок пятого года.

Ещё раз взглянув на флажок, воткнутый в столицу терпящего крах гитлеровского рейха, майор услышал доносившийся из приемной дробный деревянный стук. Это Прохоров спешил на своей деревяшке. Бывший фронтовой разведчик по рекомендации Маньковского устроился на работу в один из открывшихся санаториев на хозяйственную должность, бросил, естественно, базар и, будучи человеком благодарным, не забывал при случае навестить бывшего командира роты, скромным домашним подарком скрасить быт невольного холостяка. Нехитрыми были те подарки: фрукты из своего сада, рыбка вяленая, выпечка домашняя. Вот и сейчас, едва Алексей открыл дверь, как в ноздри Маньковскому ударил удивительно аппетитный запах.

– Чебуреки! – не утерпел майор.

– Точно!.. – с мягкой улыбкой подтвердил Прохоров и лишь после этого поздоровался, – День добрый!

– Здравствуй, Леша. По твоему довольному виду сразу можно определить, что у тебя все в порядке.

– Грех жаловаться. Налаживаем, значит, санаторное хозяйство. Прибывают болящие… Хлопот хватает.

– А мамаша как? Здорова?

– Бог здоровьем не обидел. Держится молодцом и привет вам шлет… Кстати, – Прохоров тяжело плюхнулся на стул, положил перед майором котомку с гостинцем. Лишь затем продолжил: – Соседка наша просила, значит, передать благодарность за хлопоты о ней.

– Какая соседка? – не понял Маньковский.

– Так Назаренко же.

– Она разве дома?

– Отпустили её.

– Вот это новость! Значит, Сатов исправил все-таки свою ошибку,

– Заставили, – Прохоров усмехнулся,

– Не понял.

– Начальник, а не знаешь. Ладно, открою секрет. У меня, значит, сейчас кое-какой контакт установился с ихним начальником АХО. Так вот, он говорит: подполковник схлопотал двадцать суток ареста, как бы за присвоение государственного имущества. Если попросту, за то, что конфискованные у Назаренко шмотки себе взял…

– А вещи вернули твоей соседке?

– Кое-что по мелочам. Самое ценное уплыло, но она помалкивает, рада-радешенька, что дома. Боится, опять в камеру посадят. Следователь ей так и сказал: держи язык за зубами, дело твое, дескать, ещё не закончено. Вот такие пироги.

Честно говоря, после того последнего разговора, состоявшегося в кабинете Сатова, Маньковский о подполковнике вспоминал редко. По случаю с задержанием мальчика на пляже он сделал представление в прокуратуру, добился его освобождения. Никаких общих дел в последнее время у него с начальником соседнего ведомства не было. Информация о его действиях, естественно, не доходила. Личные контакты прервались. Что радовало: перестали поступать в милицию сигналы о ночных визитах людей в форме с последующей конфискацией имущества, которые местными обывателями приписывались «оборотням», Маньковскому подумалось даже, что Сатов умерил свой пыл.