Владимир Данихнов - Чужое

• Название: Чужое
• Автор: Владимир Данихнов
• Издательство: Издательство «Снежный ком» (Латвия)
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2007
• ISBN: 978-9984-9872-7-9

Перед вами развернется психоделическое повествование, где одна иллюзорная реальность оказывается вложена в другую, та – еще в одну и так до самого конца. Каждая из этих иллюзорных реальностей строится по законам сновидения с отдельными яркими деталями, расплывающимся фоном, а поведение персонажей, достоверное в каждом отдельном слове и жесте, абсурдно в целом.

Умопомрачительная фантастика – острая, язвительная, оригинальная. Роман получил «Дебют 2006», еще даже не будучи изданным. К сожалению купить в России эту книгу практически невозможно.

---

– Вот что, Шилов, надо нам охладиться немного, а для этого – искупаться.

Она поднялась на ноги, повернулась к нему спиной и сняла майку. Под майкой у нее ничего не было, и Шилов увидел два заживших шрама на Сонечкиных лопатках. Он поднялся и нежно прикоснулся к ее плечам. Соня замерла, а он повел руками ниже, обвел шрамы подушечками пальцев и спросил:

– Не больно?

Она дернула плечом, и Шилов убрал руки. Сонечка стянула шортики, под которыми оказались черные атласные трусики, и Шилов вздохнул, сам не понял отчего: то ли потому, что хотел, чтобы трусиков не оказалось, то ли, наоборот, от облегчения. Кто знает, что ему пришлось бы делать, если б трусиков не оказалось, и как бы пострадало от этого его чувство к Сонечке.

Сонечка топнула ногой, отбрасывая шорты в сторону, поежилась и побежала прямиком к речке; завизжала, врываясь в холодную воду, остановилась, присела, зачерпнула воды, облила себя с ног до головы, фыркнула, нырнула и поплыла. Шилов через голову стащил шведку и собрался снять джинсы, но вспомнил Сонечкины шрамы, вспомнил, что у него такие же и остановился. Накинул шведку на плечи, завязав рукава узлом на груди, сел на песок, руками обхватив колени, и следил за плещущейся Сонечкой, а сам заходить в воду не торопился.

Она кричала ему:

– Заходи, вода прекрасная!

Он отвечал:

– Что-то не хочется!

– Не слышу! – кричала она. – Заходи быстрее!

– Не хочется! – кричал он.

– Что?

– Не хочется!!

– Все равно заходи!

– Нет!

– Глупый, вода прекрасная!

– Семеныч, кстати, на гашиш собрался переходить!

– Что?

– Ладно, неважно…

– Гашиш?

– Что?

– Гашиш, кстати, курят или едят?

– Не знаю!

– Может, колют?

– Не знаю!

– Тогда иди купайся!

Он молчал.

Сонечка вскоре устала и вышла на берег. Шилов старался не смотреть на ее загорелую кожу, покрытую мурашками, на ее крепкую грудь с коричневыми сосками и на капельки воды, покрывавшие ее тело, делая его еще соблазнительнее. Шилову хотелось подойти к ней и стереть ладонью капельки, но вместо этого уставился на песок и рисовал пальцем слово, а волны набегали на слово и подтирали его, как плохой ластик, но Шилов упорно подводил стертые буквы. Тень накрыла слово. Шилов поднял глаза и увидел Соню, которая была очень близко. От Сонечки пахло речной водой, ее зеленые глаза завораживали.

– Эй, Шилов, – нежно шепнула Сонечка, – ты так спешишь всем помочь… но мне кажется, тебе самому помочь надо.

– Почему?

– Ты как ребенок, Шилов.

– Я – взрослый мужчина.

– Никакой ребенок не признает, что он ребенок. Я красивая, Шилов?

– Тонкость ума лучше, чем красота тела, как сказал Пушкин в «Онегине», – пробормотал Шилов и тут же мысленно обозвал себя ослом. Сказать такое девушке!

Но Соня лишь рассмеялась:

– Глупый, это не Пушкин сказал, а Эзоп. Я знаю, потому что его басни очень люблю.

Он виновато улыбнулся. Соня отвернулась, подхватила с песка майку и надела ее. Шилов снова посмотрел вниз и увидел, что вода полностью стерла слово. Он попытался вспомнить, что именно писал, но не сумел.

Этой ночью стало прохладнее. Оранжевые пташки растопырили перышки, запирая тепло в своих тельцах, округлились и сделались похожими на ежиков. Шилов наблюдал за ними в окно, а потом взглянул на потолок и подумал, что надо побелить его и закрасить все трещины, и помыть люстру тоже, кстати, неплохо бы. И сорвать паутину, лохмотьями свисающую по углам. Cтереть пыль с мебели и книг. Шилов посмотрел на книжную полку: она была забита сочинениями братьев Стругацких. Он попытался вспомнить, кто это такие, но натолкнулся на пустоту – похоже, в его голове осталось слишком мало воспоминаний. Или, может, эти Стругацкие писали что-то неважное, незапоминающееся.

В это время Соня запела жутко старую песню об апостоле Андрее. Шилов заткнул уши, стараясь забыть о ее хрипловатом голосе. Он смотрел на потолок и думал, что все это совершеннейший вздор, что надо просто переехать в новый дом, а не ремонтировать этот, что все так делают, один он остается в одном и том же доме уже с год, наверное.

В окно стукнул камешек. Шилов сперва не понял, что это камень, решил, что гуляки чарками звенят нарочно громко, чтоб заманить его к себе, но камешек стукнул опять, стекло зазвенело, и Шилов поднялся. У окна стоял Валерка. Вид у него был всклокоченный, темные глаза горели отраженным лунным светом. Валера подпрыгивал на месте от нетерпения, подмигивал Шилову и пальцем показывал на заднюю дверь: выйди, мол. Шилов тяжко вздохнул и вышел во двор. Здесь было свежо, полная луна делала все вещи серыми, и Валерку тоже делала серым, а лицо его – бледным, и только Шилов оставался разноцветным, потому что стоял под горящей электрической лампочкой.

– Чего тебе, Валерка? – спросил, зевая, Шилов.

– Пойдем за мной, млин! – взволнованно ответил Валерка, оглядываясь и по-гусиному вытягивая шею, будто хотел заглянуть за дом Шилова и увидеть гуляк.

– Да что случилось-то?

– Идем, идем! Ты должен это увидеть, потому что это касается Сони!

– Какое тебе дело до Сони? – угрюмо поинтересовался Шилов.

– Пойдем, мля!

– Ты хоть раз можешь поступить как мужчина, Валерк, и сказать «бля»?!

– Быстрее, млин!

Валерка не хотел ничего объяснять. Шилов, вернувшись в дом, надел брюки, носки и кроссовки. Ему пришлось сбегать на кухню, где он искал таблетки от головной боли, которая пришла, как обычно, внезапно. Не найдя таблеток, Шилов подошел к умывальнику, сполоснул холодной водой горячее лицо и, мысленно проклиная Валерку, вернулся на задний двор. Валерка нетерпеливо переступал с ноги на ногу, смущался и, краснея до корней волос, втягивал голову в плечи.

– Пойдем! – Валерка потянул его за рукав. Шилов послушно потопал за ним.

Они шли через поле. Трава была сухой и высокой, хлестала Шилова по ногам, забиралась в штанины. Валерка бежал уже далеко впереди. Шилов старался не отставать и, спотыкаясь, несся за ним. Вскоре они вышли на дорогу. Слева остался город, темный и необжитый его район, а справа дорога пряталась за покрытыми буйной растительностью холмами. У обочины стоял деревянный указатель – скверно обструганный столб и заостренная деревянная планка cо стершейся надписью. Впрочем, Шилов и без указателя знал, куда ведет дорога, а вела она прямиком к печальному дому.

– И что мы там забыли? – спросил он у запыхавшегося Валерки. Валерка махал руками, мол, сейчас отвечу, но не отвечал, дышал хрипло, в горле у него свистело. Он заходился в кашле и отплевывался. Шилов подошел к нему, наклонился, похлопал по плечу, спросил:

– Слушай, может за водой сбегать?

– Не-ет, – протянул Валерка, встал прямо и сказал уверенно:

– Пойдем. Мля.

– В печальный дом?

– Да.

– Зачем?

– Я знаю, что Соня искала в городе своего сына, – выдохнул Валерка. – Проненко мне сказал. И тогда я уговорил ребят вернуться, млин, пораньше, притворился, что мне нездоровится, побежал по улице, будто бы домой, и увидел, как Дух уводит с собою белоголового старика. Я понял, что это Сонин сын, почувствовал это, понимаешь? У меня случилось предчувствие!

– Погоди-погоди, это значит…

– Это значит, мля, что Дух объявит завтра, что Сонин сын поселился в печальном доме, и Соне станет дурно, поэтому нам надо уговорить Духа, чтобы он не говорил этого, но сам я не смогу никого уговорить, вот и позвал тебя…

Печальный дом серой махиной взметался над холмами, расталкивал их молчаливой своей мощью. Окна горели желтым, словно кошачьи глаза, из открытых форточек доносился чей-то тихий плач, несвязный шепот. В окнах было серо и тихо, лишь иногда темные силуэты мелькали за шторами. Ставни скрипели на ветру, стучали по шершавому серому камню. Дух сидел на скамейке у высоких деревянных ворот, ведущих в дом, и раскуривал трубочку, лениво поглядывая в сторону Шилова и Валерки. Его черные длинные волосы были собраны в хвост, из-под распахнутой шинели выглядывала покрытая въевшимися желтыми пятнами тельняшка. Ноги Дух вытянул вперед. На ногах у него были портянки, запах от которых шел очень неприятный. Дух знал это и еще дальше вытягивал ноги. Он ехидно улыбался, выпуская изо рта дымные кольца. На плоском камне у скамейки стояли кирзовые сапоги.

Валерка сконфузился, когда увидел Духа, и застыл на месте. Шилов, собравшись с мыслями (а более, хоть и смешно это звучит, с духом), подошел к Духу и заговорил нарочито бодро, хотя никакой бодрости не чувствовал, а чертовски боялся и самого хозяина печального дома и этого проклятого места.

– Здорово, служивый!

– Здорово, Шилов, – лениво протянул Дух и свободной рукой пригладил сальные волосы: – Слушай, Шилов, давно тебя хочу спросить, среди ваших парикмахера нету случайно?

– Парикмахера?

– Ну да, парикмахера. Понимаешь, давно постричься хочу, но не получается что-то, а какой я Дух с такими, с-сука, лохмами? Ножом уже хотел обриться, но подевал его куда-то, а у ваших просить стыдно, только у тебя можно, потому что ты вроде хороший малый, да у этого придурка за твоей спиной тоже можно, но бесполезно, потому что он не ответит ничего, от страха обделается.