Тим Уинтон - Музыка грязи

• Название: Музыка грязи
• Автор: Тим Уинтон
• Издательство: ООО «Издательство „РОСМЭН-ПРЕСС“
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-353-01801-X

Джорджи Ютленд под сорок, профессию медсестры и романтические мечты о родственной душе она променяла на тихую жизнь домохозяйки в рыбацком поселке на западном побережье Австралии. Ночи напролет, пока домашние спят, она сидит в Интернете и тихо спивается. Но внезапно в ее судьбу входит Лютер Фокс – браконьер, бывший музыкант, одинокая душа. Изгой.

Действие этого романа с подлинно приключенческим сюжетом разворачивается на фоне удивительных пейзажей Австралии, жесткий реалистический стиль автора удачно подчеркивает драматизм повествования.

Роман австралийского писателя Тима Уинтона (р. 1960) «Музыка грязи» в 2002 году вошел в шортлист Букеровской премии.

---

Земля сияет, и ее очертания колеблются, когда Фокс встает, чтобы идти дальше. Он подходит к низкой насыпи и видит: что-то блестит на камне. Рыба? Скат? Кашалот? Просто тело с вертикальным хвостом – или шеей. И одна точка на спине. Это чертова гитара.

Фокс подкатывается, смотрит замасленными глазами. Аксель. Он слышит гудение пчел или мух. У обрыва – одинокое дерево. Фокс прикладывает ладони ко лбу, чтобы разглядеть узел, угнездившийся в жидкой кроне. Тот похож на свернутый спальник, и Фокс слишком далеко, чтобы сказать наверняка, но узел кажется фактурным, будто сделан из сухих пальмовых листьев или коры мирта. Лужица тени под деревом поднимается, оказывается человеком и задирает голову.

– Аксель? – зовет он.

Лицо поворачивается. Оно поет звуком тысячи мух, и уши Фокса горят. Это лицо – все рот, и ничего больше. Фокс поворачивает прочь и идет в сторону моря, не оглядывается, пока звук не стихает, и тут он чует запах гниющей дельты.

На воде залива – кильватерная струя от лодки, как хвост кометы.

Он останавливается, чтобы налить еще масла в глаза, которые жалит боль. Все теперь стало сияющим и неотчетливым. Он думает, что нашел гряду скал, которую пересек до того, но неожиданно под ногами становится скользко, и Фокс рушится в ил, падает и, цепляясь ногтями, поднимается снова в горячечном облаке насекомых. Все вокруг него – пузыри грязи и икота. «Ох, отлично, – думает он. – Пребуду я с глупцами. И возглавлю их. Жизнь записана в грязи».

Впереди – цветное пятно. Он пробирается к нему, слыша ящеричный хруст медленно надвигающегося по илу прилива, и, чтобы удержаться на плаву, Фокс рвется вперед, руками и ногами продираясь сквозь мешанину, как машина. Ил приперчен раковинами и веточками, которые вонзаются ему в тело. Бражники – или еще что похуже – ворочаются у него под животом.

Он слышит свое прерывистое дыхание.

Огромный силуэт – это заросли мангров. Он спотыкается об извитые корни, тащится сквозь понижающийся лес, где хлещет вода, где бормочут и шипят деревья. Крабы-скрипачи кидаются у него из-под ног. Жаркие белые птицы. Ил начинен переплетением конечностей. Скользкие, вертикальные пневматофоры[30], о которые он спотыкается, гневаются, что он идет по ним. Они кажутся липкими и одушевленными, как ужасающие готические пальцы по всему телу. И это даже хуже, чем рокочущий живот и сбитые ноги, даже чем лагерь инструктора.

* * *

За террикоником они набрели на крохотный ручеек и котелок. Раковины, рыбьи кости. В тени скалистого уступа – заплесневевший спальник. Место было хорошее, но над этим лагерем витал дух несчастья.

– Это моя старушка сеть, – сказал Рыжий.

Джим пнул закопченный котелок, и тот покатился по ракушкам. У сморщенного инжирового дерева он оторвал леску от ветвей. Когда он вытянул спальник и начал вспарывать его и потрошить грязные простыни, провожатый удержал его за руку, но Джим отпихнул его локтем. Рыжий Хоппер на минуту замер и помедлил. Джим разорвал в клочки серую простыню; она, казалось, распалась на куски без усилий.

– Пусть его, – сказал провожатый.

– Рыжий, – сказала Джорджи, – я хочу, чтобы ты вызвал самолет. Сегодня.

– Этого не будет, пока мы его не найдем, – сказал Джим.

– Этот тур подошел к концу, – сказал Рыжий.

– Я заплатил за неделю.

– Приятель, можешь засунуть свою неделю себе сам знаешь куда! – сказал инструктор, выхватывая у него из рук тряпье.

Джим встал на его место.

– А ты называешь себя чертовым профессионалом.

– Парень, на тебя посмотреть, так тебе нужен отпуск, а я – не отпуск.

Теперь они кричали друг другу в лицо. Щеки Джима покрылись розово-серыми пятнами, а глаза провалились так глубоко, что Джорджи начинала прикидывать, сколько же он не спал; в последний раз она точно видела его спящим еще в Бруме. Она хотела вернуться в лодку и оставить их, где они есть.

– Нам нужно еще время, – сказал Джим, стараясь подавить злобу.

– Нет, – сказала Джорджи. – Хватит.

– Это не твой чартер, Джорджи, – сказал Джим, все еще глядя в лицо инструктору, челюсть которого искривилась в насмешливой улыбке.

– Когда они могут прилететь, Рыжий? Ну, самолет.

– В середине завтрашнего утра, – сказал Рыжий, стоя носом к носу с Джимом Бакриджем. – Когда они доберутся сюда сегодня, будет уже почти вечер, а у них нет лицензии на ночные полеты. Придется завтра.

– Езжай, если хочешь, – сказал Джим. – Но одна. Я остаюсь.

Провожатый медленно покачал головой. Их лица теперь почти соприкасались.

Рядом с горкой пепла у костра лежал мачете. Джорджи стало здесь одиноко. Если что-нибудь и случается, все мгновенно начинает выходить из-под контроля. Она не столько боялась такой перспективы, сколько приходила от нее в ярость. От вида их вздымающихся грудей ее затошнило.

– Вот оно! – сказала она с тихой яростью, которая испугала их. – Ну-ка отошли, вы оба. Отошли, вашу мать!

Они оба посмотрели на нее, помедлили и отступили.

– Вот и все, – сказала она. – Пожалуйста, возвращайтесь в лодку.

Рыжий Хоппер облизнул губы и потянул кепку за козырек. Джим Бакридж схватил солнечные очки «Рейбан» за шнур и нацепил их на нос. Последний клочок простыни соскользнул на ракушки.

Джорджи порылась в своем рюкзачке, ища карандаш и бумагу, чтобы написать Лю Фоксу записку. Но там был только солнцезащитный крем, леденцы, тампоны и плеер. Она выдернула из плеера кассету и положила ее на камень рядом с костром. Больше она ничего не могла сделать. Рыжий отволок спальник обратно под скалу и стер грязь со сморщившейся пенопластовой подстилки.

– Джим, – сказал провожатый сквозь зубы. – Барамунди – последний шанс. Подписываешься?

– О чем, черт возьми, он болтает? – спросил Джим.

– У нас остался еще один хороший прилив, – сказал Рыжий. – Он как раз начинается. Называй меня непрофессионалом, но я подумал, что ты, может быть, захочешь поймать барамунди перед отъездом.

Джим молчал. Они обошли терриконик. Перед нею в чистой, спокойной воде лежала лодка.

– Вроде как выбора у меня нет, – процедил Джим.

– Я еще сделаю из тебя рыбака.

– Не дави.

Джорджи села в лодку между ними.

* * *

Фокс вприпрыжку выбирается на твердую почву и какое-то время просто лежит, задыхаясь от благодарности. Он встает и идет через путаницу булыжников, деревьев и сухого тростника, пока не начинает ощущать, что местность понижается, а значит, скоро ручей, где он оставил каяк. Он видит остров на той стороне узкого пролива. Он чувствует в воздухе дым. Табачный дым. И голоса.

Он забирается в трещину в скалах и думает, что видит Джорджи Ютленд, как она стоит на скале не больше чем в пятидесяти метрах от него. Она забрасывает удочку и тянет ее на себя через погруженную в воду корягу. В шортах песчаного цвета, сплошь одни карманы, и в ботинках на шнуровке. Ее рубашка пропотела насквозь, и видны лопатки. Грязная хлопковая шляпа затеняет лицо. Солнечный свет живет на тыльных сторонах ее рук. На икрах – сияние пота или солнцезащитного крема. Кажется, он чувствует запах детской присыпки «Джонсон и Джонсон» и какого-то кремообразного лосьона.

Ее поза – сама собранность. В ее очертаниях такая ангельская плавность, контур искажается и перекатывается в воздухе над ручьем. Фокс понимает, что она не настоящая, но не шевелится, ждет, когда наваждение исчезнет, как пес, распластавшись на животе, благодаря Бога за любую галлюцинацию, за все, что бы его бедное существо ни вызвало молитвой из туманного леса.

И тут она вдыхает и разгибается, выпрямляясь, как струна. Леска врезается ей в руку, и вот она уже накручивает катушку, чтобы замедлить движение рыбы. Удилище выгибается над водой, и ее ботинки скребут и скользят по каменному крошеву. Он не видит, как прыгает рыба, но видит ее повернутое вверх лицо и благоговейный взгляд, когда с лица уходит тень. Плеск могуч, будто бы в воду обрушивается бык, и где-то за излучиной кричат мужчины. Она теперь присела, вытягивая рыбу, забирая пространство, и вдруг рыба в воздухе, и Фокс ее видит, огромная барамунди, она трясет головой в яростном негодовании, висит, яркая, как мысль. Он видит, как освобождается крючок и как леска червем сползает в воду. Видит, как плывут в воздухе жабры, закрытый, повернутый вверх рот. Джорджи Ютленд замирает на секунду. Она смотрит, как рыба рушится обратно в воду. Потом она выпрямляется и смеется. Подбегают мужчины, изумленные и хохочущие.

Фокс поднимается на четвереньки, но не может двигаться. Это Джим Бакридж. Они кажутся его больному взору такими настоящими, такими отчетливыми; они идут к лодке. Фокс заставляет себя встать. Лодка поднимает нос над водой. Он бросается вперед, вниз по склону, но они ушли за мыс. Он прорывается через пырей. Рюкзак соскальзывает и тормозит его. Когда он добегает, длинный белый хвост их кильватерной струи уже плещет в скалы у его ног.