«ЕСЛИ» - ЖУРНАЛ «ЕСЛИ» №7 2007 г.

• Название: ЖУРНАЛ «ЕСЛИ» №7 2007 г.
• Автор: «ЕСЛИ»
• Издательство: "Любимая книга"
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2007

---

Я никогда не бывал в подобных заведениях, но кое-что слышал о них. Если слухи не врут, здесь я найду и библиотеку, и церковь, и сумасшедший дом. А если повезет, то и булочку с изюмом.

Только есть ли у меня на это время? Я и так задержался в Институте дольше, чем планировал.

Вывеска еще раз погасла и загорелась. Я стал искать пешеходный переход.

«Чистенько», — подумал я, оказавшись внутри, и украдкой бросил взгляд на свои ботинки.

— Клуб «Встреча» — два раза направо, со двора, — объявила мне девушка на входе вместо приветствия.

— Нет-нет, я к вам. Мне нужно…

— Проходите. — Кажется, она удивилась.

Подростки за плюшевой перегородкой провожали меня настороженными взглядами.

— Вот сюда. Что будете пить?

— Да мне не пить. Я хочу…

— Напиток обязателен, — строго заметила девушка.

— Хорошо. Тогда сок. Яблочный есть у вас? А булочки? — Я подумал и добавил: — С изюмом.

— Булочки? — Она нахмурилась, глядя в блокнот. — Есть чизкейк. Хотите?

— Наверное, нет. — В городе я часто чувствую себя иностранцем. — А вы научите меня, что тут и как?

— Конечно. Что вы хотите?

— Мне нужно найти…

— Секунду. Вводите запрос.

— Та-ак…

С грехом пополам я отыскал нужные клавиши.

— Набрали? — Она нагнулась над моим плечом и хихикнула: — Голубой Христос? Ладно. Жмите «Поиск», кликайте по ссылкам.

Десять минут спустя я вышел на улицу. Фиолетовые буквы, отразившись в луже на асфальте, разом зажужжали и погасли. Через мгновение вспыхнули снова. «Интернет-кафе», — прочел я в последний раз и все-таки выругался:

— Др-р-рянь!

***

— Да не ферма это. Ферма дальше.

— Какое дальше?

— Да дальше, я тебе говорю. А это — приют для этих… как их…

— Смотри-смотри, опять полыхнуло!

— Ну что, заходим, а то ведь уйдет сейчас.

— Да ладно, на следующей поедем. Давай досмотрим!

— Ага. Сейчас как раз пожарные должны…

Толпу у сетчатого ограждения я заметил, едва ступив на платформу. Десяток мужичков с рюкзаками и удочками, собравшиеся для последней в этом сезоне ночной рыбалки.

— Дайте… — Я прочистил горло. — Пропустите, пожалуйста.

Двое мужичков, загородившие спуск с платформы, расступились передо мной. Только перешепнулись за спиной: «Смотри, этот…» — «Который?» — «Ну…» — «Что ж он тут-то?»

«Что ж я тут-то? — думал я, сбегая по ступенькам. — Что ж я тут-то, Господи!»

Капля скатилась по щеке. Я с надеждой посмотрел на небо, но дождя не было. Да и не помог бы уже дождь.

Пожарная пронеслась мимо, когда я выбежал на перекресток за станцией. Я махнул рукой, но машина, конечно же, не остановилась. «Поскорей, ребята, поскорей!» — подумал я, провожая взглядом беснующуюся мигалку, и потрусил следом.

Обычно путь от станции к Дому я прохожу за восемнадцать минут быстрым шагом. На этот раз уложился, кажется, в семь, но и этих минут мне хватило, чтобы проклясть себя многократно. За то, что уехал.

За то, что оставил детей на Любовь Николаевну и Веронику. То есть, получается, на одну Любовь Николаевну. За то, что так много времени потерял в Институте. А сильней всего — за это грешное кафе. Зачем только поперся туда? Что надеялся найти? Какую правду? Вон она — правда, полыхает на полнеба в вечерних сумерках.

Когда закончились заводские постройки и бетонный забор, Дом стало видно как на ладони. Первый этаж горел весь. На втором — пока только левое крыло. Пламя мелькало в окнах классной комнаты и спальни для девочек. Хуже всего, что именно в этом крыле в конце коридора располагался запасной выход.

Когда я добрался до выбитых машиной ворот, пожарные только закончили разворачивать шланги. Одновременно с первой струей из брандспойта над классной комнатой обрушилась крыша. За разбитыми стеклами было видно, как огненный смерч промчался по коридору второго этажа, выбив боковую оконную раму вместе с куском стены. Пламя гудело. Глаза слезились. Взгляд метался от окна к окну, но находил только языки огня. Не было никого за черными окнами, и во дворе никого не было. Только пожарные.

Я тронул одного за плечо.

— Кто-нибудь… — начал я и не смог договорить. — Где… кто-нибудь?

Пожарный странно посмотрел на меня и кивнул куда-то себе за спину.

— Александр Борисович! — донеслось с той стороны, потом слова перешли в кашель, и я снова побежал.

Они были здесь, за пожарной машиной, сидели кто на чем. Любовь Николаевна с Ксюшей, Вероника, Марина, Антон… Дети галдели, а я выхватывал взглядом то одного, то другого и едва узнавал. Аркадий, Света, Мишка… А где же? Ну да, конечно, и Степка. Неужели все? Двойняшки Леня и Маргарита, Димка, второй Димка и Настенька, Коля, Никитушка, Маша и Игорек. Все!

— Вы успели! — выдохнул я, проглотив комок в горле. — Слава Богу, вы успели выйти!

— Не совсем. — Любовь Николаевна снова закашлялась, и Ксюша погладила ее по руке. — Когда Коля прибежал и сказал: «Любовь Николавна, там что-то горит», по лестнице на первый было уже не спуститься. Потом пока я всех собрала… Эта вот… — она качнула Ксюшу на руках… — негодница… забралась под кровать и надышалась дымом. Разве можно? — Девочка шмыгнула перепачканным сажей носиком. — В общем, к тому времени, как я ее вытащила, пожарная лестница тоже была в огне.

— Как же вы выбрались?

— Нас вывел Андрей.

— Как? Как Андрей мог вас… — Я остановился, так как понял, что иначе начну заикаться.

Любовь Николаевна посмотрела мне в глаза.

— Александр Борисович, я не знаю. Я — педиатр и… я не знаю. Он прижал к лицу свой рисунок, а потом сказал…

— Какой… Какой рисунок?

— Из вашего кабинета. Вы уехали, а Андрюшка очень просил принести рисунок. Еле нашла его в пакете, среди газет. Так вот, прижал к лицу рисунок и сказал: «Идемте за мной». И все пошли — на кухню. Там Андрей сказал: «Откройте окно», и…

— Это я открыл, — влез в разговор Сергей. — Ничего, что без спроса?

И ойкнул, когда я схватил его за худое плечо и притянул к себе. От подростка пахло страхом и табачным дымом. Пальцы правой руки сами сжались в кулак… потом разжались.

Я отпустил его. Сказал только:

— Молчи! — И вновь обратился к Любови Николаевне: — Что было дальше?

— Так вот, Андрей сказал: «Откройте окно», и окно открыли. А потом он сказал: «Прыгайте», и все прыгнули. Я тоже прыгнула. Никто не разбился. Там оказалось мягко.

— Матрасы! — Я почувствовал, как от облегчения подгибаются ноги, и прислонился плечом к гладкому боку пожарной машины.

— Да, внизу были матрасы. Только Леня прыгнул слишком далеко и ушиб ногу. Но ничего страшного…

— А где… — Я огляделся. — Где Андрей? Я не вижу его. Андрей! — позвал я в полный голос.

— Я здесь, — раздалось совсем рядом.

Я обернулся. Он сидел под самым бортом на каком-то ящике.

— Я здесь, Александр Борисович, — повторил Андрюшка и запрокинул лицо.

Я сказал: запрокинул лицо? Нет, он поднял на меня глаза. Они были ярко-красными, потому что в них отражалось пламя, а само лицо — голубым. И мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы коснуться его щеки. Мне просто надо было убедиться, что это сажа или, я не знаю, пепел.

ПАВЕЛ АМНУЭЛЬ ПРОСТЫЕ ЧИСЛА

Я не жду от жизни ничего хорошего. Не жду c тех пор, как умерла Софа, меня отправили на заслуженный отдых, а Вадик с семьей уехал в Штаты и поступил работать в престижную, по его словам, компьютерную фирму, где (опять же по его словам) ценят «русские» мозги, подразумевая под этим мозги, скорее, советские, старой закваски. Сейчас, конечно, наши тоже кое-чего стоят, но разве можно сравнить нынешнее образование с тем, когда…

Ну вот. Как только начинаю о чем-то думать, мысль сразу сворачивает на проторенную колею — что это, если не свидетельство старости? С другой стороны, ведь действительно. Не скажу ничего о математике или, скажем, о биологии с химией, но в моей родной астрофизике разве не в семидесятые годы прошлого уже века сложилось поколение, с которым до сих пор считаются на Западе и на работы которого и сейчас можно найти ссылки в самых престижных журналах? Какие имена! Рашид Сюняев, Витя Шварцман, Коля Шакура, а чуть позже Коля Бочкарев, Володя Липунов, Толя Черепащук… Конечно, я понимаю, что никому, кроме профессионалов, эти имена не скажут ничего, но тем, кто хоть что-то понимает в астрофизике…

И опять я не о том. Об астрофизике я не собираюсь говорить ни слова — из науки я ушел… нет, если по-честному, то ушли меня, и, что совсем было не по-человечески, произошло это ровно на седьмой день после смерти Софы. Ко мне пришли коллеги, все такие же… ну, или почти такие же, как я — возраст пенсионный, но кто по своей воле оставит работу, которой посвятил жизнь? — и мы сидели, поминали Софу, говорили о том, какой она была отзывчивой, домовитой и умной. О ее уме вспоминал в тот вечер каждый, даже Анатолий Гаврилович, который Софу терпеть не мог, потому что она всегда говорила ему в лицо ту правду, которой никто, кроме нее, ему не сказал бы. И уже когда собирались расходиться, Анатолий этот Гаврилович поднялся и сообщил, будто не приговор зачитал, а великую радость поведал: мол, дирекция вас очень просит, Петр Романович, учитывая ваш возраст и то, что в последнее время в обсерватории стало плохо со ставками… В общем, пенсия у вас будет хорошая.