Паулина Гейдж - Искушение фараона

• Название: Искушение фараона
• Автор: Паулина Гейдж
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2006
• ISBN: 5-352-01852-0

Роман Паулины Гейдж «Искушение фараона» – это по-настоящему захватывающая, загадочная история, полная приключений, страсти и мистики.

Царевич Хаэмуас, сын Рамзеса Второго, богат, влиятелен и почитаем во всем Египте как талантливый врачеватель и благородный человек. Но его душу давно терзает тайное желание – заполучить легендарный Свиток Тота, который, как считается, наделяет своего владельца способностью возвращать к жизни усопших и понимать язык зверей и птиц. Наконец судьба улыбнулась молодому царевичу, и в нераспечатанной гробнице он нашел заветный манускрипт. Но мог ли он подумать, что там его ждет и великая любовь?

Завораживающая, мастерски написанная история о чувственности и любви, несомненно, приятно порадует читателей уже знакомых с Паулиной Гейдж по ее роману «Искушение богини».

---

Наконец Хаэмуас был готов. Прислужник поклонился, подхватил кувшин и вышел; Хаэмуас протянул вперед руки, чтобы Каса надел на него через голову длинное облачение. После чего оба они вышли из шатра. Там их уже поджидал Гори, исполняющий роль жреца Птаха. В руке он держал длинную курильницу, над которой плыли серые завитки дыма, а на золотых блюдах уже были разложены ритуальные подношения для ка усопшего царевича, которую они потревожили своими раскопками.

Небольшая процессия, соблюдая торжественность церемонии, неспешно двинулась туда, где был вход в пещеру, теперь уже неразличимый в темноте. Рабы заняли свои места. Хаэмуас выступил вперед, взял курильницу из рук сына и начал читать молитвы, в которых говорилось о том, что усопший должен оставаться на своем месте, а его душа – ка – пусть снизойдет к тем, кто осмелился сегодня нарушить покой этого священного места. Уже совсем стемнело. Хаэмуас смотрел на свои длинные, унизанные мерцавшими в неровном свете факелов кольцами пальцы, на то, как они двигались, вторя древним словам молитвы, почтительной просьбы о примирении. Этот обряд он проводил уже добрую сотню раз, и никогда еще усопшие не проявляли недовольства его поступками. Хаэмуас был уверен, что аккуратность, какую он тщательно соблюдал при раскопках, а также ритуальные приношения – пища для ка – снискали благословение как ему, так и его близким, доброе расположение со стороны давно усопших и позабытых царственных правителей.

Церемония закончилась. В теплой темноте замерли последние слова. Хаэмуас опустился на колени рядом с Гори, чтобы с него сняли торжественное облачение, а потом Каса повязал вокруг его по-прежнему крепких бедер белую материю, а на шею повесил любимое украшение из лазурита и яшмы. У Хаэмуаса от усталости болели глаза.

– Ты поедешь домой? – спросил он Гори, когда Каса пошел звать рабов-носильщиков.

Гори покачал головой.

– Нет, отец, разве только если ты хочешь, чтобы я помог Пенбу разложить наши сегодняшние находки, – ответил он. – Ночь такая тихая, мы с Антефом, наверное, пойдем удить рыбу.

– Возьми телохранителя, – по привычке заметил Хаэмуас, а Гори с улыбкой отвернулся.

Долог путь в Мемфис с высокого плато Саккары, он лежит через величественные пальмовые рощи, мимо оросительного канала, в ночное время являвшего собой гладкую полосу самой густой темноты, в которой в ту же секунду отразились огни факелов свиты царевича. Хаэмуас, раскачиваясь в своих устланных подушками носилках под украшенным кистями пологом, смотрел вокруг, вглядываясь в бархатную черноту ночи и предаваясь своим обычным размышлениям о том, что же такого особенного в этом городе, так горячо им любимом. Мемфис – одно из древнейших и самых священных мест в Египте. Здесь уже две тысячи лет поклоняются богу Птаху, создателю всей вселенной. В этом городе прожили многие поколения богорожденных правителей, поэтому каждая улица, каждый камень здесь пропитаны духом достоинства и благородства.

Все еще можно видеть Белую стену Менеса[2], это сердце города. Раньше весь он располагался за ней, теперь же это был всего лишь небольшой оазис тишины и покоя, куда люди со всей страны, и богатые и бедные, могли прийти, чтобы подивиться и поклониться древности.

Знакомство с достопримечательностями сделалось национальной забавой, были бы средства. Губы Хаэмуаса скривились в саркастической усмешке. Его носильщики как раз входили на территорию пальмовых плантаций, и небо закрывали теперь плотные, похожие на перья пальмовые листья, приятно шелестевшие в темноте. История вошла в моду – не та история, в изучение которой так самозабвенно погружался Хаэмуас, а рассказы и байки о походах и полководцах, о чудесах и трагедиях далекого прошлого. Такие рассказчики-проводники наводняли все рыночные площади Мемфиса, готовые обобрать до нитки и богатых купцов, и благородных царедворцев в обмен на свои россказни, выдуманные на потребу толпе, уснащенные для пущей остроты еще и смачными подробностями дворцовых скандалов, которым уже сто, а то и тысяча лет. Обломками камней люди выдалбливали свои имена, а иногда и какие-нибудь мыслишки на Белой стене – внешней ограде храма Птаха – и даже на воротах храмов правителей в старом районе Анк.

Для охраны городских памятников Хаэмуас стал нанимать на службу мощных хурритов. Если нарушителя хватали на месте преступления, в наказание его несильно били, против чего отец Хаэмуаса, высокородный Рамзес, совсем не возражал. «Возможно, дело в том, что ему безразличны древние памятники, – размышлял Хаэмуас во время пути. Пальмы стали редеть, и вот уже над головой вновь показалось черное ночное небо. – Больше всего его занимают собственные монументы, которые останутся потомкам, а также захват, если на то есть хоть малейшая возможность, более древних памятников, которые тоже должны служить прославлению его персоны.

Милый отец, – думал Хаэмуас, усмехаясь про себя. – Безжалостный, надменный и вероломный, и все же при случае умеющий блеснуть царской щедростью и благородством. Со мной ты всегда был более чем щедр. Интересно, сколько же жалоб поступает тебе в мой адрес от чужаков – разрушителей наших святынь? Три четверти населения Мемфиса составляют чужестранцы, они преклоняются перед нашим умением вести хозяйство и перед нашей строгой иерархией. И за что только ты их так сильно любишь?» Хаэмуас почувствовал, что носильщики шли теперь по какой-то твердой поверхности, и ночная тьма чуть поредела в ярком свете городских огней. Они миновали тихий район Анк, где теснились бесчисленные храмы и где царили сейчас полная тишина и мрак, лишь время от времени прорезаемый одинокой вспышкой факела, которым раб освещал дорогу жрецу, спешащему на ночное богослужение. За высокими, едва различимыми в сумраке пилонами и стройными колоннами начинался район Птаха, в центре которого возвышался храм могущественного бога, а далее простирался район великого фараона, ограниченный двумя каналами, ведущими к Нилу. Дворец фараона то пребывал в полном забвении, то перестраивался многими поколениями правителей – так повелось с незапамятных времен. Вот и сейчас Рамзес многое изменил здесь, добавив пышности и богатства. В непосредственной близости от дворца, от царских кладовых и мастерских теснились убогие хижины самых последних бедняков.

Цитадель Белой стены простиралась теперь справа от Хаэмуаса: краем глаза он заметил ее высокий, серый в ночной мгле силуэт, а носильщики уже миновали это место и входили в район к северу от стены, где располагались имения Хаэмуаса и многих других знатных господ. Это был целый город, защищенный от шума и вони южной стороны, где обитали чужеземцы – ханаанеи, хурриты, кефты, хетты и прочие берберские племена. Они поклонялись Ваалу и Астарте, шумно и грубо вели свои дела с египтянами.

Хаэмуас нередко посещал имения знатных чужестранцев, дома которых являли собой как бы зеркальное отражение изысканных и тихих жилищ египетской знати северной стороны. Отец доверял ему вести многие государственные дела, в особенности если они касались Мемфиса – места, которое Хаэмуас избрал себе для жизни. Он был самым почитаемым лекарем во всей стране, и поэтому к нему за советом часто обращались семиты, хотя он их и недолюбливал. Они представлялись Хаэмуасу некоей мутной примесью, засоряющей чистый и прозрачный поток – общество, населяющее его страну. Они несли с собой разлагающее влияние неведомых богов, отнимающих почитание и любовь, предназначенные исключительно для праведных и могущественных божеств, коим поклонялись жители Египта, несли вредоносные веяния чужой культуры, иных устоев, низкой морали. Ваал и Астарта пользовались при дворе популярностью, и семитские имена можно было встретить даже в самых что ни на есть египетских домах, в любой общественной страте. Распространены были и смешанные браки. Ближайший друг фараона, пользовавшийся его безграничным доверием, тоже был из семитов, его звали Ашахебсед, он был молчалив и замкнут. Хаэмуас, знатный вельможа и по рождению и по воспитанию, отлично умел скрывать свои истинные чувства, что давалось ему без всяких усилий. С этим человеком, который с некоторых пор стал называть себя Рамзес-Ашахебсед, у Хаэмуаса было множество совместных дел, и Хаэмуас ничем его не оскорбил, даже малостью, разве что новым, двойным именем согласился называть только в письмах.

За спиной постепенно исчезал храм Нут; носильщики устали и шли теперь медленнее. Свет факелов здесь был ярче – обитатели северной стороны легко могли нанять факельщиков для освещения улицы в ночное время. Хаэмуас устроился поудобнее на подушках, прислушиваясь к перекличке между ночной стражей и своими телохранителями. Время от времени Рамоз, его глашатай, громко предупреждал о приближении царевича, и Хаэмуас видел, как прохожие склоняют колена, опускаясь прямо в дорожную пыль, и касаются лбом земли, оставаясь в такой позе, пока его носилки не скроются из глаз. Но прохожие попадались редко. Люди сейчас дома, ужинают или же собираются на встречи с друзьями. Ночная жизнь города пока не началась.