Андрей Салов - Семь смертей Лешего

• Название: Семь смертей Лешего
• Автор: Андрей Салов
• Жанр: Прочие приключения

---

И хотя до ближайшей деревушки было 300 километров пути и несколько перевалов, торговые дела прапорщика процветали. Прапорщику Реве было чем поживиться. Помимо пищевого склада, владел он еще и вещевым, а во время отсутствия прапорщика-техника, имел доступ и к хранилищу горюче-смазочных материалов. И уж тогда водители заставы трудились в поте лица. Целыми днями просиживали в кабинах ГАЗ-66, наматывая вручную на спидометрах сотни километров. И с каждым накрученным километром, очередная денежка опускалась в бездонный карман ушлого прапорщика.

Еще одним развлечением на заставе, преимущественно ночным, была охота на хряка, который большую часть времени предпочитал проводить за пределами конюшни, вне общества прочих свиней. В свинарник заявлялся только во время кормежки. Поев, не спеша, исполнял кабаньи обязанности, осчастливив за один визит сразу несколько свиноматок. Покончив с делами, свин покидал пределы свинарника, предпочитая вести вольную жизнь, пусть и более опасную, но свободную.

Кабанья свобода и служила источником развлечений для скучающих по ночам бойцов, кому выпала доля нести службу часового заставы. Это весьма утомительно, четыре часа кряду бродить от одних ворот к другим, вновь и вновь преодолевая расстояние, длиною в пять минут, а при самом медленном темпе, максимум десять. Болтаешься, как неприкаянный, четыре часа туда-сюда, думая об одном, когда закончится осточертевший наряд и можно будет насладиться законным отдыхом. Однообразие утомляет и вызывает сонливость, глаза слипаются, и нести бремя службы становится все труднее. Нужно как-то встряхнуться, взбодриться, чтобы хватило сил, донести службу до конца.

И в этой ситуации на помощь людям, сам того не подозревая, приходил хряк. Конечно, он бы с превеликим удовольствием отказался от подобной чести, оставшись незамеченным, но это было не в его власти. И если часовые боролись со сном, то хряк и не думал этого делать, пребывая в блаженном забытье. Но не суждено было сну продлиться слишком долго, уж очень лакомой мишенью, был он сам.

Умирающий от скуки часовой со слипающимися глазами, чтобы хоть как-то встряхнуться, спешил туда, где любил отдыхать после многотрудного дня, хряк. А отдыхать он предпочитал в сеннике. Зимой сена в складе становилось с каждым днем все меньше. Вот там-то постоянно и дрых хряк-производитель, набираясь сил для нового дня. Лежал на боку, вытянувшись во весь рост и бока его вздымались в такт дыханию. Ноги вытянуты перпендикулярно телу. Гордость и несчастье свободолюбивого кабана, - его яйца. Огромные и красные, они просто не помещались во время сна у зверя между ног и в ночное время существовали почти отдельно от хозяина. Огромной красной массой, они покоились где-то в районе хвоста, наподобие кучи дерьма. Но только это дерьмо было живое и чрезвычайно чувствительное, в чем мог убедиться очередной, направляющийся к хряку солдат. Два огромных красных шара в районе свинячьей задницы, притягивали пристальный взгляд бойца.

Сперва он освещал спящего кабана лучом ФАСа, - мощного армейского фонаря, на предмет того, спит ли зверюга, или просто лежит в ожидании возможных неприятностей. Как правило, при первом освещении кабан продолжал безмятежно спать, не обращая внимания на скользнувший по роже, луч света. Убедившись, что кабан спит, солдат подкрадывался к нему, чтобы не разбудить хряка нечаянным звуком, не испортить забавы. Бесшумно подбирался боец к спящему хряку, к заветной цели, - паре здоровенных, волосатых, красных шаров. А затем нога заносилась назад и вверх, и стремительно падала вниз.

На ближайшие несколько часов кабан напрочь забывал про сон. От мощнейшего удара кирзовым сапогом, кабаньи яйца отлетали к самой морде и звонко шлепали хряка по рылу. От дикой боли кабан взвывал несвинским ревом и, не видя ничего на своем пути, с налитыми кровью глазами, устремлялся прочь из этого жуткого места. Лобастой башкой, с разгона, сносил предусмотрительно прикрытые часовым ворота сенника, бежал на заставу, тряся красными с желто-фиолетовым отливом, распухшими от удара, яйцами.

Но на этом его ночные треволнения не заканчивались. Это было только начало, самое болезненное, в процессе травли кабана. Предстояло ему нарезать несколько кругов по заставе, подгоняемому пинками под зад для скорости, преследующим его часовым. Картину ночного забега нужно было наблюдать воочию, особенно когда бегуны выходили на очередной круг. Кабан бежал, тяжело дыша, роняя на дорогу пену из приоткрытой пасти. Немного позади, натужно дыша, исходил потом облаченный в ватные штаны, тулуп и валенки солдат, пожелавший развеяться, а заодно и согреться столь необычным способом. Время от времени пограничник делал рывок, расстояние между ним и преследуемым хряком сокращалось до минимума. И тогда ему удавалось отвесить по жирному свинячьему заду увесистый пинок, придающий зверю ускорение, вновь увеличивая их разрыв.

Намотав несколько кругов, получив под зад изрядное количество пинков, кабан менял тактику. Вместо того чтобы закладывать новый вираж и выходить на очередной круг, кабан покидал пределы заставы, исчезая в непроглядной ночи, в том самом направлении, куда недавно ушел наряд часовой границы. Спустя десяток минут, кабан не сбавляя скорости, проносился мимо пораженных бойцов и скрывался вдали. Только там, за несколько километров от заставы, он мог отдохнуть, выспаться, унять боль в отбитых яйцах.

Но как бы не был кабан напуган и избит, покинуть пределы государства советского, превратившись в нарушителя государственной границы, он не мог. Слишком далеко находилась граница от заставы, в любом из трех направлений. Даже самого мощного забега едва хватало на то, чтобы покрыть чуть больше трети дистанции.

На границе, укутанной многометровой ширины полосой МЗП (малозаметное препятствие), пограничников поджидали иные подарки, от звериного рода-племени. Если для кого подобное препятствие и являлось таковым, то лишь для архаров. Неоднократно, пограничным нарядам, приходилось извлекать из МЗП, запутавшихся там рогатых, копытных субъектов. Проволока эта представляла собой подобие ковра из металлических кругов, соединенных между собой в единое целое. Стоило ноге попасть в центр круга и продолжить движение, тотчас вокруг нее затягивалась стальная петля и нога оказывалась в капкане. Так было в теории, на практике все было несколько иначе. Халявин неоднократно, ради интереса, переходил с одной стороны на другую через МЗП, безо всяких для себя последствий. Но он был человек, а не глупое животное.

Их извлекали совместными усилиями из металлического плена и, наподдав на прощание кирзачом под зад, направляли в сторону гор, к пасущейся на вершине, стае. Летом пограничники архаров не стреляли. Мяса на заставе было полно и кухня, а заодно и собачий питомник, в козлятине не нуждались. Бывало, правда, пальнут со скуки в козла-наблюдателя, застывшего каменным изваянием где-нибудь на скалистом выступе, высматривающего опасность, могущую угрожать пасущемуся рядом, стаду. По такой крохотной мишени, можно было палить сколько угодно, не опасаясь, что она исчезнет. Так и было. Стреляли по мишени, пока не надоест, или пока шальная пуля не коснется рогатого наблюдателя, заставив того покинуть пост. Радость меткого стрелка безгранична, туша рогатого жителя скал, остается валяться где-то в подоблачной выси.

Но долго проваляться ей не дадут даже там, всегда найдется желающий полакомиться на дармовщинку. Это и наматывающий круги возле самого солнца орлан, это и крадущийся в поисках добычи снежный барс, редкое и красивое хищное животное, занесенное в красную книгу. Не прочь полакомиться козлятиной и прочее хищное зверье, калибром поменьше.

Летом козлов стреляли из спортивного интереса, зимой для пропитания, но их популяция, никоим образом не уменьшалась, так много было вокруг гор, и так мало людей.

Некоторым козлам везло. Это касалось тех, кто стал пленником МЗП. Козел, прежде чем оказаться на воле, на время становился фотомоделью. На глаза надевались темные очки, на голову водружалась пограничная кепка, тело опоясывалось пулеметной лентой. Довершал картину водруженный на козла автомат, превращая того в Рэмбо с рогами, и такого же безмозглого. После фотосессии, он принимал исконный вид, а затем, направленный добрым солдатским пинком, исчезал в горах.

Иногда вместе с козлом попадались козлята. Маленький, пушистый, рыжий шарик, весивший между тем килограммов десять, попал в руки солдат во время Лешкиной службы. Козленок был доставлен на заставу, почищен, отмыт и поставлен на довольствие. Словно собачонка бегал по казарме, радостно виляя куцым хвостом завидя пограничников, подносящих ему что-нибудь съестное, или просто желающих потрепать по холке. Козленку застава пришлась по душе. Столько помещений, что необходимо срочно исследовать, что он и делал, с не меньшим, чем у собаки, любопытством. Он сделал для себя два важных открытия. Нашел помещение, где всегда можно вкусно поесть, а неподалеку другое, где можно поспать в тепле и покое.