Дж. Лэнкфорд - Украденный Христос

• Название: Украденный Христос
• Автор: Дж. Лэнкфорд
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-23172-06

Доктор микробиологии Феликс Росси был глубоко религиозным человеком. И, как ни странно это звучит, именно религиозность толкнула его на святотатство: во время исследования Туринской плащаницы он похитил несколько окровавленных волокон. Его замысел был несказанно дерзок – возродить Христа. Технически это было вполне осуществимо, но кто станет новой Марией? И какая судьба ждет младенца? Не предусмотрел доктор и еще одного: как и две тысячи лет назад, найдется могущественный человек, который попытается уничтожить сына Божия.

---

Итак, Мэгги переступила порог солярия с устроенным там зимним садиком – детищем мисс Росси. Здесь у нее росли редкие азиатские орхидеи, выпуская бело-розовые соцветия в виде стайки бабочек. Мэгги прошла мимо них и направилась в дальний угол, обставленный кованой мебелью. Оттуда можно было разглядеть пентхаус, точнее, край его кирпичной террасы. Она сняла шляпу и сделала вид, будто любуется зеленью Центрального парка. Но вот на террасе мелькнула чья-то макушка в красном. «Либо высокая женщина, либо шишка из католиков»,– взволнованно подумала Мэгги.

Шорох больше не повторялся; она вернулась в прихожую и прошла в другое крыло до лаборатории, на ходу доставая ключ от ее металлической двери. Войдя внутрь, Мэгги положила шляпку на длинный стол у стены, где висела полноразмерная копия Туринской плащаницы. Доктор Росси купил ее семнадцатилетним юношей во время паломничества в Рим. По словам Франчески, Священную лестницу в двадцать восемь ступеней финикийского мрамора, вывезенную из претории Понтия Пилата в Палестине, по которой Иисуса Христа вели в день перед распятием, доктор Росси, подобно другим верующим, прошел на коленях, останавливаясь на каждой ступени для чтения особой молитвы. Тогда он и привез копию плащаницы домой, объявив отцу, что хочет стать священником. Тот наотрез отказал. Несколько дней прошли в перепалке. Мать и сестра плакали. В конце концов отец одержал верх, но доктор Росси повесил плащаницу на стену и жил с тех пор как монах в миру.

Мэгги была убеждена, что Христово истерзанное тело негоже вывешивать на всеобщее обозрение, но смирилась и только всякий раз шептала: «Господи, помилуй!», когда ее взгляд падал на холст. Она сняла свои белые перчатки, надела стерильные медицинские – так, на всякий случай – и лабораторный халат. Ей всего-то надо вытереть пыль. Без доктора нечего бояться ни пролитых химикалий, ни битого стекла, ни опасных отходов. Мэгги торопливо протерла знакомые черные полки и шкафчики, холодильник и ламинар-бокс, разнообразные блестящие микроскопы, весы и дозаторы, подставки с пробирками – все новехонькое, по последнему слову техники. Большая часть оборудования была ей знакома по первой нью-йоркской работе в Центральной Гарлемской больнице. Когда-то у доктора Росси была лаборатория в клинике «Гора Синай», но потом ему было отказано в помещении для одного слишком смелого проекта. Он все бросил и обосновался здесь. «Видать, не одного начальника пришлось подмазать, выбивая разрешение, да и тянуть трубы из отцовского мед кабинета влетело в копеечку»,– думала Мэгги.

Протирая письменный стол, она ненароком смахнула ежедневник. Тот упал на кафельный пол и со щелчком распахнулся, словно раньше был закрыт на ключ. Мэгги потянулась за ним и обомлела: на странице значилось ее имя! Она поднесла блокнот поближе и тут же захлопнула.

– Докатилась – уже и подглядывать начала,– сказала она вслух.

На обложке было выбито «Дневник». Такие блокноты ей были не в новинку. Мэгги положила ежедневник и закончила уборку. Потом посмотрела на часы, оглянулась на шляпку и села за стол.

– Господи, прости меня, грешную,– сказала она, раскрыла блокнот на странице со своим именем и прочитала строку из некоего подобия списка:

9. Накануне следующего этапа отпустить Мэгги.

Глава 3 Турин, Италия

Изображение на плащанице веками внушало людям то трепет, то пренебрежение. Первая же фотография 1898 года выявила в негативе весьма достоверный портрет. Даже невооруженный глаз мог разглядеть на полотне человеческие черты. Медицинская экспертиза подтвердила догадку: четырехметровый отрез ткани служил погребальным саваном. Сгиб полотна располагался у головы покойного, а вторая половина укрывала его со спины. Сейчас Феликс смотрел на «лицевую» половину плащаницы.

Умершего завернули в нее вместе с травами и цветами, оттиски которых были столь же отчетливо различимы. Он умер в первом веке нашей эры, распятый на кресте, – или был убит значительно позже с целью фабрикации поддельной святыни. Зачем средневековому жулику понадобилось вопреки бытующим изображениям перемещать раны от гвоздей с ладоней на запястья, скептики объяснить не смогли. Лишь недавно археологи подтвердили, что римляне распинали именно так. Каждая крупица новых сведений, связанная с плащаницей, порождала ожесточенные споры, но верующие оставались непоколебимы, как и Феликс. Привычный профессионализм удерживал его в трезвой непредвзятости, однако сердце уже знало истину.

Да и могло ли быть иначе?

Под покрывалом лежал человек около метра восьмидесяти ростом. У него были волосы до плеч, раздвоенная борода, усы и косица на затылке. Весил он приблизительно семьдесят семь килограммов. На теле не наблюдалось следов истощения и каких-либо аномалий кроме тех, что явились причиной смерти.

Феликс знал их все наизусть.

Сильная рана на лбу оставила темное пятно крови на левой стороне призрачного лица с характерными семитскими чертами. Более мелкие пятна указывали на многочисленные ранения на волосистой части головы; один из потеков крови заходил на правую бровь и ухо, другие оставили следы на полотне, прикрывавшем затылочную область. Правое веко выглядело порванным, а щека – распухшей, как от удара дубинкой. На левой виднелись бороздки, напоминающие ссадины, полученные при падении. Судя по линии переносицы, нос у человека с плащаницы был сломан. Со лба на лицо стекали струйки крови – их запекшиеся следы проявились особенно отчетливо на правом веке, левой ноздре и губах. Сгустки выглядели вполне натуральными, со скоплением красных телец по периферии и светлой областью внутри. На правом плече находился обширный участок стертого эпителия. Колени несли следы тяжелых ушибов, многочисленные ссадины на одном из них свидетельствовали о частых падениях. Левое запястье располагалось поверх правого и обнаруживало большую колотую рану. Если верить медикам, орудие палача должно было задеть отросток медианного нерва и вызвать каузалгию – самую жгучую боль, какую может чувствовать человек. От запястных ран по обоим предплечьям проходили горизонтальные кровоподтеки. На спинной половине покрывала виднелся кровавый отпечаток пронзенной правой ступни и более светлый – левой, лежащей накрест первого. Помимо этих увечий все тело покойного усеивали мелкие вдавления – следы от головок двух многохвостых бичей, судя по которым он претерпел около ста двадцати ударов. Между пятым и шестым ребрами справа находился овальный прокол, сопровождавшийся истечением крови на живот и крестец. Эта последняя рана могла стать смертельной, если в ту минуту человек был еще жив. Как свидетельствуют потоки крови из запястных ран, он принял смерть с раскинутыми руками. Трупное окоченение свело ноги вместе и сковало тело, следовательно, изображение на плащанице отпечаталось в течение суток после кончины. Мнение медиков в отношении деформаций правого плеча и предплечья расходились, но если эти деформации имели место быть, это означало, что хоронившему пришлось сломать покойнику руки, чтобы их можно было сложить поверх чресел.

Только упрямец мог не видеть того, что содержал этот холст: рассказа о невыносимых страданиях. Никто не понимал, каким образом трехмерное изображение запечатлелось на полотне. Одни говорили – под воздействием бактерий на кровь и прочие жидкости, другие ссылались на выброс энергии, связанный с воскресением. Для Феликса этот вопрос был не так важен, как сам факт существования плащаницы, с ее пыльцой из Иерусалима, совершенством анатомии и точностью деталей, предваряющей художественные шедевры всех времен.

Теперь же, впервые столкнувшись с ней, Феликс испытывал трепет. На мгновение ему показалось, что у него вот-вот хлынут слезы. Кого еще она могла укрывать, как не Господа? Кого, как не Христа? Римляне распяли многих, но кто еще из жертв носил терновый венец? Чью еще грудь пронзило копье, точь-в-точь как указывалось в Писании? С самого детства Феликс мечтал исправить это ужасающее преступление, пусть даже страдание было принято добровольно,– предотвратить пролитие святой крови, спасти агнца, уведенного на заклание. Еще в девять лет, впервые увидев Его лицо, он загорелся желанием повернуть историю вспять.

На плечо Феликсу легла чья-то рука – за спиной стоял отец Бартоло. Вглядываясь в полные сострадания глаза старого священника, он понял, что чувствует нечто ему несвойственное, греховное для того, кто воспитывал в себе веротерпимость. Это было наследие ненависти, привитой когда-то в воскресной школе тезисом о распятии Христа евреями. В этом не сомневался ни один католик. Но в 1965 году Второй Ватиканский собор постановил, что вина за страдания Христовы не может быть возложена на евреев как нацию: ни на Его современников за некоторым исключением, ни на живущих сегодня. Нынешнее религиоведение пошло еще дальше и утвердило полную несостоятельность обвинений. Однако чувство Феликса от этого никуда не исчезло: он не хотел иметь ничего общего с далекими предками. Ему было неловко и совестно за самого себя. Зачем родители лгали ему? Как выйти из порочного круга вины – в том, что он еврей и вдобавок стыдится этого?