Павел Лукницкий - Ленинград действует. Книга 2

• Название: Ленинград действует. Книга 2
• Автор: Павел Лукницкий
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: История
• Год: 1971

Эта книга – продолжение фронтового дневника участника героической обороны Ленинграда.

Она охватывает период с марта 1942 года по февраль 1943 года, когда день за днем автор вел свой подробный дневник, описывая жизнь и быт защитников блокированного Ленинграда: действия армейских частей, авиации, Балтфлота и Ладожской флотилии. Боевой работе разведчиков в тылу врага, снайперов, пехотинцев, саперов, танкистов, летчиков, артиллеристов, моряков, транспортников, вдохновенному труду рабочих и интеллигенции города, колхозников пригородных хозяйств, снабженцев, организующей и руководящей роли партийных организаций в обороне города, всему, что характеризует героизм ленинградцев в тот тяжелейший год Отечественной войны, – посвящена эта книга.

---

Так?.. Ну а засим, конечно, страницы, попутно изображающие столь же блестящее завоевание Индии, Англии, Амер… но не стану касаться здесь прочих мечтаний бесноватого авантюриста…

Скажу только сразу, что материала для такой книги гитлеровцам найти не пришлось. Над кремлевскими башнями ярче прежнего сияют рубиновые пятиконечные звезды. Петербург по-прежнему называется Ленинградом, и бессмертный его героизм устремлен в века. Половина германских генералов таинственными путями и не без помощи взъяренного фюрера отправилась к праотцам, а что касается молниеносной войны, церемониального марша и прочих неосуществленных мечтаний, то…

Но не лучше ли поведать об этом хотя бы выдержками из писем того германского солдата, который только что, в марте 1942 года, убит на том участке фронта под Ленинградом, где действуют дивизии нашего генерала Сухомлина.

Этому гитлеровцу, Эриху Ланге, солдату 425-го пехотного полка, в адрес: «Почтовый ящик No 5725-Е», еще 15 августа 1941 года писал с другого участка фронта его брат Ганс:

«… Нам ставили задачу – продвигаться по 6 километров в день. В 4. 45 мы начали наступление, а в 19. 30 достигли цели. Но как! Поесть за целый день не пришлось, вспотели, как обезьяны. Эта дневная победа стоила нам очень дорого… В нашем взводе соотношение сил в отделениях таково: 0: 5, 1: 4, 0: 5, 0: 4 (первая цифра означает младших командиров, а вторая солдат). Мы ждем запасной батальон, который должен нас опять пополнять, но, несмотря на это, наступление продолжается, а батальона все еще нет. Я тебе говорю: постарайся остаться там, где находишься, ибо тут нет удовольствия. В мире нет артиллерии лучше, чем русская, она в точности на метр бьет. Мы это много раз почувствовали… Все идет хорошо и плохо. С каждым днем становится все хуже и хуже…»

Гансу Ланге все же везло: он дожил во всяком случае до 30 ноября, ибо в этот день, полный разочарования, он отправил брату второе письмо:

«… У нас наступила зима, но несмотря на то, что еще мало снега – морозы сильнее, чем нужно. В роте, наверное, для меня накопилось немало почты, но не будет времени ответить, ибо бой продолжается. Мы должны сперва отвоевать себе зимние квартиры, в них пока еще сидит русский. На этом участке фронта русский подтянул много разного рода войск и вооружения… А о смене и думать не следует. Войска, которые находятся дома в стране, кажется, не имеют охоты являться сюда. А тем, которые во Франции, нравится там больше, чем дома, в Германии. Но вечно мы в этой почти «мертвой стране» бродить не хотим. Смены тут вообще не бывает. Покупать тут тоже нечего. Если мы этого себе не организуем, то ничего не будем иметь».

Солдат обескуражен. Он чувствует себя обреченным. В его замечании о бездельниках, живущих легкой поживой во Франции, – убийственный яд. И мыслительный его аппарат начинает работать совсем не во славу Гитлера. Дальше в письме Ланге – изумительное признание, звучащее грозным обвинительным актом, тем более сильным, что оно высказано в том месяце, когда цивилизованный мир еще не знал многих отвратительных черт подлинного лица фашистской грабьармии, когда еще не прозвучали на весь мир факты, оглашенные в ноте нашего правительства, когда – юродствуя и кривляясь – фашистские борзописцы еще питались уверить человечество в том, что гитлеровские войска несут покоренным народам свет просвещения и «прекрасный новый порядок». Ганс Ланге пишет дословно так:

«Я думаю, что у тех войск, которые из России вернутся домой, полиция каждый день будет сидеть на шее. Тут становишься прямо бродягой. Всему, что в Германии запрещено, тут учат, как, например, звереть (дикареть), воровать, убивать и т. д. Это говорю я тебе. Вернется домой особый сорт людей. С приветом, Ганс!»

Итак, вместо радости берлинского населения, готового было славить Гитлера за его победу, – ужас берлинцев, перед наводнившей германскую столицу бандой насильников, воров, убийц, бродяг, с которыми дай, господи, справиться только полиции, – ведь это же подонки человечества, которым место лишь в уголовной тюрьме!

И кто свидетельствует об этом? Тот самый германский солдат, которого по приказанию Гитлера учат совершать преступления, систематически вытравляя из него все человеческое, планомерно превращая его в дикаря, в зверя!

Пожалуй, утешить честных берлинских граждан, не участвующих в преступной войне, может только одно обстоятельство: вряд ли кто-либо из бандитской, брошенной Гитлером на Восточный фронт армии вернется в Берлин. Все они будут истреблены героической Красной Армией. И единственной книгой, в которой история вспомянет Гитлера, будет многотомный черный список чудовищных его злодеяний.

Гитлеровцы грабят даже друг друга. В письмах, найденных у убитого на Ленинградском фронте, в этом же марте, ефрейтора Гельмана Рейнгольда, есть зимнее – от его матери из тюрингского городка Этенбурга.

«Неужели ты не получил еще теплых вещей? – удивленно спрашивает мать. – Уже давно пора, ведь здесь достаточно собирали!..

В ответном письме Гельман, вероятно, намекнул матушке, что вещи, должно быть, украдены. Сужу об этом потому, что в следующем, февральском письме мать сочла необходимым объясниться пространно:

«Ты ждешь вещи, которые хочешь получить, но я тебе должна сказать, что сейчас посылки не принимаются. А ведь здесь собирали так ужасно много зимних вещей! И нам специально говорили, чтобы мы не посылали посылок, а давали вещи сборщикам, так как через них вещи скорее попадут на фронт и каждый солдат будет обеспечен. Дорогой мой, но ты понял меня правильно и не думай, что я тебе ничего не хочу послать!»

Фрау намек уловила. Догадливой оказалась и жена ефрейтора Альфреда Грельмана, написав ему в том же феврале из города Мейссен:

«Скажи, получил ли ты хоть что-нибудь из собранных шерстяных вещей? Ведь собрано было так много! Но попало ли всюду хоть что-нибудь?..»

Теплые вещи, что называется, ухнули. Начался март. Все жалуясь на лютую холодюгу, старший ефрейтор Гельмут Грунцель написал жене:

«Надеюсь, что здесь мы будем недолго, иначе мы погибнем!»

И погиб, не успев отправить свое письмо.

В тот же день, 16 марта, ефрейтор Гиллер писал родителям в Ломниц:

«Мы превратились в банду, пугающуюся света. В нашу землянку не проникает ни один луч. Я надеюсь, здесь мы не будем долго, но во что вообще можно верить, будучи солдатом?»

Ефрейтор Карл Лехлер («Полевая почта 20995-С») получил от своей жены, из Вайергаус у Линкельсбюль, письмо, отправленное 1 марта:

«Дорогой Карл, ты просишь хлеба. Сегодня, 28 февраля, послала тебе пять посылок, но в каждой только 50 граммов… Посылать можно только 50 граммов…»

И видя в распоряжениях властей одно издевательство, не веря уже ничему – ни будущим богатым посылкам, ни возвращению мужей, немецкие женщины… Но об этом скажу лучше словами письма, полученного ефрейтором Альфредом Грельманом от родных в этом же, медленно текущем, злополучном для них марте:

«… Ты представь себе, дядя Ганс опять здесь. Он поправляется, они в Киле не видят нужды. И женщины там тоже есть, которые ждут мужчин. Там за хлебные карточки они ночью… (в письме – многоточие.) Два раза в месяц солдаты получают отпуск на ночь. Они жизнь ведут как бы во Франции, таких нужно было бы посылать на смену в Россию…»

А что же делают эти гитлеровцы, когда попадают в Россию? Вот точные, документированные факты о черных делах, творимых фашистской ордой в захваченных районах Ленинградской области…

… В деревне Капустине больше месяца перед глазами родственников висели трупы двух смелых замечательных девушек. Наказание за попытку снять тела девушек было только одно: расстрел.

В деревне Мясном Боре пьяные немцы на глазах родителей изнасиловали пионерку Люсю С. Ее растерзанное тельце валялось в грязи Пятнадцатилетнего мальчика Александра Петрова немцы расстреляли на площади в маленькой деревеньке Ситне и стреляли в каждого, кто пытался убрать его труп.

В Луге, в том концлагере, в котором ежедневно от истощения и истязаний умирает по семьдесят – восемьдесят человек, батальон гитлеровских полицейских насиловал несколько десятков согнанных со всего города русских девушек. Они взывали о помощи. В гневе и ужасе пленные, измученные красноармейцы порывались спасти их. Тогда бандиты принялись хладнокровно расстреливать и тех и других.

В некогда живописной приладожской деревне Погостье наши части нашли только черные обглодыши сожженных деревьев да груды развалин: здесь не осталось даже ни одной печной трубы. А в этих развалинах – садистически изуродованные трупы русских женщин: Веры и Александры Козловых, Ульяны и Галины Овчинниковых, Федоровой и других, чьих фамилий уже невозможно было установить. У каждой из них были выколоты глаза, вывернуты ноги, отрезаны пальцы рук, лица и тела прожжены каленым железом и изрублены саблями.

Мирного жителя, раненого Степана Авдеева, в селе Горе гитлеровцы бросили в подожженную баню. Корчась от нестерпимой боли, он выползал из нее, но фашисты снова бросали его в огонь…