Владимир Солоухин - Приговор

• Название: Приговор
• Автор: Владимир Солоухин
• Издательство: Владимир Алексеевич Солоухин; Собрание сочинений в 4-х томах, Том 2. Издательство: «Худож. Литература», Москва, 1984
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1984

---

Подземные переходы из одного корпуса в другой, цокольные коридоры, желтые от слабого освещения, кафельные, с толстыми, обложенными асбестом трубами над головой. Если бы снять в кино мой переход, то коридоры эти приобрели бы значение символа. Я шел сначала пригнувшись, так низко нависали как бы жирные трубы, но потом осмелился, распрямился, и оказалось, что можно идти свободно в рост, и еще оставался между мной и трубами небольшой просвет.

Хотя иду один по чудовищным, не трехсот ли метровым, переходам, но – в общем потоке. Больной номер… (номер я забыл) – и ничего больше. Преодолел все коридоры, повороты, поднялся по лестнице и оказался перед дверью с надписью: «Лаборатория радиоизотопной диагностики». Перед дверями стол, бумага, телефон, девушка в белом халатике. Предъявляю ей направление. Она записывает меня в какую-то книгу и деловито советует:

– Сегодня не стоит вам это пить. Впереди два выходных дня. А надо выпить и явиться на другой день на исследование. Значит, приезжайте к нам в понедельник. Мы вас угостим изотопами и в течение трех последующих дней будем считать.

– В понедельник вы же здесь будете дежурить?

– Не имеет значения.

По тем же чистилищным переходам (так и тянет пригнуться) пошел обратно. Вспомнил ни с того ни с сего, попали на язык (как это бывает, если стихи – профессия) и прилипли строчки из чьего-то (Леонида Мартынова?) стихотворения. Иду и твержу про себя нараспев вперемешку со своими практическими соображениями:

Я тебе чего-нибудь куплю
В магазине изотопов

В Карачарово сегодня вернуться не удастся. В Карачарове бумаги разложены на столе, книга раскрыта на середине. В Карачарове свежий снежок на аллеях парка. Белки шныряют по парковым аллеям.

Я тебе чего-нибудь куплю
В магазине изотопов

В Карачарово удастся вернуться не раньше четверга, а то и в пятницу. Неделя, считай, пропала. Есть и в Москве дела. Ладно. Заеду на телевидение, возьму икону из реставрации, позвоню в издательство «Современник».

Я тебе чего-нибудь куплю
В магазине изотопов

Чертовы переходы. Кафель и трубы. Но главное, напоят в понедельник изотопами, а потом считать. Что считать? Изотопы считать? Чепуха, да и только. А главное, ждать до понедельника. Нет, ждать до вторника. Считать начнут лишь во вторник. Нет, ждать до четверга. Ведь три дня надо считать. К врачу в 206 кабинет я попаду не раньше пятницы, а то и на следующей неделе. А в Карачарове бумаги разложены, книга раскрыта на недочитанной странице:

Я тебе чего-нибудь куплю
В магазине изотопов

На улице по выходе из ворот меня встретил все тот же ноябрьский, с ранним мокрым снегом под ногами, с сырым хмурым небом, с пронзающим ветерком промозглый день, но еще более противный, чем утром.

«…Ах, Борис Александрович! – говорил я тогда в машине в день знаменательного знакомства. – Еду с таким хирургом и – нечего вырезать! А ведь когда понадобится, до такого светила и не доберешься». Так и вышло. Профессор Петров лежит в земле, а я брожу, безымянный и рядовой, по чистилищу, по предварительным пока что кругам, и хорошо, если на этом все и кончится.

Вспомнив о Борисе Александровиче, я вспомнил о Татьяне Сергеевне и тотчас позвонил ей, не имея в виду конкретной пользы, а просто так, ради доброго и опытного совета.

– Владимир Алексеевич, дорогой! Как вы?

– Да ведь как? Говорил я тогда Борису Александровичу, когда ехал из Загорска…

– А что такое?

– Ничего очень страшного. Но все же – надо провериться. Возможна и операция.

– Подождите… Вы говорите, это на коже? Так ведь Агнесса Петровна заведует как раз таким отделением в Институте имени Герцена.

– Кто она, Агнесса Петровна?

– Профессор. Моя подруга. Борис Александрович не считал хирургию женской профессией и к женщинам-хирургам относился, ну, скажем так… снисходительно. Только для Агнессы Петровны он делал исключение и находил ее на своем месте. Это очень энергичная женщина. Иногда в шутку мы ее зовем Агрессор Петровна. Кстати, она ваша читательница. И буквально на днях спрашивала, нельзя ли достать вашу последнюю книгу. Хотите ее телефон? А я позвоню со своей стороны. Все будет сделано на самом высоком уровне. По высшему классу.

– Что это за институт и почему – Герцена?

– Герцен, между прочим, внук того, вашего Герцена. Основоположник русской онкологической школы. Институт онкологический, как сами понимаете. Расположен на Беговой.

– Но это же рядом с домом! Не надо ездить на исследования через всю Москву! И потом интересно, что Герцена.

– Почему?

– В Доме Герцена, в Литературном институте, началась фактически моя литературная жизнь. Мы, поэты, любим такую вот законченность в композиции, такую вот окольцованность.

– Ну, это вы бросьте! Звоните Агнессе, и все будет о'кей.

7

Сыплет небо порошею
На цветы, на зарю.
Помни только хорошее,
Я тебе говорю.

Сыплет небо порошею,
Все пути хороня.
Помни только хорошее
Про себя и меня.

Сыплет небо порошею,
Допиваем вино.
Помни только хорошее
Все равно, все равно.

Время мчится непрошенно,
Мы уходим, скорбя.
Помни только хорошее, —
Заклинаю тебя.

Помни только хорошее.
Скрежеща и круша,
Жизни мелкое крошево
Перемелет душа.

Нелегко и невесело,
Но, веленью верна,
Жизни вязкое месиво
Пересилит она.

И омоется молодо,
И останется в ней
Только чистое золото
Отсветившихся дней.

Сыплет небо порошею,
Затемняясь, рябя.
Помню только хорошее
Про себя и тебя.

Сыплет небо порошею,
Обнажается дно.
Помню только хорошее
Дорогое одно.

Сыплет небо порошею,
Не дотянешь руки.
Помню только хорошее
Я всему вопреки.

В снежной ветреной замяти
Темнота, темнота.
Остаешься ты в памяти
И светла и чиста.

Оглянусь на хорошую
На последнем краю —
Светишь в зарослях прошлого,
Словно Ева в раю!

8

Все по-другому оказалось для меня в Институте имени Герцена. И Агнесса Петровна с раскрытыми объятиями вместо не поднявшей на меня глаз заведующей поликлиникой, и моментальное, даже поспешное заполнение медицинских документов, и громкий энергичный голос Агнессы Петровны, лично осмотревшей мое больное место. Вот только последняя фраза Агнессы Петровны удивительно совпала по смыслу (даже и буквально) с пусть тихой и вялой фразой докторши из 206 кабинета.

– Я думаю, ничего очень страшного. Придется вам пройти изотопное исследование. После этого мы окончательно решим, что с ней делать. Сейчас я позвоню в нашу лабораторию.

Шел по двору и спрашивал: «Где у вас тут корпус под названием «башня»?» Миновал двухэтажное здание, из которого даже через стены пахло животными, живущими в тесноте. Виварий. Тут им (кроликам и мышам) прививают болезни, а потом облучают, пичкают химией. А потом в конце концов разрезают, разглядывают в микроскоп. Вонь из вивария – чтобы не забывал, по какому двору идешь и куда идешь.

Однако лаборатория на третьем этаже башни встретила меня не просто гостеприимно, а даже как-то далеко от больничного. Научный сотрудник Жанна Павловна первым делом заговорила о литературе, а не о болезни. Тут я заметил, что у работников лаборатории к белым халатам на груди прикреплены небольшие черные плоские аппаратики – информаторы радиации. А когда я восторженно отозвался о пышном «варварином цвете» и удивился, что он цветет раньше времени, а не в декабре, на великомученицу Варвару, и вообще подивился пышности цветов на окнах и стенах лаборатории, то Жанна Павловна пояснила:

– Да. У нас люди хиреют, а цветы жиреют. Повышенная радиация благотворно влияет на растения. Но, конечно, в таких незначительных дозах, как у нас.

Лаборантка Рита повела меня в подвальный бункер, где за тяжелой свинцовой дверью, на большом столе, стояла одна-единственная коническая чарочка из толстого зеленого стекла. В чарочке граммов пятьдесят прозрачной жидкости. Мне велели, и я выпил ее, стараясь уловить оттенки вкуса (впервые в жизни приходится пить радиоактивный фосфор!), но никаких оттенков вкуса не обнаружил. Нейтральная чистая вода.

– Ну вот. Завтра приходите на целый день. Запаситесь чтением или работой. Дело в том, что мы будем считать ваши изотопы через каждые два часа, с девяти утра до пяти вечера. Девять, одиннадцать, час и так далее. Возьмите работу. Мы отведем вам стол, и будете чувствовать себя, как в Доме творчества.

– Разве к завтраму из меня не улетучатся все изотопы?

– Полураспад фосфора – четырнадцать дней. То есть четырнадцать дней вы будете радиоактивны, будете излучать.

– Опасно для окружающих?

– Нет. Ничтожная доза. Ничтожное излучение. Но наши счетчики все уловят.