Джеральд Даррелл - Филе из палтуса (с иллюстрациями)

• Название: Филе из палтуса (с иллюстрациями)
• Автор: Джеральд Даррелл
• Жанр: Природа и животные

В этой книге известный английский писатель и биолог Джеральд Даррелл рассказывает о встречах с очень интересными, а порой и очень странными людьми.

---

– Я покажу тебе. – Урсула нагнулась и открыла корзинку.

Мопс крепко спал, свернувшись калачиком, утомленный культурным мероприятием на концерте. Урсула бесцеремонно схватила его за шиворот и предъявила оторопелому взору Эммы.

– Посмотри, – сказала она. – Погляди на бедного крошку.

– О, – произнесла Эмма, машинально повторяя за Урсулой, – бедный крошка.

Урсула сделала попытку покачать щенка на руках, и он крепко тяпнул ее за указательный палец, чем доставил мне немалое удовольствие.

– Ты только посмотри на него, – дрожащим голосом твердила Урсула, с трудом удерживая вырывающегося мопсика. – Маленькое глупое создание, бедняжка, который еще ничего не смыслит. Вырванный из семьи, из обстановки, к которой только начал привыкать. Неужели, Эмма, ты не сжалишься над ним?

Чем– то вся эта сцена стала напоминать мне «Джен Эйр», однако я был так восхищен искусной игрой Урсулы, что не стал вмешиваться.

– Бедный сиротка, – продолжала она, силясь высвободить палец из острых зубиков щенка, – бедный сиротка нуждается в малой толике тепла, в малой толике помощи в трудную минуту… и мой друг тоже нуждается.

– Что ж, должна признать, что он очень, очень милый, – сказала явно тронутая Эмма.

– Конечно, – подхватила Урсула, сжимая мордочку мопса, чтобы не дать ему укусить ее снова. – Просто очаровательный, и, по-моему… я не уверена, но кажется, он хорошо воспитан… Всего только на неделю, Эмма, дорогая. Может он… можешь ты принять его как… как платного постояльца, так сказать, или что-то в этом роде?

– Ну, для кого-нибудь другого я бы этого не сделала, – ответила Эмма, глядя как загипнотизированная на извивающийся пушистый комочек с круглым розовым животиком и большими черными глазами. – Но он, похоже, славный маленький песик, и раз уж ты так просишь… я… я согласна подержать его недельку у себя.

– Дорогая, да благословит тебя Бог, – выдохнула Урсула.

Поспешно вернув отчаянно вырывающегося щенка в корзину, она бросилась к Эмме, обняла ее и расцеловала.

– Я всегда знала, – сказала она, устремив на Эмму взгляд своих ярких синих прожекторов, чье всесильное действие я испытал на себе, – я знала, что кто-кто, но только не тыотвернешься от крохотного щеночка в трудную для него минуту.

Что всего удивительнее – она произнесла это так убежденно, что я сам едва не прослезился.

Наконец, отказавшись от второй чашки чая и второго куска неудобоваримого торта, мы откланялись. По пути к станции Урсула вдруг крепко-крепко обняла меня.

– Огромное спасибо, дорогой, – сказала она. – Ты меня здорово выручил.

– Как это – выручил? Я ничего не делал.

– Но ты был там со мной. Помогал… помогал своим воздействием, так сказать, своим присутствием, понимаешь?

– А теперь объясни мне, – спросил я, – зачем ты навязала бедной женщине этого своенравного щенка, который ей совсем не нужен?

– О; да ты ничего не знаешь про Эмму, – ответила Урсула.

И была совершенно права.

– Расскажи.

– Так вот, – начала она. – Во-первых, ее муж заболел, а тут они завели Бов-вов, и она разрывалась между мужем и Бов-вов, а когда муж умер, она перенесла весь своей рецидив, или как это там называется, на Бов-вов. А тут Бов-вов сбила машина, и с тех пор ей все хуже и хуже. Дорогой, это было видно по ней. Каждый раз, когда я навещала ее, мне бросалось в глаза, как она все больше дряхлеет и… как это сказать, походит на ведьму.

– И ты считаешь, что щенок ей поможет?

– Конечно, поможет. Он самый злобный изо всего помета. Он станет бросаться на почтальона или на зеленщика, вообще на всякого, кто занимается доставкой чего-либо, и у него очень длинная шерсть для мопса, так что все будет осыпано его волосами, и он совсем невоспитанный, будет гадить на каждом шагу, дорогой.

– Постой, – перебил я ее. – По-твоему, это самый удачный подарок хрупкой старушке, которая только что потеряла своего любимого Бов-вов?

– Но дорогой, это самый подходящийподарок! – Урсула остановилась подле уличного фонаря и уставилась на меня. – Бов-вов вел себя точно так же. Кругом валялись его волосы, и когда она забывала вывести его вовремя, он гадил в передней, и она целыми днями жаловалась на его дурное поведение… Теперь ей будет чем заняться. Понимаешь, после смерти мужа, а потом и Бов-вов, ей совсем нечем было себя занять, и она, так сказать, на глазах увядала. А этот новый щенок станет кусать ее и вообще всех подряд, и пострадавшие будут обращаться в суд. И он будет рассыпать кругом свою шерсть и гадить на ковер, и она будет просто счастлива.

Я посмотрел на Урсулу и впервые по-настоящему оценил ее.

– Знаешь, – сказал я, обнимая и целуя ее, – по-моему, ты настоящая прелесть.

– При чем тут прелесть, – возразила Урсула, прильнув ко мне, – прелесть тут ни при чем. Просто она очень славная старушка, и мне хочется, чтобы ей жилось веселей оставшиеся годы. Этот щенок не даст ей соскучиться.

– А вот мне такое ни за что не пришло бы в голову, – признался я.

– Разумеется пришло бы, дорогой! – Она наградила меня ослепительной улыбкой. – Ты такой умный.

– Иногда, – сказал я, беря ее под руку и ведя дальше к станции, – иногда я начинаю в этом сомневаться.

Последующие несколько месяцев даровали мне много блаженных дней. Урсула была ясная голубиная душа, заслуживающая всяческого уважения. Очень скоро я обнаружил, что во избежание затруднительных положений лучше вывозить ее за город, чем замыкать в стенах театров или ресторанов. За городом кукушки, жаворонки и ежи воспринимали ее как очень естественного и славного человека. А в светском обществе в Борнмуте она постоянно, как говорится, роняла кирпичи, словно новичок на стройплощадке.

Впрочем, вылазки с Урсулой на лоно природы тоже были чреваты некоторым риском. Я показал ей перелесок, где, как мне довелось убедиться, в то время на квадратный дециметр приходилось больше птичьих гнезд, чем где-либо еще. Охваченная горячим волнением, она заглядывала в гнездышки, заполненные до краев пухлыми горластыми птенцами или яйцами разных цветов, и восторженно ахала. Пришлось мне потом каждый день навещать этот перелесок и докладывать ей по телефону о том, что происходит в мире птиц. Две-три недели спустя я снова привел ее туда, и мы с ужасом обнаружили, что кто-то – скорее всего группа подростков – кроме нас побывал в перелеске и систематически разорил все гнезда. На траве лежали мертвые птенцы, яйца исчезли. Страданиям Урсулы не было предела. Горе и ярость ее вылились в безудержном рыдании, и я не скоро смог успокоить ее.

Она все еще изредка всхлипывала, когда я привел ее в чистенький бар «Квадрант и Компас» – одну из моих любимых пивнушек в этом районе. В этом крохотном заведении собирались по вечерам все местные старики, этакие смуглые битюги, с похожими на грецкий орех морщинистыми лицами, с висячими усами, белыми и жесткими, как покрытая инеем трава. Одним словом, чудесные старики, и я надеялся, что знакомство с ними отвлечет Урсулу от мыслей о разоренных гнездах. А еще мне было интересно посмотреть, как завсегдатаи воспримут ее появление.

Первые несколько минут они сидели молча и неподвижно, крепко сжимая руками свои кружки и подозрительно поглядывая на нас. Меня они знали, но со мной в их маленьком дымном баре появилось чужеродное создание, притом весьма привлекательное и женственное. Это было святотатством. Неписаный закон запрещал женщинам вход в «Квадрант и Компас». Однако Урсула об этом не подозревала, а если и подозревала, то ее это нисколько не страшило. Она напудрила нос, в рекордно короткое время опрокинула добрую стопку джина и обратила на стариков ослепительный взгляд своих нежных синих очей. И вот уже они оттаяли, даже как-то виновато посмеиваются ее репликам. Внезапно глаза ее остановились на черном столике в углу.

– О-о-о! – восторженно пропищала она. – Игра в блошки!

Старики с ужасом поглядели друг на друга. Потом все взгляды обратились на самого старого, восьмидесятичетырехлетнего патриарха, который, как мне было известно, слыл здесь чемпионом популярнейшей игры.

– Нет, мисс, – твердо произнес он. – Это шаффлборд, игра в монетки.

– О, научите меня играть, – попросила Урсула, глядя на патриарха с таким обожанием, что смуглое лицо его приобрело цвет перезрелого помидора.

– Да-да, Джордж, давай научи мисс, – хором подхватили остальные, наслаждаясь смущенным видом своего товарища, который уподобился стушевавшемуся школьнику.

Он тяжело поднялся на ноги и подошел вместе с Урсулой к столу для игры в монетки.

Глядя, как он учит ее, я – не в первый раз – размышлял о коварстве женщин вообще и Урсулы в частности. Было совершенно очевидно, что она не только умеет играть в шаффлборд, но скорее всего могла бы победить Джорджа. Но смотреть, как она изображает неловкого новичка и как он гладит ее по плечу могучей заскорузлой пятерней, словно маленького щеночка, было сплошным удовольствием. Урсула ухитрилась изящно проиграть, после чего заказала всем по кружке пива – за мой счет, разумеется, поскольку у нее не было денег.