Роберт Рэнкин - Мир в табакерке, или чтиво с убийством

• Название: Мир в табакерке, или чтиво с убийством
• Автор: Роберт Рэнкин
• Жанр: Научная Фантастика

Какими были люди, которые внесли свой вклад в уродование Истории Человечества? Люди хорошие и плохие, знаменитые и не очень. И особенно каким был один из них, чьи уникальные способности, замечательные достижения и эксцентричное поведение стали теперь легендой? Человек, что принес радость миллионам, дав им непревзойденную нюхательную смесь. Его знали под многими прозвищами. Чемпион по Чихательной Части. Гроссмейстер Гремучей Гнуси. Супермен Смеси, Несущей Негу Народу. И так далее, и тому подобное, и все такое. Почти всем он известен просто как «Табачный Титан». Звали его Тот Самый Давстон. «Стиль Роберта Рэнкина – это неповторимая смесь бородатых анекдотов, городских мифов, каламбуров, изумительно безумных идей и вряд ли достоверных историй из собственной жизни» – Independent.

---

Тогда я видел дядюшку в последний раз. Больше я к нему не ходил. Примерно месяц спустя к нему в дверь постучались, но это были уже не мы. Это были полицейские, и с ними еще несколько людей в белых халатах. Дело в том, что появились жалобы на пропажу кошек и собак в округе, а в мешке под мойкой у дядюшки, по слухам, нашли несколько воротничков, забрызганных кровью.

Мой друг Билли, который как раз водил группу американских туристов по Баттсу, рассказывал, что видел, как дядюшку, одетого в рубашку с очень длинными рукавами и застежкой на спине, посадили в машину и увезли. Изо рта у него шла пена, и туристы даже остановились, чтобы сфотографироваться.

На следующий день вспыхнул пожар. Сам дом почти не пострадал, но прекрасная оранжерея выгорела дотла.

Никто не знал, как начался пожар.

Никому, в общем-то, и дела не было.

Никому, кроме Т.С. Давстона. А он горевал. Он очень любил своего приемного дядю, и очень расстроился, когда его увезли. Я, конечно, как мог, старался утешить его – ну, покупал ему конфеты, делился сигаретами. Мне кажется, что мы с ним очень сблизились, потому что он стал звать меня «Эдвин», и я понял, что я ему тоже стал приемным родственником.

Однажды на перемене, в следующей четверти, он отозвал меня в дальний угол школьной площадки.

– Я верю, что у меня хватит способностей, чтобы прославить свое имя, – сказал он. – И я хочу, чтобы ты стал моим секретарем и биографом. Если я – Сэмюел Джонсон, ты будешь моим Босуэллом. Доктором Ватсоном, если я – Шерлок Холмс. Твоя работа – составлять хронику моих слов и дел для потомков. Что скажешь на такое предложение?

Я поразмыслил над словами Т.С. Давстона.

– А деньги и женщины с длинными ногами будут? – уточнил я.

– Сколько угодно и того, и другого, – ответил он.

– Считай, что я в деле, – сказал я, и мы пожали руки.

И действительно, было сколько угодно и того, и другого. Сколько угодно, и даже намного больше. Но прежде, чем мы закончим рассказ о дядюшке Джоне Перу Джонсе, следует упомянуть еще одно.

Его «красавцев».

После разрушения оранжереи я был убежден, что больше никогда не увижу этих злобных созданий, и поэтому жутким сюрпризом была моя новая встреча с ними четыре десятилетия спустя. И они уже не были малютками в аквариуме. Они были огромными и разгуливали на свободе по всему поместью.

Которое называлось «замок Давстон».

4

Табак, божественный, редчайший, сверхвеликолепный табак, намного превосходящий любую панацею, золото в цветочном горшке и философский камень, самое эффективное средство от всех болезней.

Ричард Бертон (1577—1640)

Мы редко боялись чего-то действительно сильно – хотя нам было чего бояться. В конце концов, это были пятидесятые годы, и над всеми нами висела тень Бомбы.

Родители очень беспокоились начет Бомбы, но нам в школе раздали листовки, из которых стало ясно, что если во время вспышки прикрыть глаза фольгой от шоколадки и не забыть «нырнуть в укрытие», то при взрыве останешься живым и здоровым. Мы приберегали те страхи, что у нас были, для более ощутимых вещей. Нужно было знать массу всего, чтобы пережить детские годы, и мы старались знать все.

Змей, к примеру, надо было опасаться. Змей и кусачих жуков.

О змеях ходило множество рассказок, которые передавались изустно на школьной площадке. Все змеи были смертельно опасны, и все они подлежали убиению по принципу «или ты их, или они тебя».

Парк Ганнерсбери был лучшим местом для змей, или худшимместом, как, возможно, следует сказать. Мы все были уверены, что парк просто кишел этими тварями. Они свисали с ветвей деревьев и в листве скользили огромные анаконды и питоны камуфляжного окраса в ожидании глупых мальчиков и девочек, что слонялись без дела. Пруд в парке и озеро, по которому можно было плавать на лодках, служили родным домом водяным гадюкам, тонким как волос и быстрым как сэр Стерлинг Мосс, чемпион «Формулы-1».

И все знали, что если пописать в озерцо, они всплывут по струе и залезут тебе в конец. А залезши внутрь, они его закупорят, ты не сможешь больше писать, переполнишься и помрешь. Единственное средство было невообразимо страшным: приходилось отрезать пипиську.

Змеи просто обожали забираться внутрь тебя всевозможными способами. Ходили слухи, что один паренек в Хенвелле однажды заснул в парке, причем с открытым ртом. Ему в горло вполз уж и устроился в желудке. Паренек, ничего не заметив, проснулся и пошел домой. Вскоре после этого ему стало плохо, и становилось все хуже. Сколько бы он ни ел, он худел день ото дня, и все время жаловался на то, что его мутит. Мать отвела его к доктору. Тот пощупал ему живот и сразу понял страшную правду.

Парню повезло, он не умер. Доктор не давал ему есть два дня, потом специальным устройством разжал ему челюсти и повесил надо ртом кусок сырого мяса. Голодный уж почуял мясо и стал вылезать наружу. Доктор смог вытащить его изо рта паренька и прикончить.

Змеюку заспиртовали, и многие рассказывали, что видели ее, как живую в стеклянной банке.

Мой приятель Билли (который знал слишком много для своего возраста) сказал, что эта история – очевидное фуфло. По его мнению, парень бы задохнулся, если бы ужа выманивали через горло.

Билли сказал, что уж вылез через задницу.

Но угроза, тем не менее, была вполне реальной, и никто не осмелился бы прилечь поспать в парке Ганнерсбери.

Должен заметить, что, хотя я провел большую часть детства в этом парке, я ни разу не видел там ни одной змеи.

Мне просто очень повезло.

Еще одной жуткой угрозой были кусачие жуки. Чаще всего встречались уховертки. Всем известно, что они по ночам забираются к тебе в ухо и откладывают яйца в мозгах. В местной психушке, Сент-Бернаре, было полно жертв уховертки, которым уже никто не мог помочь. Их жуткие вопли часто слышались по ночам, когда эти черепно-мозговые паразиты доводили их до исступления, глодая им мозги и ползая взад-вперед.

Жуки– рогачи были смертельно опасны и могли отхряпать тебе палец начисто.

Красные муравьи могли обглодать взрослого мужчину до костей раньше, чем его жена успела бы вскипятить чайник.

Под сиденьями на унитазе жили всякие пауки, так и норовившие залезть тебе в попу, а если тебя больше трех раз подряд ужалит пчела – тебе точно дорога на кладбище.

Принимая во внимание всех этих змей и жуков, это просто чудо, что хоть кто-то из нас дожил до юношества. Однако большинство из нас выжило, что объяснялось то ли тем, что мы изо всех сил старались избегать змей и жуков, то ли тем, что у всех у нас было крепкое здоровье, что, в свою очередь, объяснялось нашим правильным питанием.

Нас терзали болезни и паразиты, кусачие, как сам дьявол. Однако, хотя иные эпидемии и выкашивали подчистую едва ли не целые школы то здесь, то там, наш класс это почти не затронуло, и мы выжили.

Что объяснялось нашим правильным питанием.

Не тем правильным питанием, которое навязывали нам родители: капуста всех видов и т. д. Тем излишествам, которые мы добывали себе сами. Это объяснялось конфетами.

Ведь это не просто совпадение, что мы теряем интерес к конфетам и прочим сластям, когда достигаем половой зрелости [По крайней мере, некоторые из нас.]. К этому моменту мы теряем десять процентов нашей способности воспринимать цвет, звук и запах и даже не замечаем этого. К этому моменту начинается шевеление в штанах, и мы перестаем интересоваться конфетами.

Видите ли, наше тело всегда знает, чего ему нужно, а в детстве телу нужны сладости. Это «основной инстинкт», не имеющий почти никакого отношения к умственной деятельности. Если нашему телу в детстве нужно больше сахар, оно посылает сообщение в наш детский мозг. «Хочу конфетку,» – вот оно, это сообщение. И к нему следует прислушаться. По достижении зрелости потребности меняются. Нужно больше крахмала и белков. «Хочу пива,» – взывает тело. Однако, как нетрудно заметить, такое сообщение редко поступает в мозг шестилетнего ребенка.

Наше тело точно знает, чего оно хочет, и чего ему нужно. И горе тому, кто отрицает это.

Конфеты укрепляли наше здоровье. Мы – живое тому доказательство.

Хотя на самом деле мы не знали, что нам нужны быликонфеты, мы точно знали, что нам их хотелосьи – забавно, но факт – ходило много рассказок о целебных свойствах того или иного вида конфет [Сейчас это – научный факт. См. Гуго Рун, Лимонный шербет и его роль в становлении характера.].

Примером этого является наш любимый стишок того времени:

Волдырь вскочил у Билли,
А Салли вся в прыщах,
А Джонни всегда ходит
В описанных штанах,

А Молли вместе с Джинни
С себя стряхают вшей.
Ведите их к кондитеру,
К кондитеру скорей!

И по сей день справедливы эти слова.

В детстве мы инстинктивно чувствовали, что с медицинской точки зрения лавка кондитера намного полезнее, чем любой аптечный отдел в фирменном магазине «Бутс». К тому же любой опытный фармацевт, который хоть что-нибудь знает об истории своего ремесла, скажет вам, что сладости (почти все) изначально появились как средство от той или иной болести.