Валерий Гусев - Розыгрыш с летальным исходом

• Название: Розыгрыш с летальным исходом
• Автор: Валерий Гусев
• Жанр: Детектив

---

– А я что говорю? - окрысилась Яна. - Подставил меня и еще поправляешь! Великий народ… Та-ку… Как там дальше? Теа! Великая честь оказана мне. Но… Сами мы люди не местные. Вон там… - Она повернулась к морю, над которым висела кривобокая красная луна, и величественно простерла руку. - Там, на моем далеком острове, есть тубо.

– Табу, - поправил Понизовский трагическим шепотом.

– Не лезь, - оборвала его Яна. - Сама знаю… На моем острове есть табу…

При этих ее словах тревожный шелест пробежал меж аборигенами, а вождь Мату-Ити даже привстал в тревоге.

– Переводи дальше, - Янка толкнула коленом «толмача», сидящего у ее ног, который явно в чем-то

Янку заподозрил. Но ей на эти подозрения было наплевать. И она торжественно и трагично продолжи ла: - Ни одна женщина моего племени не смеет коснуться голыми зубами птичьего мяса и птичьих перьев. У меня такое же тубо. То есть табу. И по закону моего племени этот обряд должен совершить… - Тут Янка значительно помолчала. Либо собиралась с духом или мыслями, либо готовила эффект. -…Должен совершить кровный друг моего танэ. - И она обхватила и прижала к себе голову Понизовского.

Тот попробовал было вывернуться, но Янка цепко впилась в его редеющие кудри.

– Что за танэ? - шепнул я.

Янка обернулась, торопливо проговорила:

– Танэ - это муж, мужчина. Ты - мой танэ, я - твоя ваине. - Быстро, однако, освоилась. - А это, - она энергично потрясла безвольную, будто отрубленную голову Понизовского, - это - кровный друг моего танэ. И он сейчас загрызет у всех на глазах эту невинную птичку. Грызи, толмач!

Не знаю, что поняли из этой мизансцены наши сладострастные аборигены, но они отметили ее бурным рокотом восторга. Прямо-таки прибой на рифах.

Мату-Ити поднялся, стукнул жезлом в землю, едва не попав при этом в ступню одного из охранников, и торжественно провозгласил:

– Да будет так! - Это и без перевода было понятно.

Вывернулась Янка. Но, по правде говоря, если надо, она и крокодилу горло перегрызет. Меня уже другое тревожило. Я нагнулся к Понизовскому, тронул его за плечо:

– Надеюсь, Серега, роль матери этих детишек не есть еще и роль тринадцатой жены вождя?

Понизовский, среди всеобщего внимания и благоговейной тишины, поднес ко рту бедную птичку, обернулся и, сказав мстительно: «Вполне возможный вариант!» отчаянно впился зубами в перья. У него подходящего табу не нашлось.

Дальше все прошло по сценарию. Оросили, отправили под пальмы. Сели за пиршественный стол. Во главе его - всем довольный и почему-то уже хмельной вождь и его «затабуированная» временная вождиха в окружении двенадцати его законных супружниц.

Мату-Ити долго что-то говорил, с плавными жестами и все более мутневшим взором. Понизовский переводил, кажется, не очень близко к оригиналу. А потом, по-моему, от себя добавил, что по обычаю должен запечатлеть поцелуй на груди посаженной матери, и потянулся к Яне все еще окровавленными губами.

– Утрись, убивец! - осадила его Янка.

Стол был обильно заставлен. Правда, кушанья были разложены не на пальмовых листьях, а по разовым пластиковым тарелкам. И вместо местного хмельного напитка в тыквенных сосудах подавалось виски с совершенно ужасным привкусом дурного самогона. В наших Пеньках такому самогону даже дед Степа, стойкий пьяница, бойкот объявил бы.

Наша Янка быстро сориентировалась и налегала в основном на крабов, передвинув к себе объемистую чашу - салатницу по виду. Крабы, правда, были консервированные.

– Да, - с набитым ртом вспомнила Яна о своих бедных влюбленных детках. - А чего вы их не кормите? Где они, толмач?

Разобиженный Понизовский все-таки снизошел до ответа.

– У них интим.

– Что-то долго.

Понизовский усмехнулся, глянул на часы.

– У них теперь пересменка. Смена партнера.

– Это еще зачем?

– Для гарантии.

– Бред какой-то. Ну и порядки у них! Понизовский усмехнулся еще ядовитее:

– А у нас? На большой земле? Ужели лучше? Яна окатила его ледяным взглядом.

– Я в ваших кругах не вращалась.

В дверной проем уже заглядывало утро. Праздник затухал. Вождя все его жены, бережно поддерживая, увели в опочивальню. Лица девушек казались в слабом свете серыми от усталости. Никакой веселости во взглядах, никакой живости в движениях.

Мы поднялись и пошли на берег. Костер кое-где еще рдел углями, но больше дымился, чем горел. Мне показалось, что островитяне восприняли наш уход с благодарностью.

Нильс брел по песку, спотыкаясь. Его провожала, бережно обняв за талию, поддерживая, та самая девчушка, что преподносила Яне на кровожадное убиение невинную пташку. И сама наподобие пташки что-то щебетала старику в подмышку. Нильс смущенно хмыкал и время от времени повторял застенчиво: «Но пасаран». То ли перебрал самогону местного розлива, то ли ошалел от близости юного девичьего тела.

– Сергей Иванович, - пробормотал Нильс, - будьте добры, переведите, что мне шепчет эта очаровательная особа. А то я кроме «лав ю» ничего не разбираю. Что это значит?

– А то и значит, - Понизовский отчаянно зевнул. - Очаровали вы крошку. Смотрите, обженит она вас.

– Как вам не стыдно! - возмутился Нильс.

– Любви все возрасты покорны. И детям, и старикам. Да вы не смущайтесь, девушки здесь созревают очень рано.

– Да я-то, Сергей Иванович, давно уже перезрел.

– Как знать. Не зря она к вам так жмется.

Вернувшись на яхту, мы, конечно, забыли о своем решении нести ночные вахты и завалились спать.

Я достал из пуфика пистолет и сунул его под подушку.

– Смотри, ваину свою не подстрели с перепугу, - предупредила Яна.

– Не боись, обращеньице знаем. - И я нырнул под ее горячий загорелый бочок.

– Ну-ну, - проворковала Яна. - Продолжим праздник? Теперь я тебя лишу девственности. Не возражаешь?

Через некоторое время я спросил Яну:

– А что такое кровный друг?

– Узнаешь в свое время, - пробормотала она и уснула.

ХМУРОЕ УТРО

Меня разбудил не солнечный свет в иллюминаторе, а тихий стук в дверь. Даже не стук - кто-то тихонько скребся снаружи. Неужели Борисыч выбрался без догляда?

Я поднял голову.

– Это я, Серый. - Тихий шепот Семеныча. - Выгляни.

Семеныч сидел в кокпите с сигаретой в руке. Вид у него был измученный.

– Ты как? - спросил он меня.

– Нормально, - соврал я. - Как огурчик. Только что из банки с рассолом.

– Посиди тогда, а? А я посплю часик-другой.

– Так ты не ложился?

– А ты думал? Не нравятся мне эти аборигены.

– Что так? - Я присел рядом с ним на кормовую банку, еще холодную с ночи. Взял протянутую Семенычем сигарету.

– Что-то замышляется, Серый.

– С чего ты взял?

Семеныч не ответил. Помолчал, глядя на остров, который был прекрасен среди синего моря в солнечном свете.

Аборигены еще еле шевелились, малым числом.

– И замышляется не здесь. Вернее - уже замыслилось. А здесь этот замысел воплощается.

– Семеныч, я с похмелья, спал всего два часа - нельзя ли попроще? Самогон этот окаянный…

– Я сам еще толком ни в чем не разобрался. Так, кое-что сопоставляю. Не случайно мы здесь оказались, кажется.

Я не был склонен разделять его опасения, хотя и меня тревожило что-то неясное.

– А что с нас взять, Семеныч? Кому мы нужны? Кому мы здесь дорогу перешли?

– Ну, здесь еще не успели… А вот там, - он махнул в сторону другого полушария, - там мы с тобой многим мозоли оттоптали. Там у нас врагов поболе, чем друзей.

– Ну не здесь же их опасаться.

– Как знать, Серый… Я пойду посплю. Посиди тут, ладно? - Семеныч поднялся, и по его движениям я понял, как он устал. - Сколько патронов у тебя?

– Семнадцать.

Семеныч кивнул:

– Я так и думал. Береги патроны, Серый. - Он скрылся в рубке.

Ох, недаром мне все это не нравилось с того самого весеннего вечера. Ах, Семеныч!

А он будто услышал, высунул голову:

– Я завтра хочу на острове пошарить. Прикроешь меня.

Я закурил еще одну сигарету и подумал, что на нашей яхте всего два умных человека: Семеныч и Янка. И один дурак. А вот кто - не трудно догадаться…

За завтраком, который по времени больше на обед походил, Понизовский положил на стол несколько скрепленных листочков.

– Тут я словарик накидал, - пояснил он. - Самая необходимая лексика. Нужно выучить. И вперемешку с английским вполне можно с ними объясняться.

Трудненько Серому придется. Моя английская лексика многообразием не хвалилась. «Фейсом об тэйбл!» - мне этой фразы как-то хватало. И на службе, и в быту. Вполне обходился.

– Там попадаются некоторые галлицизмы. И славянизмы порой - наши морячки тоже здесь бывали, лексический след оставили.

Словарик был написан аккуратно, разборчиво, но вразброс, не по алфавиту. Привожу его здесь не полностью, но в объеме, вполне достаточном, чтобы можно было ориентироваться читателю.

Эауэ! - возглас сожаления, горечи, обиды.

Ауэ! - возглас с очень широким диапазоном, выражающий восторг, обиду, крайнее удивление. От «Ура!» до «Увы!» Иногда используется в качестве: «Ох, уж эти!…» Пример использования: «Ауэ, Яна!»