Григорий Мирошниченко - Азов

• Название: Азов
• Автор: Григорий Мирошниченко
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1977

В романах «Азов» и «Осада Азова» Г.Мирошниченко рассказал о борьбе русского народа с иноземными захватчиками в XVII в, о походах донских казаков под взятый турками в 1471 г. старинный русский город Азов, превращенный ими в мощную крепость, которая препятствовала выходу России к Дону и к Черному морю.

Ромен Роллан. Вильнев, 19 марта 1936 г.: Ваша маленькая книга, которую я прочел с величайшим интересом, очень трогательна. Я должен сказать, что, несмотря на то что это – книга для детей, она одна из самых трогательных, которые я читал о гражданской войне, имевшей место в вашей стране (конечно, я знаю только те книги на эту тему, которые были переведены на французский язык, так что я могу судить очень неполно). Эта небольшая книга еще раз показывает нам, как в вашей стране создается новое человечество, сознательное и свободное. Последние страницы, где вы рассказываете о том, что случилось потом с вашими товарищами и с вами самим, желающим «идти вперед», доставили мне самое большое удовольствие.

Жму вашу руку, дорогой товарищ, и желаю вам удачной работы, здоровья и сил.

---

– Не легкая задача! – нахмурясь, сказал Иван. – Царь на Москве к добру склонял: выдал нам всего в три раза более противу прежнего… Но мы с царем теперь не посчитаемся. Земля Руси и Дон дороже нам…

– Терпеть обиды и разорение от турок мы не бу­дем, – сказал решительно Старой. – Время пришло вершить судьбу.

– Тихо! – сказал Татаринов. – Подслушают! – Он говорил шепотом.

Ульяна не спала: она пекла лепешки и ставила вино на стол. Тревога залегла в душе ее, тревога видна была в глазах и на лице.

В углу на сундуке спал Якунька, укрытый зипуном.

Свеча в землянке горела-плакала всю ночь.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Фома Кантакузин захотел утром объявить атаманам и всему войску Донскому милостивое слово своего повелителя. Фома намерен был возложить торжественно на атамана четыре златотканых халата.

Атаманы снова совещались в Алешиной землянке.

Татаринов сказал:

– А поглядеть бы, какую милость мы заслужили от султана…

Каторжный прервал его:

– Поди, Старой, и объяви Фоме, что мы согласны слушать его речи от имени султана Амурата. Поглядим, какие он доставил нам подарки. И по какой такой причине он их доставил нам, – вину, что ль, свою загладить?

– Дело! – сказал Старой. – Пойду. Войско держать бы нам готовым.

Татаринов поправил саблю.

– Войско пойдет за мною, – заверил он и, надев шапку, вышел.

На главной площади Черкасска накрыли столы белыми скатертями. Разостлали багдадские, персидские, текинские, турецкие ковры. Сто сорок два стола поставили рядком – так велели атаманы. В середине, на большом столе, лежал вепрь зажаренный – вверх торчали клыки. Рядом – дичь на подносах, икра, сазаны, стерляди, сомы, севрюга, мелочь всякая. Кадка большая с вином. Четыре кади с медом.

В корзинах, сплетенных из молодой лозы и старого камышника, лежали мягкие коврижки, сухари. В круглых деревянных блюдах – сушеное мясо и горох. В мисках и тарелках разлит был сладкий взвар из диких груш.

Длинные лавки у столов были накрыты повстинками и коврами.

Иван Каторжный ходил строгий и задумчивый.

– Ну, приглашай посла! – сказал он казаку.

Фома Кантакузин пришел и сел за одним из главных столов. Два толмача, черноволосый Асан и бритый турок, стали за ним. Иван Дмитриевич Каторжный сел за другим концом стола – напротив грека. За ним стали два есаула в голубых кафтанах: Порошин Федор и Останьченок Василий. По правую руку донского атамана сел Михаил Татаринов, по левую – Старой. Справа и слева от них расселись бывалые рубаки, атаманы и казаки, известные всему войску и в других землях.

К турецкому послу подъехали еще нарядные люди из его свиты, в чалмах и фесках, задержавшиеся накануне в Азове. Они сели к столу возле турецкого посла, который повелительно кивнул им головой.

Вдоль главной улицы поставили еще столы без скатертей – для простых людей. К посольскому и атаманскому столу подавали яства Ульяна Гнатьевна и красавица Варвара Чершенская; расторопные раскрасневшиеся молодые бабы подавали рядовым казакам. Возле бочек с вином с черпаками и кружками стояли беглые дьяки и подьячие. Их дело было – подносить вино и не обделять гостей и казаков, раздать всем поровну. Царскую чашу первым поднял и выпил, тряхнув серьгой, Иван Каторжный. Прежде чем выпить, он произнес стоя:

– Да здравствует наш царь, великий государь, во каменной Москве, а мы все, казаки и атаманы, – на Дону!

Все крикнули:

– Пьем за атаманов на Дону! Пускай царю сгадается, икнется.

Налили в чашу царскую и Фоме. Расправив черное платье, он поднял чашу, сказав:

– Пью за здоровье султана султанов и царя царей, великого Амурата Четвертого!.. (Толмач Асан переводил, казаки слушали.) Всяк волен или не волен служить ему, султану, своей саблей, но в великом нашем царстве любому казаку все станут кланяться, почитать любого и называть богатырем! – Асан переводил.

– Здорово! Слыхали, казаки? – вырвалось у Татаринова.

– А помолчи. Стерпи! – тихо сказал Старой.

– Попьем, послушаем, – шепнул Татаринову Каторжный. – Ну, казаки и гости, – крикнул он, – пейте веселее!

– Дело! – сказал Старой.

– Вы, люди славного Дона! – возвысив голос, сказал Асан, переводя слова Фомы. – Отважные бойцы! Вам будет слава у нас во всех турецких городах!

– Ну, слава богу! Кхе-кхе! – сказал и закашлялся Тимофей Разя.

– Куда ж он гнет? – спросил есаул Порошин, нагнувшись к Татаринову.

– А помолчи, Федька! – отмахнулся Татаринов.

– Вам слава будет вечная в Стамбуле…

– Царьграде, – поправил Осип Петров.

– Вам слава будет вечная в Царьграде, – послушно сказал Асан.

– А на Дону? – спросил Михайло Черкашенин, плеснув вино на землю.

Посол сказал через Асана:

– Вас станут называть наши люди храбрыми. Вы никого не боитесь, хотя иногда вас и бьют.

От этих наглых слов всех передернуло.

– Что ж тут выходит? – опять не сдержался Татаринов. – Купить султан нас хочет?

Посол Фома невозмутимо выпил, поднялся.

– Султан султанов пожаловал храброго атамана Наума Васильева султанским платьем. – Фома кивнул своим людям, и те торопливо сунули в его руки сверток.

Посол медленно развернул его.

За столом все затихли в ожидании. Посол держал в руках турецкий халат, шитый золотом, и турецкий пояс, на пряжке которого сияли два зеленых глаза.

– Эко богатство! Клад! – поднявшись, с завистью сказали некоторые казаки.

– За что ж он жалует Наума? – пронесся говор.

– Чтобы помнил Москву! – сказали казаки. – Да где ж Наум?

Наума не было. Он добывал вести под Азовом.

– Ваш атаман Наум Васильев не пожелал бы иметь такой подарок?

– Как же! Он давно его ждет! – сказали за него.

– Куда пошел ваш атаман Наум Васильев? – вкрадчиво спросил Асан.

Татаринов ответил:

– Замешкался Наум, к вечеру прибудет.

– А где замешкался?..

– Да дело ли тебе? Коней погнал и не вернулся с та­бора.

– Хорош подарок! Червонцев сорок стоит? – спросил Тимофей Разя. – Ежели не меньше – берем…

– Червонцев, может, сто!

– Берем! Берем!

– А награждают, детки мои, – сказал дед Черкашенин, – за то, что Наум сидел в тюрьме по их доносу. Будь я на месте Наума – не взял бы этого платья!

– Подарками Фома потешил! – сказал Тимофей Разя.

Где-то сзади, на широкой улице, во всю глотку заорал человек, видно, крепко пьяный:

Да ходят соколи, да в небо соколи…

Вьются соколи, ой, высоко ли!..

– Гей-гей! Стой!

Иван Каторжный поднялся и грозно сказал:

– А кто там пьяный? Поди сюда!

– Да це ж я, голова всего Запорижского вийска, Петро Матьяш! – слезая с коня, сказал Матьяш, размахивая пистолетом. – Вы що ж, галушку вашей бабушке в ноздрю, атамана забыли? Чи хиба я туточки лишний? А може, я хочу зараз сидеть рядом с послами турецкими або с самим султаном? Га!.. Не нравится атаманам Матьяш.

– Эй, казаки! Дьяки! Подьячие! – крикнул Каторжный. – Посадите Петра Матьяша рядом с турецким послом. Налейте ему браги! Двенадцать жбанчиков поставьте в ряд!

– А ты не сказывся? – сказал Матьяш. – С турком не сяду я. Я ось де сяду! Поближче к атаманам да казакам. – И сел напротив деда Черкашенина. – Ты, дид, не зиркай так на мене. Я трохи выпив. А що тут такэ було до мене?

Дед тихо сказал, что атаману Науму Васильеву Фома привез от самого султана золотое платье.

– Э-ге! – крикнул Матьяш и подскочил. – Это? – и показал пистолем. – И дорогонькое то платье?

Фома испуганно присел.

– А покажить мини! Яке воно таке султаньске платье? Ни разу ще не бачив!

– Да ты бы посидел молча, – сказал Татаринов и взял у Матьяша пистоль. – Не рушь нам дела.

– Хлопци, вы не шуткуйте! Вы покажите мени платье султаньске!

– А вон то платье! Погляди!

Халат – нарядный, дорогой – держал Фома в руках, показывая всем.

– Ге! Казаки! Воно щось в очи мои стрыбае! Якесь воно гадюче. Гидке турецке платье, – и, отвернувшись, сплюнул. – Дайте мени горилки чарку.

Выпив две чарки вина, Матьяш затих. И Фома Кантакузин, глянув на него, немного успокоился.

Чауш Асан достал еще один подарок, завернутый в персидский шелк.

– А это дорогое платье, – проговорил чауш ласковым голосом, – султан султанов жалует атаману всего войска Донского Ивану Каторжному.

Татаринов шепнул Старому:

– То, видно, за Галату!

– Да нет, за речку Быструю…

Фома, взяв у чауша, поднял и развернул блестевший золотом халат. На поясе – два красных глаза.

Фома сказал:

– Возьми, атаман, султанское платье в подарок!

– Как войско скажет, – сказал, вставая, Каторжный. – Я сам не волен брать подарки от султана. И от царя – не волен.

Фома положил платье на руку и, чтобы соблазнить, зажал его целиком в кулак.

Матьяш вскрикнул:

– Ото ж чертяка! Чаровство!

Фома разжал ладонь. Волшебное платье медленно зашевелилось, как живое, и расправилось.