Николсон Бейкер - Бельэтаж

• Название: Бельэтаж
• Автор: Николсон Бейкер
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-19559-9

Этот роман начинается, когда главный герой встает на ступеньку офисного эскалатора, возвращаясь с обеденного перерыва на работу, и заканчивается, когда он сходит с него, поднявшись в бельэтаж своего конторского здания. За короткую поездку мы вместе с ним решаем грандиозные вопросы, на которых покоится вся наша Вселенная: почему шнурки на ботинках изнашиваются с разной скоростью? кто придумал носик на картонных пакетах молока? как следует надевать носки по утрам? почему соломинки всплывают в кока-коле? какие удовольствия ожидают нас от пробивания степлером толстой пачки бумаг? и многое другое.

Интеллектуальный бестселлер провокационного американского романиста Николсона Бейкера «Бельэтаж» – впервые на русском языке. Свежий взгляд на сноски к человеческой культуре.

---

23

К этому выводу я пришел, когда быстро вел машину в темноте по шоссе, где всего за несколько дней до того мусоровоз напомнил мне о железнодорожном костыле и фокусе с белым фоном. Я размышлял о том, что лишь переселившись в пригород, заметил, как окурки, щелчком выброшенные в щели приоткрытых окон невидимыми жителями пригородов, едущими впереди меня, падают на холодное незримое шоссе и рассыпаются крошечным фейерверком табачных искр, и это зрелище производит на меня такое же впечатление, как последние кадры «Рискованного бизнеса»: полуночный поезд чикагской подземки высекает во мраке сноп искр, затормозив под надменное «кш-ш!» литавр в убаюкивающих электронных ритмах саундтрека, – только сигаретные искры были бледным подобием этой глубокой сцены, еще теплые от чужих губ и легких останки сигарет возникали прямо перед фарами и тускнели в их свете, когда машина оставляла позади подпрыгивающий и вращающийся волчком окурок, что двигался со скоростью 40 миль в час, в то время как машина – со скоростью 45 миль. Это напомнило мне, как в детстве при поездках на машине я приоткрывал окно, выбрасывал огрызок яблока или груши, впуская в салон свист воздуха и шум, и смотрел, как мой огрызок удаляется в перспективе, еще продолжая подпрыгивать и вертеться, внезапно превратившись из предмета, который я держал в руке, в ничейный предмет, в мусор, валяющийся посреди ничем не примечательного, соединяющего два населенных пункта шоссе. И я ломал голову: неужели люди, швыряющие в темноту окурки, делают это просто чтобы не пачкать пепельницу, или глотнуть свежего воздуха, ворвавшегося в приоткрытое на четверть окно, или они знают, какими возвышенными мыслями обязаны им некурящие, и заботятся о нас – может, курильщики тоже обращают внимание на шлейф фейерверков за машинами других курильщиков? А если они с наркоманской сентиментальностью и эгоизмом ассоциируют эту скоростную кремацию и рассеивание праха с более длинной траекторией собственной жизни – «ввергнут во мрак в сиянии славы», и т.д.? Эти мысли, как новые, так и повторы, я перебирал в голове, когда и пришел к этому выводу.

24

Невозможно угадать, замечают люди подобные уловки или нет. Через несколько недель после несостоявшейся встречи я налетел на Боба Лири у ксерокса – копировальную машину из его отдела отправили в ремонт – и, чтобы искупить собственную трусость в вестибюле проявил себя говорливым, дружелюбным и доброжелательным, представился сам и даже стал инициатором минутной беседы о снижении прибылей в нынешней сфере производства копировальных машин и о воздушном подсосе как элементе механизма подачи бумаги, предсказать изобретение которого не смог бы никто. Больше ничего не потребовалось: с тех пор мы чувствовали себя друг с другом абсолютно непринужденно, встречаясь в холле или в туалете, кивали и улыбались, даже какое-то время работали вместе над тридцатистраничным междепартаментским запросом для автопарка. Мое унизительное бегство от встречи с Бобом в тот день на эскалаторе ни разу за годы не омрачило наши приятельские отношения.

25

Я мог с уверенностью сказать, чем она занята, и это меня радовало. Незнакомка перебирала копии своего резюме, чтобы по первому требованию не вытащить ненароком одно из худших, с опечаткой в слове «Нью-Гепмшир», хотя и такие она не выбрасывала, приберегала для собеседований в следующем здании – на случай, если в свободное время не успеет забежать в центр копирования документов, тем более что вторая предложенная работа ей все равно не нравилась. Мой кивок, обращенный к женщине, можно было бы счесть покровительственным, но я вкладывал в него дружеский смысл, поскольку сам когда-то парился в новеньком костюме в вестибюлях, держа наготове пачку резюме, пестревших опечатками.

26

Эскалаторы и вправду были безопасны – как я теперь понимаю, благодаря блистательному решению дополнить поверхность ступенек рубчиками, идеально входящими между зубцами металлической гребенки вверху и внизу эскалатора, поэтому случайные предметы вроде монеток или наконечников шнурков просто не могли попасть в щель между движущимися ступеньками и неподвижным полом. В тот день о рубчиках и желобках эскалатора я не задумывался, и, в сущности, тогда их назначение было для меня неясным – я полагал, что они придуманы для сцепления, или в чисто декоративных целях, или сделаны таковыми, чтобы напомнить нам, как красивы все рубчатые поверхности: брюхо кита полосатика, наверняка обладающее некими гидродинамическими или термическими свойствами; борозды, оставленные граблями на рыхлой почве или бороной в поле; единственная бороздка на льду от лезвия конька; рубчики на носках, позволяющие им растягиваться, и на вельвете, по которым можно водить шариковой ручкой; дорожки на грампластинках. В тот период, когда я катался на эскалаторах, не завязывая шнурки, зимой я бегал на коньках (между прочим, ступенька эскалатора похожа на ряд перевернутых коньков), описывал круги по замерзшему пруду, пристроившись к пожилым итальянцам-конькобежцам со сморщенными, как изюм, лицами, в свитерах с капюшонами; чехлы для коньков они носили за спиной и бегали длинным, плавным, размеренным ходом. Летом же я слушал пластинки: дважды в неделю поднимался на очень коротком эскалаторе на второй этаж торгового центра «Мидтаун-Плаза», и когда наверху ступеньки начинали втягивать подбородки, на уровне моих глаз появлялся обширный пол, ведущий мимо похожих на коробки металлодетекторов в устланные ковром владения «Мидтаун Рекордз». Там я рылся в альбомах шагающим движением пальцев; если попадалось несколько экземпляров одного альбома, получался примитивный мультик в стиле синематографа, в котором надутый исполнитель неподвижно сидел за пианино под желтой эмблемой «Дойче Граммофон»; часто из-за пустоты между целлофановыми обертками соседних альбомов последующий приходилось укладывать, опускать на несколько градусов, пока он не кренился сам.

В те дни я был ревностным сторонником симметрии и потому пытался сопоставить бороздки, связанные с этими двумя сезонными видами деятельности – бегом на коньках и прослушиванием пластинок. Если бы исследователи спустились в сильно увеличенную бороздку от конька, к примеру, в одну из оставленных мной на льду пруда Коббс-Хилл, теперь безвозвратно растаявшую, и замерли в этой бесконечной наклонной долине – бороды побелели от инея, лица изнурены двухчасовым спуском, рюкзаки набиты образцами, собранными для лабораторных исследований, а на них, как на маленьких моренах, еще сохранивших характерные параллельные отметины, следы других камней, которые протащил мимо ледник, видны бороздки только от моих коньков, – то увидели бы там и сям темные блики, гигантские пласты, сдвинутые за тысячелетие образования одной коньковой борозды, а рядом хрупкие наросты, свидетельство теории, за которую всегда ратовали ученые: лед скользит потому, что на мгновение расплавляется под острием конька, а затем, когда лезвие проезжает мимо, снова замерзает, образуя колючие, похожие на кусты кристаллы, что испаряются прямо на глазах и превращаются в беловатый туман. А темные блики при ближайшем рассмотрении оказались бы содранными частицами металла, следами износа коньков.

Если сделать негатив из снимка ущелья, созданного моим коньком, получится увеличенная дорожка пластинки – тихая и черная речная долина асфальтовых кругов, такая мягкая, что на ней можно оттиснуть веревочную подошву «Вибрам»: этот узор был отлит в исходной форме, получившейся благодаря движению пишущей головки по воску, словно записывающей условия сложного механического компромисса между различными независимыми колебаниями, которых требует стереофонический звук; круги настолько разветвленные и перепутанные, что лишь после длительной работы с приборами, измерения расстояний и подсчетов (на каждом шагу под ногами потрескивают статические разряды), можно уверенно отметить оранжевой аэрозольной краской «бас-кларнет» на пульсирующем виниловом желобе – так рабочие в защитных жилетах красят дорогу, чтобы на ней проявились линии разметки. На непривычно-бесшумную, не отзывающуюся эхом поверхность оседают частицы летучей пыли размером с булыжник, неудачливые споры в лохматой, похожей на кокосовую, оболочке, крупные обсидиановые клочья сигаретного дыма, и время от времени драгоценный алмазный валун, каким-то чудом сорванный с острия этой более мягкой поверхностью, скатывается по склону и плюхается в осадок предыдущих воспроизведений, но и его слушатели смахивают, как простую пыль. Это признак износа иглы проигрывателя.

Как и в случае с перетершимся шнурком, здесь меня заинтересовали принципы трибологии, детальные сведения о взаимодействии изнашивающейся поверхности с поверхностью, вызывающей износ. При катании на коньках: существуют ли разновидности конькового хода, от которых лезвие тупится сильнее, чем от всех прочих? Рывок с места, торможение боком? Может, в быстром затуплении моих коньков повинен слишком холодный лед, или поверхность, уже исчерченная бороздами других лезвий? Есть ли способ оценить пробег коньков по степени износа лезвий? При прослушивании пластинок: от чего изнашивается игла – от пыли и грязи на виниле или от волнообразной структуры виниловой музыки, и если от музыки, можно ли определить, какие тембры и частоты способствуют увеличению срока службы иглы?