Сергей Мельгунов - Мартовскіе дни 1917 года

• Название: Мартовскіе дни 1917 года
• Автор: Сергей Мельгунов
• Жанр: История
• Год: 1961

Историческое исследование известного русского историка посвящено Февральской Революции. Блестящая работа с источниками и бесценная возможность общаться с участниками исторических событий делают книгу интересной как для профессиональных историков, так и для любителей.

Текст в старой орфографии по парижскому изданию 1961 года

OCR boomzoomer 2007-2008 г.

---

И вот теперь мы уже поставлены в совершенно безвыходное положеніе. Когда мы вернемся назад, вам, в окопах, придется разбираться в каждом постановленіи правительства, положена лн на него марка Совѣта Депутатов или не положена, с его разрѣшенія или не с его разрѣшенія. Вы понимаете, в такой обстановкѣ разрѣшить этот вопрос является совершенно невозможным, и мнѣ кажется, что единственно, что мы можем предложить Совѣту Р. Д. это приложить всѣ усилія к тому, чтобы воля Временнаго Правительства не расходилась с волею Совѣта Депутатов... Нам не важно, из каких слоев выбрано само правительство, не важно, кто его лица. Нам важно то, что оно должно выражать волю революціоннаго движенія, а если оно не будет выражать, то оно не должно существовать".

Выступленіе Скачкова стояло в прямой связи с обсужденіем одного из центральных вопросов Совѣщанія — об отношеніи революціонной демократіи к правительству. Офиціальным докладчиком от Исполнительнаго Комитета выступил Стеклов, который должен был обосновать предлагаемую Совѣщаніем не слишком опредѣленную резолюцію о политической цѣлесообразности поддержки Временнаго Правительства, "представляющаго интересы либеральной и демократической буржуазіи" — "постолько, посколько оно, в согласіи с Совѣтом, будет неуклонно идти в направленіи к упроченію завоеваній революціи и борьбы с "контр-революціонными силами". "Очень странный доклад" (это признает и Суханов), сдѣлал этот достаточно безпринціпный в житейских отношеніях демагог, тогда еще не числившійся в рядах крайних, но стоявшій в своем революціонном радикализмѣ почти всегда на грани поддержки большевизма. Доклад был интересен по фактам, пожалуй даже объективен в той своей исторической части, которую приходилось уже выше цитировать — в "наивном и откровенном признаніи" (по выраженію Милюкова), почему Демократія не захватила власти в первые дни революціи. В послѣдующем, отвергая измышленія "черносотенной и либеральной буржуазіи", которая, стремясь посѣять раздор, инспирует, и клевещет ("сплетничает") о двоевластіи (формально его нѣт, а если оно и существует, то как выраженіе стремленій двух политических сил), Стеклов выступил с обвинительным актом против таившихся в нѣдрах правительства контр-революціонных потенцій... Докладчик "улавливал нежелательные оттѣнки" в нѣкоторых министерских рѣчах, намекая на таинственный "организующій центр", отказываясь "пока" его назвать и видѣл, наконец, угрозу революціи в "ложной гуманности" буржуазнаго правительства: это правительство не издало, напримѣр, "декрета, объявляющаго внѣ закона всѣх генералов — врагов русскаго народа, которые дерзнут поднять (все в будущем времени) святотатственную руку на русскій народ и завоеванія его революціи". Это правительство, "без вѣдома и согласія Совѣта", оставляло на свободѣ (правда, временно) "под личным наблюденіем министра юстиціи" стараго генерала Иванова[513]... Недоволен был Стеклов и отношеніем к династіи, введшей в Россіи "крѣпостное право" и пр. и пр.

Одним словом, офиціальный доклад от имени Исп. Комитета представлял собой, как выразился с.-р. Гендельман, оговорившійся тут же, что он "отнюдь" не собирается "защищать правительство", "не дѣловой" анализ, а "какой-то фельетон", которым Стеклов "увеселял" собравшихся. Было немного "забавно", но и "скучно" слушать стекловскія ламентаціи и "разоблаченія происков и козней контр-революціи — спереди, сзади, с боков, с высоты" и его соратнику по выработкѣ соглашенія 2 марта, Суханову. Хотя увеселяющія мѣста доклада Стеклова и срывали аплодисменты (иногда далее бурные, как отмѣчает стенографическій отчет — аплодисменты срывали и тѣ, кто осмѣивал увеселительный тон демагога и порицал Исполнительный Комитет, который выпустил такого страннаго докладчика), они привели в смущеніе лидеров Исполнительнаго Комитета, предварительно заслушавшаго тезисы доклада "весьма наскоро". В самом дѣлѣ вмѣсто того, чтобы защищать предлагаемую резолюцію, Стеклов, с азартом опровергая ее, неожиданно заключил: "надѣюсь, примете резолюцію, которую я имѣю честь предложить вам от имени Исполнительнаго Комитета", а у слушателей по словам Гендельмана, создавалось опредѣленное впечатлѣніе: "Временное Правительство нужно арестовать и посадить туда, гдѣ сидят Протопопов и Щегловитов". В залѣ воцарилось "полное недоумѣніе". Явилась мысль выставить содокладчика. Намѣтилась кандидатура Суханова — очевидно, считался желательным оратор из числа тѣх, кто вел переговоры 2 марта, и побаивались неожиданностей, к которым был склонен "роковой человѣк", третій ночной партнер Соколов... Из этого ничего не вышло, ибо тезисы будущаго меньшевика-интернаціоналиста без комическаго элемента, одобренные "в общем" предварительно лидером большевицкой фракціи Каменевым, были забракованы идеологическим вдохновителем позиціи Исполнительнаго Комитета, каким сдѣлался вернувшійся из ссылки бывшій депутат Думы Церетелли. Его позицію Суханов охарактеризовал словами, будто бы ему сказанными Церетелли по поводу проектировавшагося содоклада: "вы, конечно, должны говорить о необходимости соглашенія с буржуазіей. Другой позиціи и другого пути для революціи быть не может. Вѣдь вся сила у нас. Правительство уйдет по мановенію нашей руки. Но тогда погибель для революціи".

Спасать положеніе и выправлять линію взялся сам Церетелли, выступавшій, однако, в серединѣ преній и послѣ выявленія позиціи "крайне лѣвых", т. е., фракціи большевиков. Офиціальным представителем послѣдних был Каменев, выражавшій центральную, до нѣкоторой степени компромиссную позицію в своей партіи. Тактически она не совпадала с "апрѣльскими тезисами" вскорѣ прибывшаго в "запломбированном вагонѣ" Ленина[514]. "Никакой поддержки Временному Правительству", — открыто провозгласил Ленин. Прямолинейность вождя у Каменева была завуалирована. "Мы не хотим сейчас сверженія этого Временнаго Правительства" — заявлял Каменев, но, "если не берем иниціативы какой либо революціонной борьбы", то "есть другой фактор, который определяет положеніе". "Мы дышим атмосферой контр-революціи", организуемой "за спиной" правительства и начавшей свои атаки против демократіи (правительство попустительствует этим контр-революціонным попыткам). Совѣт является "зачатком революціонной власти самого народа", и резолюція Совѣщанія должна говорить не о поддержкѣ Временнаго Правительства, а в предвидѣніи неизбѣжных столкновеній призывать представителей всей демократіи сплотиться вокруг организующагося центра революціи, которому неизбѣжно выпадет на долю взять на себя отраженіе царизма и "буржуазной контр-революціи".

"Истерическая" (по характеристикѣ одного из ораторов) в политическом отношеніи резолюція большевиков вызвала в собраніи недоумѣніе: чего хочет теченіе, представленное в Совѣщаніи Каменевым и подмѣнившее вопрос об отношеніи к Временному Правительству вопросом об отношеніи к Совѣту? "Не поддерживать — значит свалить, а этого Каменев не хочет". (ІІровинціальный большевик из Екатеринбурга Сосновскій выразился еще опредѣленнѣе: "может ли сейчас идти вопрос о том, чтобы свергнуть настоящее правительство? Я полагаю, двух мнѣній здѣсь нѣт и не было — об этом никто не поднимает рѣчи и не поднимет"). Если бы резолюція, предложенная Каменевым, голосовалась, очевидно, она собрала бы еще меньше голосов, нежели баллотировавшаяся перед тѣм резолюція о войнѣ: за резолюцію большевиков высказалось тогда 57 членов собранія, против 325 за резолюцію Исполнительнаго Комитета при 20 воздержавшихся (с.-д. интернаціоналистов). Вмѣстѣ с большевиками голосовали и будущіе "лѣвые соц. революціонеры", которых Шляпников исчисляет цифрой 20[515].

Развернувшіяся пренія дали широкій спектор разногласій. На них имѣет смысл остановиться, так как из стенографическаго отчета выносишь нѣсколько иное впечатлѣніе, чѣм то, которое получаешь при ознакомленіи с картиной, набросанной мемуаристами. Всероссійское Совѣщаніе — это "финал демократическаго фронта" по мнѣнію Суханова; в дѣйствительности же значительная часть представителей провинціальных совѣтов и армейских частей горячо отстаивала "демократическій фронт". Во имя единства была выдвинута идея коалиціонной власти. В центрѣ ее отстаивал один только представитель "трудовой группы" Брамсон. Отмѣчая значеніе "организующих центров в лицѣ Совѣтов" (без них "Бог вѣсть, в какой, может быть, анархіи была бы наша страна"), Брамсон призывал "главных дѣятелей соціалистических партій", сойти с "пути критики" и найти "достаточно мужества" принять и на себя "отвѣтственность" в переходное время в управленіи страной, "не затуманивать" создавшагося положенія страхом перед мнимыми "мрачными тѣнями контр-революціи", а предложить "реальный план активных опредѣленных дѣйствій"... для того, чтобы вывести страну на "новый путь радостнаго, свѣтлаго и спокойнаго существованія".