Автор неизвестен - Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (金瓶梅)

• Название: Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (金瓶梅)
• Автор: Автор неизвестен
• Жанр: Древневосточная литература

---

Юэнян вышла из-за стола и удалилась переодеться. За ней последовала Мэн Юйлоу. В хозяйкиной спальне Жуи присматривала за Гуаньгэ. Он лежал на тюфячке. Когда рядом с ним положили новорожденную семьи Цяо, Чжанцзе, младенцы сразу потянулись друг к дружке ручонками и начали резвиться, чем привели в восторг Юэнян и Юйлоу.

– Ну, чем не пара, а? – воскликнули они.

Тут в спальне появилась старшая невестка У.

– Тетушка, полюбуйтесь-ка, что за парочка! – позвали ее обе женщины.

– Что за прелесть крошки! – восхищалась тетушка У. – Как ножонками сучат, а ручонками-то что выделывают! До чего ж похожи на молодую чету!

В комнату вошла госпожа Цяо, а за ней и остальные гостьи. Услышав, что сказала жена У Старшего, госпожа Цяо заметила:

– Мы, почтенная сударыня, не смеем даже мечтать о соединении узами родства со столь именитым родом, – она обернулась к Юэнян, – который имеете честь представлять вы, тетушка.

– Напрасно вы так говорите, сударыня! – отвечала Юэнян. – Давайте лучше не будем разбирать, кто такая моя сестрица или госпожа Чжэн. Я была бы не против породниться с вашим домом, и мой сын, полагаю, не унизит престижа вашей барышни.

– А ты что скажешь, сестрица? – толкнув Пинъэр, спросила Юйлоу.

Пинъэр молча улыбалась.

– Если вы не согласитесь, свашенька Цяо, я на вас обижусь, – заявила госпожа У.

– Но хватит скромничать, соглашайтесь же! – уговаривали госпожу Цяо жена ученого Шана и жена цензора Чжу. – А то вы ставите почтенную госпожу У в неловкое положение. Чжанцзе ведь родилась в одиннадцатой луне?

– А мой сын в шестой луне двадцать третьего дня, – сказала Юэнян. – Значит, на пять месяцев старше. Чем не пара!

И гостьи, не дожидаясь договоренности обеих сторон, подхватили госпожу Цяо, Юэнян и Пинъэр и повели их в залу, где по обычаю у каждой из них было отрезано по куску от полы. О помолвке сообщили господину Цяо. Он поднес на блюде фрукты и три куска красного шелку, потом налил каждой по чарке вина. Юэнян велела Дайаню и Циньтуну тотчас же доложить Симэню, и тот прислал два жбана вина, три куска атласу, мотки красного и зеленого шелка, выделанные из золотых нитей цветы и четыре короба фруктов и сладостей. Сватьи украсили себя красными цветами. Пир продолжался.

Загорелись узорные свечи и раскрашенные фонари. Залу наполнил благоуханный аромат. Певицы радостно улыбались, и в обрамлении алых уст сверкали белизною зубы. Они взяли в руки лютню и цитру, и, нежно коснувшись струн, запели цикл романсов на мотив «Бой перепелов»:

Там зимородки на гардинах,
И утки глядят со стрехи,
Там шторы в блестящих павлинах,
В священных цветах тюфяки,
Колышется газовый полог…
Курильница-утка дымится,
Светильники блещут парадно,
У окон — парчовые лица, —
Хоромы министра обрядов.
Он зять государя, он молод.

На мотив вступления к «Лиловому цветку»:

В шатре правитель знатный,
Меня к нему зовут.
У стражника булатный
Клинок из царства У.
Обласкан гость высокий,
В дворцовый вхож уют.
Искусницы-красотки
Вокруг него поют.
Все вычурно и броско
В распахнутом дворе,
Бьют кастаньеты жестко
В ритмической игре.
Размытый, будто снится
Свирели Шуня всхлип[4],
Красавиц вереницы
К гостям склоняют лик.
И лютни серебристы –
Напев любви журчит,
И яшмовые кисти
Ласкают струны цитр.

На мотив «Листья пальмы золотой»:

Вижу я пламя светильников ясное,
Пенится в кубках вино бесподобное,
Как величав, как изыскан прекрасный мой!
В тень притаюсь, налюбуюсь я допьяна!
На мотив «Шуточной песенки»:
Уж пять возрождений прошло,
А мне все забвений нет.
Бурьяном веков поросло.
Хронометр — дробь кастаньет
Где ива с твоим жеребцом?
Иссохла — другие растут.
Где встретиться с милым лицом
Меж новых любовных пут?
Во сне горы Солнца вершиной-резцом
Прорезали пленку туч,
И ливень явился бессмертья гонцом
В ущелье с небесных круч.

На мотив «Алеет персик»:

Юйсяо[5] сдула персика цветок…
И в сладких лепестках не ждет разлада,
Но от безвольных слез промок платок,
И щеки обагрились – вот расплата!
Юйсяо ведь всего шестнадцать лет,
Невестою не принимала сватов.
Привил юнец меж ног пиона цвет,
Бутона пленку не срастить обратно.
Призыв весны воспламенит сильней,
Не смыть водой, не остудить в вине!
На мотив «В трех ведомствах обители умерших»:
Во мне бурлит источник счастья.
И хлещут слезы окаянно!
Я необузданная в страсти –
Нежнейшая – цветок Лояна[6],
Я так бесхитростно правдива,
Я так насмешливо глумлива.
Тиха душа моя, пуглива,
Отчаянна, красноречива.
Мой голос иволгою свищет,
Мой говор грубый режет слух.
Лишь вырвав стебель с корневищем,
Познаешь мой умерший дух.

На мотив «Плешивый малый»:

Он и на дне девицу сыщет,
И в облаках.
Таращит на меня глазища,
Вгоняет в страх.
Шутник он лихой и проказник –
Ученый муж.
Меня разыграл он и в праздник
Сорвал свой куш..

На мотив «Властитель эликсира бессмертия»:

Приманить Гунсунь Хуа[7] – бесплодная цель,
Он кичливый придворный мудрец.
Расшумелся вельможа в Восточном дворце,
И актеров прогнал под конец.
Драгоценные кубки аж вдребезги бьет,
Топчет оземь парчовые шторы.
Там светильников яркий прощальный полет,
Под мечом и зловещим и скорым.

Заключительная ария:

Мой возлюбленный храбр и, как Небо, велик,
Как Вэньцзюнь, я, тщедушная, в страхе дрожу.
Как старик Чжо Вансунь, милый вспыльчив и лих,
Зато любит меня, точно Сыма Сянчжу[8].

Гостьи на радостях прикололи Юэнян, госпоже Цяо и Пинъэр цветы и, угощая вином, поздравили их. Снова накрыли столы, и повара подали фруктовые пирожные в виде снежинок со знаками долголетия и бульон с двуглавыми лотосами, которые плавали на его поверхности, словно на пруду. Потом появилась искусно нарезанная ветчина.

Восседавшая на почетном месте довольная Юэнян позвала Дайаня и одарила поваров куском красного шелка, по куску получили и обе певицы. Все они земными поклонами благодарили Юэнян.

Госпожа Цяо никак не хотела, чтобы гостьи расходились, и еще задержала их в задней зале, где угостила всевозможными сладостями и фруктами. Только с наступлением первой ночной стражи Юэнян удалось откланяться.

– Прошу вас, дорогая свашенька, завтра пожаловать к нам, – приглашала Юэнян госпожу Цяо. – Смею надеяться, вы не побрезгаете снизойти к нашему скромному жилью.

– Очень вам признательна, свашенька, – отвечала госпожа Цяо.

– Хозяин говорил о приглашении. Только, может, лучше уж в другой раз прийти, а то неудобно будет…

– Ну что вы, свашенька! У нас завтра будут только свои, – уговаривала ее Юэнян, а потом, обернувшись к старшей невестке У, продолжала: – Останьтесь, а завтра вместе со свашенькой и придете.

– Насчет завтрашнего приема решайте сами, свашенька Цяо, – заметила госпожа У, – но пятнадцатого будет день рождения вашей свашеньки, и тогда вы уж должны непременно ее навестить.

– Вот в день рождения дорогой свашеньки я не посмею отказаться, – поддержала ее госпожа Цяо.

– Одним словом, свашеньку я на вас оставляю, – сказала Юэнян.

Настояв на том, чтобы старшая невестка У заночевала у госпожи Цяо, Юэнян откланялась и взошла в паланкин. Двое солдат шли перед паланкином с большими красными фонарями, его сопровождали двое слуг, тоже несших фонари. За паланкином Юэнян вытянулись гуськом носилки Ли Цзяоэр, потом Мэн Юйлоу, Пань Цзиньлянь и Ли Пинъэр. В отдельных носилках расположились Хуэйсю и кормилица Жуи с закутанным в красное шелковое одеяльце Гуаньгэ на руках. Чтобы младенец не простудился, в носилках топилась жаровня. Их сопровождали несколько слуг.

Когда жены прибыли из гостей, Симэнь Цин пил вино в покоях Юэнян. Они приветствовали хозяина сложенными руками, а служанки отвесили земные поклоны. Когда жены расселись, Юэнян рассказала Симэню о помолвке.

– А кто да кто пировал? – выслушав ее, спросил Симэнь.

– Жена ученого Шана, жена церемониймейстера Чжу, сватьюшка Цуй и две племянницы, – отвечала Юэнян.

– Помолвка – дело неплохое, – заметил Симэнь. – Только не чета нам теперь эти Цяо.

– Это моя невестушка постаралась, – объясняла Юэнян. – Увидала, как их дочка с нашим Гуаньгэ под одним одеяльцем друг с дружкой играют, нас позвала. Чем, говорит, не пара. Потом за стол сели и не успели как следует обговорить. Так и состоялась помолвка. Тут я слугу-то и послала, чтоб тебе сказал и цветы с фруктами принес.

– Породнились так породнились, – продолжал Симэнь. – Только не больно они нам подходят, вот в чем дело. Цяо – человек богатый, я ничего не говорю. Но ведь он всего-навсего торговец, хотя и именитый, но простолюдин. А мы с вами теперь особы знатные… Я в управе служу. Ну, как он к нам явится в своем мужичьем рубище? Хорошо ли его принимать, когда кругом знать? Как я буду с ним рядом сидеть? На днях вон Цзин Наньцзян своего свата ко мне присылал. Тоже помолвки добивался. Дочка у него пяти месяцев, ровесница нашему Гуаньгэ. Но у нее мать умерла, да и была не первой женой. Я так и не дал согласия. А тут, извольте, уж и устроили…