Тони Парсонс - Муж и жена

• Название: Муж и жена
• Автор: Тони Парсонс
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2006
• ISBN: 5-8189-0685-Х

Тони Парсонс — известный британский журналист и автор мирового бестселлера «Man and Boy». Его книги справедливо сравнивают с «Дневником Бриджит Джонс». Такое же доброе отношение к жизни, легкая ирония, немного философии и умение говорить о самых сокровенных проблемах тридцатилетних.

Новая книга Парсонса «Man and Wife» вызвала немало разговоров в западной прессе. О ней говорят, о ней спорят, ее цитируют. Она стала модной.

---

Я посмотрел на бледное лицо водителя автомобиля. Он был моего возраста, такой же, как я, только в костюме и галстуке. Водитель новенького «БМВ». Он не превышал скорости. Он буквально полз мимо бесконечного ряда припаркованных автомобилей, отыскивая место, куда можно поставить свою машину. Но он, очевидно, одновременно с этим еще и делал что-то со своим мобильным телефоном. Мужчина до сих пор держал его в руке, а телефон звонко наигрывал ему популярную мелодию. Значит, он был недостаточно внимателен, а потому ударил маленькую девочку, которая, правда, без предупреждения, свалилась прямо под колеса его автомобиля. На бампере машины виднелась небольшая вмятина.

Сид рыдала, пытаясь добраться до своего ребенка. Либерти одной рукой отталкивала ее, а другой кое-как удерживала Пегги, прижимая ее к себе. Джим наступал на меня, пытаясь то ли убрать меня с пути, то ли ударить. Я уже ничего не понимал. Либерти что-то кричала, но я никак не мог вникнуть, что именно и к кому конкретно она обращалась. Наконец до меня дошло. Мне показалось странным, что из всех присутствующих Либерти выбрала именно водителя «БМВ», который по-прежнему держал в руке верещавший мобильный телефон.

— Скорую! — кричала она. — Вызывайте скорую!

Мне было непонятно, что же такое важное могло отвлечь внимание этого человека от дороги. Скорее всего текстовое послание от подружки. Да, он был совсем такой же, как я сам.

Он пребывал в своем крошечном мире мечтаний и надежд, не замечая, как ранит всех остальных вокруг себя.

* * *

Пегги сломала ногу.

Вот и все. Не больше и не меньше. Но одно это само по себе было ужасно. Надеюсь, что мне больше никогда не придется видеть ребенка, страдающего от боли. Но мы, сидя в карете «скорой помощи», прекрасно понимали, что она в тот день могла бы и умереть.

Перелом оказался неполным, пострадала только та часть кости, которая соприкоснулась с машиной. Скорее, это можно было даже назвать трещиной, а не переломом. Врач объяснил нам, что именно так обычно и бывает с детьми. Их кости еще достаточно гибкие и ломаются не до конца. А вот у взрослых все обстоит куда хуже. Кость взрослого человека ломается пополам. И если взрослого хорошенько встряхнуть, его скелет попросту рассыплется на кусочки.

Был сделан и рентген черепа на тот случай, если ребенок получил сотрясение головного мозга, однако тут врачи ничего не нашли. Да она и не ушибалась головой. Пегги сделали обезболивающие уколы, на ногу наложили гипс и подвесили больную ногу к специальному приспособлению наподобие гамака у больничной кровати. Пегги очень быстро освоилась и теперь надменно поглядывала на других обитателей детской палаты.

Этот случай, конечно, нельзя было сравнить с тем, что произошло с Пэтом. Жизни Пегги ничто не угрожало. И все же я снова подумал о том, что в этом мире с каждым из нас может случиться все что угодно, и от одной этой мысли у меня по коже побежали мурашки.

У ее кровати нас сидело пятеро. Джим с Либерти, Сид, Пэт и я. Мы пили дешевый чай из пластиковых стаканчиков, почти не разговаривали друг с другом и все еще переживали случившееся. Наоравшись друг на друга на улице, здесь мы притихли, словно всем нам было немножко стыдно за свое поведение. Но, конечно, самое главное — это то, что все мы испытали сейчас неимоверное облегчение. Когда к кровати Пегги подошел врач, мы все дружно повскакивали со своих мест.

— Она побудет некоторое время у нас, — сообщил доктор. — Мы постарались уменьшить трещину, то есть привели состояние кости как можно ближе к исходному. Теперь остается только поддерживать кость в таком положении и ждать, пока она не заживет. — Он погладил Пегги по голове. — Вы любите танцевать, маленькая леди?

— Да, и притом я очень неплохо танцую, — призналась Пегги.

— Что ж, очень скоро вы будете танцевать точно так же, как и раньше.

Краем глаза я заметил, что Джим посмотрел на часы. Им с Либерти нужно было успеть на самолет. Когда врач удалился, жених и невеста быстро попрощались с Пегги и с нами и умчались в аэропорт. И нас осталось около Пегги трое.

Мы сидели возле нее до тех пор, пока не наступила ночь и она не заснула. Сид обняла Пэта и меня, и я почувствовал, что напряжение дня понемногу начинает растворяться.

Стараясь не шуметь, чтобы не потревожить Пегги и ее спящих соседей по палате, мы втроем, обнявшись, тихо расплакались.

И пожалуй, впервые в жизни в этот момент я не смог бы с точностью сказать, где именно начиналась моя семья и где она заканчивалась.

27

Я все же пошел повидать Казуми.

Несмотря на все, что произошло.

И когда она открыла мне дверь подъезда через домофон, я думал про себя: как ты можешь так поступать? Как ты можешь идти навещать эту девушку, когда Пегги еше находится в больнице? И уже не в первый раз я задумался о том, как бы отреагировал на мое поведение мой отец.

Но я знал, что нахожусь здесь просто потому, что это легче, чем не быть здесь. Я отвез Пэта погостить к маме, чтобы избавить его от последствий последнего воссоединения Джины с Ричардом. Отменить встречу с Казуми означало придумывать очередную порцию лжи и оправданий. Мне проще было прийти на свидание с моей тайной жизнью, пусть даже с опозданием.

В больнице мне все равно нечего делать. После того как прошел шок, Сид, казалось, начала чувствовать неловкость, когда я притрагивался к ней, обнимал, ласкал, стараясь успокоить. В гостиной ее ожидали наполовину упакованные чемоданы, поэтому для нее все это было неправильным. Мы уже слишком отдалились друг от друга. Так что в больнице от меня никакого толку. Я ен мог даже взять мою жену за руку.

Поэтому я отправился повидать Казуми. Подойдя к лестнице, я все еще неважно чувствовал себя после случившегося: Пегги сбивает машина, мы срочно мчимся в больницу. Я находился под впечатлением от многочасового ожидания в приемном покое, а потом от долгой поездки к маме, когда мы с Пэтом еле двигались из-за пробок на шоссе. Быть свидетелем того, как мучается ребенок, и не иметь возможности помочь ему — самое неприятное чувство на свете.

Казуми смотрела вниз, перегнувшись через перила лестницы. И когда я увидел ее, с длинными черными волосами, забранными назад, открывающими ее улыбающееся, симпатичное лицо, то понял, что это должна быть наша особенная ночь. А после того как она меня поцеловала, я убедился в этом. Она была готова сделать этот решающий шаг. Все мои свадебные клятвы уже потеряли свою законную силу. И теперь мы собирались пересечь грань и произнести свои собственные обещания.

Когда мы вошли в квартиру, я сразу же услышат знакомые звуки виолончели. Соседка играла гаммы в своей комнате, но, несмотря на это, Казуми заговорщицки улыбнулась:

— Сидит у себя и никуда не выходит. Ей приходится много заниматься. Не беспокойся.

Стол был накрыт на двоих. Особенный ужин на двоих. Фужеры для шампанского, льняные салфетки, посередине стола в серебряном подсвечнике стояла белая свеча, уже зажженная, отбрасывающая на стены танцующие сумеречные тени. И когда я увидел, как она постаралась все устроить, мое сердце гулко забилось, словно запульсировала старая, почти забытая рана.

— Пэт в порядке? Мама в порядке?

— С ними все хорошо.

Она стала частью моей жизни. Знала моего сына и мою маму. Она волновалась за них, и она им нравилась. С годами они могли бы и полюбить ее по-настоящему. А она — их. Я знал это. Все это было правдой. Она вошла в мою кровь, стала частью всего. Ну, может, не совсем всего. Потому что она как бы отгорожена от Сид, а Сид не имела никакого представления о ней. Я не мог рассказать Казуми о Пегги, не знал, с чего начать.

В центре стола, на возвышении, напоминающем маленькую газовую плиту, стояла огромная сковорода. Все сооружение походило на походное снаряжение, каким мог бы воспользоваться шеф-повар с тонким вкусом и склонностью готовить на открытом воздухе. Здесь же стояли тарелки с тонко нарезанной говядиной, белыми кусками тофу и наложенными горкой сырыми овощами, некоторые из которых оказались мне знакомы.

— Сакияки, — сказал я. — Чудесно.

Она пришла в восторг:

— Все европейцы любят сакияки. Его придумали в Японии в те времена, когда император начал есть мясо. Начало двадцатого века. До того только рыба.

— Я не знал. Никогда не слышал об этом. — С этими словами я опустился в мягкое кресло, с удовольствием утопая в нем.

Хлопнула пробка от шампанского, и она разлила вино по бокалам.

— Кампаи, — прокомментировал я.

— За здоровье, — поддержала она.

Она обошла стол, быстро поцеловала меня в губы и тут же бросила несколько кусочков говядины и сырых овощей на шипящую сковородку, полив их потом каким-то соусом. За стеной соседка перестала играть гаммы и начала исполнять «Песню без слов». И так эта музыка печально и грустно звучала, вызывая ощущение, что все навеки потеряно, что у меня перехватилодыхание.