Низами Гянджеви - Хосров и Ширин

• Название: Хосров и Ширин
• Автор: Низами Гянджеви
• Жанр: Прочая старинная литература

Содержание поэмы «Хосров и Ширин» (1181 год) — всепоглощающая любовь: «Все ложь, одна любовь указ беспрекословный, и в мире все игра, что вне игры любовной… Кто станет без любви, да внемлет укоризне: он мертв, хотя б стократ он был исполнен жизни». По сути это — суфийское произведение, аллегорически изображающее стремление души к Богу; но чувства изображены настолько живо, что неподготовленный читатель даже не замечает аллегории, воспринимая поэму как романтическое любовное произведение. Сюжет взят из древней легенды, описывающей множество приключений.

---

Воистину бежит за нею неудача!

Не долго охранял красавицу дворец, —

Уж сердце страстное измучилось вконец.

Все стало ясно ей: тот юноша, который,

Попридержав коня, во взор ей бросил взоры,

Был сам Хосров; свой путь забыв, ее одну

Он видел, он взирал, как солнце на луну.

Она бранит себя, хоть мало в этом проку,

Но вот — отвергла скорбь, но вот — покорна року.

Но вот — терпением как будто бы полна,

Но вот — воскликнула: «Я тягостно больна!

Мне замок надлежит на высоте просторной

Построить, чтоб синел мне кругозор нагорный!

Горянка я. Меж роз я рождена. Тут зной

Их всех желтит. На мне — нет алой ни одной!»

Подруге молвила подруг лукавых стая:

«Напрасно, как свеча, ты изнываешь, тая.

Велел властитель наш создать тебе приют

В горах, где ветерки прохладу подают.

Когда прикажешь ты — приказов исполнитель

Построит на горе отрадную обитель».

Ширин сказала: «Да! Постройте мне скорей

Дворец, как приказал вам это царь царей».

Рабыни — ревности их всех пронзало жало —

Там, где ничья душа словам их не мешала,

Строителю жужжат: «Из Вавилонских гор

Колдунья прибыла, ее всесилен взор.

Велит она земле: «Взлетай, земля!» — поспешно

Поднимутся пески, день станет мглой кромешной.

Прикажет небесам застыть — и вмиг тогда

Застынут небеса до Страшного суда.

Она велела там построить ей жилище,

Где обращает зной и камни в пепелище,

Чтоб не было окрест из смертных никого:

В безлюдии творит колдунья колдовство.

Для вещей ты сверши свой путь необычайный.

Найди тлетворный лог и огненный и тайный.

Там замок сотвори не покладая рук,

А плату с нас бери, какую знаешь, друг».

Потом несут шелка, парчу несут и злато:

Ослиный полный груз — строителя оплата.

Строитель принял клад. Обрадованный, в путь

Он тронулся, в пути не смея отдохнуть.

Ища безлюдных мест, он в горы шел, и горы

На горы вставшие, его встречали взоры.

Есть раскаленный край, на мир глядит он зло.

Дитя в неделю б там состариться могло.

В фарсангах десяти он от Кирманшахана.

Да что Кирманшахан! Он марево тумана.

Строитель приступил к работе: «Не найду

Я края пламенней, — сказал он, — ив аду.

И тот, кого б сюда загнать сумели бури,

Поймет: чертог в аду построен не для гурий».

На вечер мускусом ночная пала мгла.

Не жарко, — и Ширин свой путь начать смогла.

Отроковицы с ней. Но было их немного —

Не знавших, что любви злокозненна дорога.

И в замкнутой тюрьме, в которой жар пылал,

Ширин жила в плену, как сжатый камнем лал.

И, позабыв миры, полна своим недугом,

Своих томлений жар она считала другом.

Приезд Хосрова в Армению к Михин-Бану

Покинувши ручей, Хосров печален. Он

Струит из глаз ручьи: его покинул сон.

Пленительный ручей! Виденьем стал он дальним.

И делался Парвиз все более печальным.

Но все ж превозмогал себя он до поры:

«Ведь не всплыла еще заря из-за горы.

Ведь если поспешу я в сторону востока, —

Мне солнца встретится сверкающее око».

И роза — наш Хосров — достиг нагорных мест, —

И к стражам аромат разносится окрест.

Вельможи у границ спешат к нему с дарами:

С парчой и золотом. Он тешится пирами.

И не один глядит в глаза ему кумир, —

Из тех, что сердце жгут и услаждают пир.

Ему с кумирами понравилось общенье.

Тут на немного дней возникло промедленье.

Затем — в Мугани он; затем, свой стройный стан

Являя путникам, он прибыл в Бахарзан.

Гласят Михин-Бану: «Царевич недалече!»

И вот уж к царственной она готова встрече.

Навстречу путнику в тугом строю войска,

Блестя доспехами, спешат издалека.

В казну царевичу, по чину древних правил,

Подарки казначей от госпожи направил.

Жемчужин и рабов и шелка — без конца!

Изнемогла рука у каждого писца.

К великой госпоже вошел Парвиз в чертоги.

Обласкан ею был пришедший к ней с дороги.

Вот кресла для него, а рядом — царский трон.

Вокруг стоит народ. Садится только он.

Спросил он: «Как живешь в своем краю цветущем?

Пусть радости твои умножатся в грядущем!

Немало мой приезд принес тебе хлопот.

Пускай нежданный гость беды не принесет».

Михин-Бану, познав, что речь его — услада,

Решила: услужать ему достойно надо.

Ее румяных уст душистый ветерок

Хвалу тому вознес, пред кем упал у ног.

Кто озарил звездой весь мир ее удела,

Любой чертог дворца своим чертогом сделал.

Неделю целую под свой шатровый кров

Подарки приносил все новые Хосров.

Через неделю, в день, что жаркое светило

Считало лучшим днем из всех, что засветило,

Шах восседал, горя в одежде дорогой.

Он был властителем, счастливый рок — слугой.

Вокруг него цветов сплетаются побеги,

С кудрями схожие, зовя к блаженной неге.

На царственном ковре стоят рабы; ковер.

Как стройноствольный сад, Хосрову нежит взор.

Застольного в речах не забывают чина, —

И все вознесены до званья господина.

Веселье возросло, — ив чем тут был отказ?

Налить себе вина проси хоть сотню раз.

Михин-Бану встает. Поцеловавши землю,

Она сказала: «Шах!» Он отвечает: «Внемлю».

«Мою столицу, гость, собой укрась; Берда

Так весела зимой! Ты соберись туда.

Теплей, чем там зимой, не встретишь ты погоды.

Там травы сочные, там изобильны воды».

Согласье дал Хосров. Сказал он: «Поезжай.

Я следом за тобой направлюсь в дивный край».

Привал свой бросил он, слова запомнив эти, —

И, званный, в «Белый сад» помчался на рассвете.

Прекрасная страна! Сюда был привезен

Венец сверкающий и государев трон.

Зеленые холмы украсились шатрами,

И все нашли приют меж синими горами.

В палате царственной Хосрова ни одну

Услугу не забыть велит Михин-Бану.

У шаха день и ночь веселый блеск во взоре:

Пьет горькое вино он — Сладостной на горе.

Пиршество Хосрова

Хоть есть Новруза ночь, есть ночь еще милей:

Она, сражая грусть, всех праздников светлей.

В шатре Хосрова шум. Под сводом величавым

Здесь собрались друзья с веселым, легким нравом.

И мудрецов они припоминают речь,

И от шутливых слов их также не отвлечь.

Вкруг шахского шатра, что в средоточье стана,

Разостланы кошмы из дальнего Алана.

Для вражеских голов угрозу затая,

Ко входу два меча простерли лезвия.

В шатре курения, все разгоняя злое,

Вздымают балдахин из амбры и алоэ.

Напитки зыблются, пленительно пьяня,

Жаровня царская полным-полна огня.

Армянский уголь здесь, он поднимает пламя,

Подобен негру он, вздымающему знамя.

Чтоб черный цвет затмить — где созданы цвета?

Лишь только от огня зардеет чернота).

Иль выучен огонь чредой времен упорных,

Что похищают цвет волос, как уголь, черных.

Сад пламени, а в нем садовник — уголь; он

В саду фиалки жнет, тюльпанами стеснен.

Так люб зиме огонь, как лету вздох рейхана

Рейханом зимним став, огонь взрастает рьяно

Тут кубки пышные подобны петухам;

Что вовремя зарю провозглашают нам.

Их огненным нутрам завидуя и сладким,

То утки на огне, то следом — куропатки.

Вот снеди жареной воздвигнута гряда.

Вот перепелками наполнены блюда.

Вот к яблокам уста прижали апельсины,

А к чашам золотым — рубиновые вина.

Нарциссы ясных глаз! Фиалки! Словно сад,

Всю эту ширь шатра воспринимает взгляд.

К гранатам нежно льнут те ветерки, в которых

Есть изворотливость, как в пляшущих танцорах.

Все пьют и полнят мир душой своей живой,

Все утро проведя за чашей круговой.

Звук чангов, проносясь во вздохах легкозвонных,