А. Веста - Звезда волхвов

• Название: Звезда волхвов
• Автор: А. Веста
• Издательство: Олма Медиа Групп
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-373-0110

Его имя – Егор Севергин. Его род – от Сварога, Бога Творца. Его мужество отмечено огнем и чистотой. И от Судьбы ему не уйти...

Во внутренних владениях монастыря, куда вход строжайше запрещен, обнаружена убитая девушка. Убийство с «загадкой» в канун монастырских торжеств может служить черной меткой... В подвалах монастыря и его окрестностях появляются загадочные знаки, похожие на тайный пароль древней секты. Наследники русского язычества требуют возвращения святынь, и еретические настроения проникают сквозь стены обители. Церковные иерархи при этом хранят молчание...

Следователь Егор Севергин ведет дело, но встречает на своем пути противодействие, и в поисках истины вынужден действовать не только как представитель Закона.

Роман написан на основе реальных уголовных дел.

---

   Глава 22    

Крещение огнем

   Правдива смерть,

   а жизнь бормочет ложь.

Н. Гумилев

    Спаленный любовной горячкой, Севергин гнал по трассе к далекой, окруженной алым заревом Москве. Так ломится буланый лось в период гона, оставляя на суках клоки окровавленной шерсти. Позади него остались выжженные версты и дымящиеся развалины; все, что он строил с надеждой и терпением, ласкал, берег и повивал смыслом, обесценилось и стало пеплом.

   Официальной версией его поездки в Москву была доставка в криминалистическую лабораторию образца загадочного вещества. Неофициальной – желание увидеть Флору, и он имел полное право увидеть ее, чтобы, согласно служебному долгу, сообщить, что найдено тело ее сестры.

   – Таких изысканных снадобий давно нет в обиходе нынешней церкви, – пожимала изящными плечиками главный эксперт. – На спектрометре нам удалось обнаружить раритетные вещества, годящиеся разве только для музейных коллекций. Судите сами: египетская мастика, кипарисовая смола, базилик, фиалковый и имбирный корень, кардамон, масло мускатное, бергамотовый бальзам и гвоздичное масло, вытяжка из померанцевых яблок и майорана. Кроме того, афонский ладан, аравийский тимьян, сирийское розовое масло, зерна лотоса и настоящий мускус. Эти вещества сходны с обнаруженными на Туринской плащанице.

   – Значит, все-таки обряд?

   – Да, эти масла применялись в древности для религиозных таинств, в виде тонкого помазания особой кисточкой. Но, насколько мне известно, «объект» был покрыт им довольно густо.

   – Ритуальное убийство? – предположил Севергин.

   – Если остановиться на этой версии, то придется предположить, что мы имеем дело с древней сектой с обширными связями в Греции и Святой Земле. Подобные вещества стали редкостью еще несколько столетий назад.

   Севергин поблагодарил очаровательного консультанта и торопливо вышел из лаборатории. Теперь он должен был дождаться вечера, чтобы встретиться с Флорой. Жгучее муравьиное масло Купальской ночи покусывало в паху и в подмышках. И едва отворились двери и на пороге возникла она, Севергин шагнул к ней и стиснул ее плечи. Он подумал, что так легче будет сказать ей о смерти Лады, не глядя в глаза, но, чувствуя каждую ее жилку.

   – Флора, прости... Мне тяжело говорить, – он обнял ее, не решаясь поцеловать.

   Он смотрел на большой аквариум за ее спиной, где в эту минуту все замерло и окостенело. Остановили свои медлительные танцы жабы, настороженно подняли головы и застыли гладкие аспидно-черные ужи.

   – Молчи, я все знаю...

   Осторожно поддерживая за плечи, Егор проводил ее до дивана.

   – Я могу забрать ее тело или надо ждать окончания следствия? – после долгого молчания спросила Флора.

   – Пока не знаю... На теле твоей сестры обнаружено церковное миро. Скажи, она была крещеной?

   – Нет. Ни она, ни я не крестились в церкви, но мы приняли крещение огнем.

   – Я ничего не знал о таком обряде.

   – Он намного старше крещения водой, ему несколько тысячелетий. «Крес» по-славянски огонь, а «кресенье» – возжжение внутреннего огня... Огонь Сварожичь горит в сердце всякого человека и каждой звезды, – прикрыв глаза, говорила Флора, словно читала скорбную молитву.

   – Прости, Флора, я лучше пойду, – сквозь сжатые челюсти простонал Егор.

   Неуверенно ступая, Флора проводила его до дверей:

   – А знаешь, почему я выбрала тебя? – внезапно спросила она. – Все оказалось так просто. Ты позвонил и назвал свою фамилию: Севергин. Твое родовое имя идет от Сварога, Творца всей Поселенной. «И после Сварога княжил его сын именем Солнце, его же рекут Даждьбог, бе муж силен и славен...» Твой Род, твое мужество отмечено солнечным огнем и чистотой... А ты думал, я всех гостей встречаю голая?

   – Теперь я понимаю, что это был только символ, что-то вроде «нагой истины».

   – Все в нашем мире – лишь символы... Прощай, мой Яхонт-Князь.

   – Прощай, царица Флора.

Глава 23 Падшее зерно

   Жизнь – обман с чарующей тоскою.

С. Есенин

    Перед постригом надлежало снять всю одежду и облачиться в просторную белую рубаху. Послушник Иоиль исполнил все с замершим сердцем. Сквозь босые ступни в тело проникал ледяной холод подземелья.

   По обе стороны узкого коридора плечом к плечу стояли иноки. Темные монашеские одеяния не отражали света и казались тесно спаянным монолитом. Слабое движение воздуха в подземелье волновало и покачивало огненные языки свечей в руках братий. Пламя выхватывало из тьмы лица и сжатые ладони, и они парили во тьме, как лики на темной иконе. Даже в эти минуты, полные трепета и благоговения, Иоиль продолжал думать о живописной стороне того, что видел и ощущал. Он словно снял оклад со старинного образа и с удивлением увидел, что под окладом нет доличного письма, и мастер, торопясь продать икону, выписал только лик и узкие, похожие на рыбок ладони поверх темного грунта.

   Его темени мягко коснулись, и он, вспомнив очередность обряда, покорно опустился на колени. Низко склонив голову и по-звериному переставляя руки и ноги, он шел по каменистому полу. Его опущенный взор видел только грубые башмаки братии. Острые камни жалили колени и ладони, до крови раздирая кожу. Мучительное проползание на четвереньках – означало слепую, животную жизнь в тисках плоти. Тьма и могильный холод – смерть тела. Прикрыв его голову мантиями, как черными крыльями, монахи ведут его в храм. Незримый хор поет грустный тропарь о блудном сыне:

   – «Объятия отча отверзти ми потщися: блудно иждих мое житие...»

   Низкий мелодичный гул, похожий на шум волн, заставляет вибрировать тело, жилы напрягаются, как звучащие струны. Иоиль падает ниц перед алтарем. Его поднимают и ставят на колени. Всем своим существом он ловит теплый, дрожащий от чувства голос настоятеля, и отзывается этому гласу с доверием и сыновней любовью:

   – Брат наш постригает власы главы своея во знамение отрицания мира и всех яже в мире, и во отрезание своя воли от всех плотских похотей. Во имя Отца, Сына и Святого Духа!

   Над его головой хищно щелкают ножницы, лязгает сталь.

   – Господи, помилу-у-уй! – нежно и умиленно выводит хор.

   Отец настоятель берет одну за другой части монашеской одежды и подает братиям.

   – «Аз язвы Господа моего Иисуса Христа на теле моем ношу», – возглашает настоятель.

   На плечи Иоиля надевают черную рясу: «ризу радования», напоминающую о смерти и Страшном суде, и кожаный пояс в знак умерщвления плоти и обновления духа. Следом подают мантию – «ризу спасения» и камилавку – «шлем спасения», на которую набрасывают тонкое черное покрывало: «во еже не видети суеты мира». Напоследок настоятель вкладывает в ладонь Иоиля четки – «меч духовный на оборение духов злобы поднебесной». Ослепнув от терпких слез, Иоиль едва находит руку настоятеля, чтобы коснуться ее губами. Ему помогают подняться и братски лобызают в губы и щеки.

   Протяжное било созывает монахов в трапезную, со сдержанной радостью братья спешат к выходу из подземелья.

* * *

   Ночью Иоиль не спал, ожидая, когда за ним придут. Мысли о предстоящем затворе больше не страшили его. Мрачное подземелье виделось ему брачным чертогом, соединяющим его с той, кого он любил. Владыка сказал, что девушка нашла вечное упокоение в пещерах под монастырем, и он с горькой отрадой думал, что ее тело не подвергнется посмертному надругательству, каким ему представлялось расследование и вскрытие. Подземелье станет ее гробницей, а монастырь – памятником их короткой любви. Он так и не смог побороть ее, эта проклятая им самим, изувеченная любовь продолжала жить под спудом обетов и жестокой беспощадной муштры, которой он подверг свое тело и душу. И с наступлением темноты по нахоженной тропе приходили горькие и счастливые воспоминания. Они уже были помолвлены, и они обязательно бы поженились, если бы не эта находка. Она была рядом, когда из серебряного ковчежца, вправленного в икону, он извлек план подземелий Велесова холма, и девушка через его плечо заглянула в карту...

   В полночь келейник владыки повел Иоиля в подземелья. Они долго петляли по галереям, пока не пришли к затерянным в катакомбах «печорам». В узкую, похожую на щель дверцу можно было войти, только согнувшись. Потолок нависал так низко, что Иоиль так и не сумел расправить спину. Уходя, келейник не оставил ему ни воды, ни огня. За узкой дверью исчез мерклый отблеск свечи. Нахлынувшая тьма отозвалась вспышкой света в открытых, внезапно ослепших глазах. Лязгнул засов, загремели камни. Тит закладывал выход крупными камнями, запечатывая узкий выход из его гробницы.