Ланьлинский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

• Название: Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй
• Автор: Ланьлинский насмешник
• Жанр: Древневосточная литература

Самый загадочный и скандально знаменитый из великих романов средневекового Китая, был написан в XVII веке.

Имя автора не сохранилось, известен только псевдоним – Ланьлинский насмешник. Это первый китайский роман реалистического свойства, считавшийся настолько неприличным, что полная публикация его запрещена в Китае до сих пор.

В отличие от традиционных романов, где описывались мифологические или исторические события, «Цзинь, Пин, Мэй» рассказывается веселой жизни пройдохи-нувориша в окружении его четырех жен и многочисленных наложниц.

---

– Он только что тут проходил, – говорил он. – Должно быть, в кабинете причесывается.

– Ладно, мети, я сама его спрошу, – сказала Цзиньлянь и, едва касаясь лотосовыми ножками земли, подобрав юбку, подкралась к кабинету.

Оттуда донесся смех. Цзиньлянь распахнула дверь. Шутун с Юйсяо лежали на кровати.

– Вот, рабские отродья, чем вы тут, оказывается, занимаетесь? – заругалась она.

Застигнутые врасплох любовники с перепугу встали перед Цзиньлянь на колени и начали умолять о прощении.

– Ты, рабское отродье, ступай и принеси кусок траурного шелка и полотна, – обратилась она к Шутуну. – Моя матушка домой собирается.

Шутун тотчас же принес все, что она просила.

Цзиньлянь направилась к себе, за ней проследовала Юйсяо.

– Умоляю вас, матушка! – встав на колени, просила Юйсяо. – Только батюшке не говорите.

– Сукина дочь! – ругалась Цзиньлянь. – Все выкладывай, арестантка проклятая! Давно с ним шьешься, а?

Юйсяо рассказала все о связи с Шутуном.

– Стало быть, прощения просишь? – спрашивала Цзиньлянь. – Тогда я тебе три условия поставлю.

– Все исполню, матушка, что ни прикажете, – заверила ее горничная Юйсяо. – Только простите.

– Во-первых, будешь мне докладывать обо всем, что бы ни делалось в покоях твоей матушки. А утаишь чего, пощады не проси. Во-вторых, что бы я ни попросила, ты должна будешь достать и потихоньку мне принести. И, в-третьих, у твоей матушки никогда не было детей. Скажи, почему она ребенка вдруг стала ждать, а?

– Не скрою, матушка, – говорила Юйсяо. – Хозяюшка моя приняла снадобье из детского места, вот и понесла. А снадобье это мать Сюэ готовила.

Цзиньлянь внимательно выслушала горничную. Симэню о случившемся она ничего не сказала.

А Шутун, напуганный хитрой усмешкой Цзиньлянь, с какой она на него поглядела, когда уводила Юйсяо, струсил не на шутку и направился прямо в кабинет. Там он навязал целый узел платков и повязок, прихватил зубочистки, заколки и шпильки, узелки с подношениями и больше десяти лянов серебра собственных накоплений и пошел в лавку, где выманил у приказчика Фу еще двадцать лянов якобы на закупку траурного шелка и, миновав городские ворота, нанял до пристани осла. Потом Шутун сел на судно и отбыл на родину в Сучжоу.

Да,

Разбита клетка из нефрита –
И феникса уж нет.
Ключ золотой дракон похитил
И свой запутал след.

В тот день отбыли домой певицы Ли Гуйцзе, У Иньэр и Чжэн Айюэ.

С утра носильщики принесли от придворных смотрителей Лю и Сюэ трех жертвенных животных и жертвенные принадлежности. От каждого было передано также по ляну серебра на приглашение двух исполнителей даосских напевов.[1051] Их сиятельства намеревались провести с хозяином весь день и ночь. Симэнь решил послать им траурного шелка и послал за ключом к Шутуну, но его не нашли.

– Шутун взял у меня двадцать лянов серебра и ушел шелку купить, – объяснял приказчик Фу. – Батюшка, говорит, наказал шелку купить. Он, наверное, за городские ворота отправился.

Я ему ничего не наказывал, – говорил Симэнь. – Зачем он серебро спрашивал?

Хозяин распорядился поискать Шутуна, но в лавках за городской чертой его так и не отыскали.

– Не задумал ли он, рабское отродье, чего дурного? – говорила хозяину Юэнян. – Чует мое сердце. Подозрительный он был какой-то. Может, обокрал и скрылся? В кабинете посмотри как следует. Чего доброго, и вещи прихватил, негодяй.

Симэнь пошел в кабинет. Ключи от кладовой висели на стене. В сундуке не оказалось платков и повязок, исчезли узелки с подношениями, зубочистки, шпильки и заколки. Симэнь рассвирепел и вызвал околоточных.

– По всему городу ищите! – приказывал он. – Ко мне приведете.

Но напасть на след Шутуна так и не удалось.

Да,

Хоть юноша торопится домой,
Боюсь, вернется он туда не скоро –
Его манят изысканной красой
Подернутые дымкою озера.

После обеда в паланкине пожаловал смотритель Сюэ. По просьбе Симэня его проводили к гробу для воскурения благовоний шурин У Старший, Ин Боцзюэ и сюцай Вэнь.

– Сколь тяжкое горе вас постигло, сударь! – говорил Сюэ, увидевшись с хозяином. – Какой же недуг извел вашу супругу?

– Обильные кровотечения, – отвечал Симэнь. – Благодарю за сочувствие и прошу прощения, что побеспокоил вас, ваше сиятельство.

– Ну что вы! – заверил его Сюэ. – Это я должен перед вами извиниться, что выражаю соболезнования с пустыми руками. – Он посмотрел на портрет и продолжал: – Какая прелестная была у вас жена! И в самом расцвете молодости. Только бы наслаждаться жизнью. Да, рано ушла.

– Ваше сиятельство, «неравенство вещей есть их неотъемлемое свойство»,[1052] – вставил стоявший рядом сюцай Вэнь. – Каждому свое на роду написано. Кто бедствует, а кто блаженствует; кому долгоденствием наслаждаться, кого ранняя смерть подстерегает. И судьбу не обойти никому, даже и мудрецу.

– Где вы учились, почтеннейший сударь? – обернувшись в сторону облаченного в траур сюцая, спросил Сюэ.

– Ваш бесталанный ученик значится лишь в списках местного училища, – отвечал Вэнь, земно кланяясь.

– Разрешите взглянуть на гроб усопшей сударыни, – сказал Сюэ.

Симэнь велел слугам приоткрыть с обеих сторон покров. Сюэ приблизился к саркофагу.

– Великолепный саркофаг! Прекрасное дерево! – воскликнул он. – Дорого заплатили, позвольте узнать?

– Видите ли, это мне один мой родственник уступил, – сказал Симэнь.

– Ваше сиятельство, – вмешался Боцзюэ. – Редкий материал, а? Сколько, как вы думаете, стоит, а? Догадайтесь-ка, что за дерево и откуда?

Сюэ принялся внимательно разглядывать гроб.

– Если не из Цзяньчана, то, должно быть, из Чжэньюани,[1053] – заметил он наконец.

– Чжэньюаньским доскам далеко до этих, – перебил его Боцзюэ.

– Лучше, конечно, из янсюаньского вяза.[1054]

– Тонки да коротки вязовые-то доски. Разве как эти? – продолжал Боцзюэ. – Нет, не вяз это, а дерево из пещеры Персиков, что в Улинской долине Хугуана.[1055] Туда в старину, при Танах, рыбак заплыл и с циньскими девицами повстречался. От смуты они там скрывались.[1056] Редко кто в пещеру попадает. Доски – что надо! Больше семи чи длиной, четыре цуня в толщину и два с половиной чи шириной. Спасибо, у своего человека достали, по-родственному, можно сказать, уступил за триста семьдесят лянов серебра. Вы, ваше сиятельство, должно быть, заметили, как аромат в нос ударил, когда покров приподымали. Расписан и снаружи и внутри.

– Да, – вздохнул смотритель Сюэ, – только такие счастливые, как сударыня, могут наслаждаться в таком гробу. Столь высокой чести не удостаивают даже нас, придворных.

– Вы слишком скромны, ваше сиятельство, – вступил в разговор шурин У Старший. – Можем ли мы, провинциальные чины, угнаться за вашим сиятельством, когда вы удостоены высочайших почестей придворного сановника Его Величества? Ведь вы, ваше сиятельство, лицезреете светлый лик Сына Неба, а мы из ваших уст внимаем драгоценное слово Его Величества. Вон его превосходительство Тун удостоен титула князя. Теперь сыновья и внуки его будут одеты в халаты с драконами и препоясаны нефритовыми поясами. Так что вам, ваше сиятельство, по-моему, все доступно.

– Позвольте узнать, как вас зовут, почтенный? – спросил Сюэ. – Вижу, за словом в карман не полезете.

– Рекомендую! Брат моей жены, брат У Старший, – представил шурина Симэнь. – Занимает пост тысяцкого в здешней управе.

– Вы брат покойной сударыни? – спросил Сюэ.

– Нет, брат моей старшей жены, – пояснил Симэнь.

Смотритель Сюэ поклонился шурину У и сказал:

– Прошу прощения, сударь.

Хозяин проводил смотрителя Сюэ на крытую галерею и предложил высокое кресло. Когда гость сел, подали чай.

– В чем дело?! Почему нет его сиятельства Лю? – удивлялся Сюэ. – Надо будет послать за ним моего слугу.

– Ваша милость посылали паланкин за его сиятельством, – говорил слуга смотрителя, встав на колени. – Его сиятельство вот-вот прибудут.

– А два исполнителя даосских напевов прибыли? – спросил Сюэ.

– Давно прибыли, ваше сиятельство, – сказал Симэнь.

Вскоре появились исполнители и отвесили земные поклоны.

– Вас покормили? – спросил Сюэ.

– Покормили, ваше сиятельство, – ответили сказители.

– Тогда не подкачайте! Щедро награжу!

– Ваше сиятельство! – заговорил Симэнь. – Для вас приглашена актерская труппа.

– Что за труппа? – поинтересовался смотритель.

– Хайяньская.[1057]

– А, так они ведь на своем варварском наречии поют, – сморщился Сюэ. – Не разберешь, что тявкают. Такие актеры в диковинку разве что студентам-горемыкам, которые года по три над писанием корпели, добрый десяток лет с лютней, мечом и связкой книг за плечами по свету маялись, потом в столице экзамены держали, кое-как чиновное звание получили и опять без жен живут. Нас же, одиноких, почтенных придворных смотрителей, такие лицедеи не интересуют.