Пьер Бенуа - Дорога гигантов

• Название: Дорога гигантов
• Автор: Пьер Бенуа
• Издательство: Издательство: Терра.
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1997
• ISBN: 5-300-01243-2: 5-300-01241-6

Пьер Бенуа (1886 — 1962) — французский писатель, член Французской академии (1931). Действие в авантюрно — приключенческих романах Бенуа переносится из покоев Версаля на просторы Северной Америки, из джунглей Индокитая в пустыни Африки. Динамичные, построенные на экзотическом материале, они отличаются психологизмом, эротикой и мистицизмом. Во второй том вошли романы «Кенигсмарк», «Дорога гигантов», «За Дона Карлоса» и «Соленое озеро».

---

«А, в конце концов, — подумал я, — очень глупо сентиментально усложнять такое приятное приключение. Этими мудрствованиями только отравляешь себе жизнь. Воспользуемся просто мимолетной минутой, а эта минута во всех отношениях очаровательна».

И я поспешил тут же осуществить мое решение. Как раз в это мгновение леди Флора стояла ко мне спиной и собиралась разрезать куропатку. Я обнял ее.

Она вздрогнула, маленький нож выпал из рук. Смеясь, она высвободилась из моих объятий.

— Ах, эти робкие люди... Смотрите, что вы наделали. Я чуть не обрезала себе палец. А вы весь забрызгались. Видите: кусочки желе дрожат на рукавах вашего красивого кимоно. Не следует портить вещи, которые вам дают.

Я стоял, совсем пристыженный.

— Если вы все-таки непременно хотите проявить свою активность, — не стесняйтесь.

И она рукой указала мне на ведро с бутылкой шампанского.

— Рядом щипцы, чтобы перерезать проволоку. И смотрите, постарайтесь откупорить так, чтобы не перепугать весь дом.

Она стала расставлять на скатерти, постланной прямо на полу у огня камина, тарелки и приборы.

— Будем ужинать на полу. Так гораздо веселее.

Рядом с ведром льда стояла плетенка, в которой лежала бутылка. Леди Флора знаком показала, чтобы я взял ее.

— Поставьте корзинку у огня. Вы прочли ярлык и, надеюсь, знаете, что это такое?

— Леовилль-Пойферре, — проговорил я.

— 1881 года, — дополнила леди Флора. — С куропаткой это отлично. Только осторожно, так.

Я легко откупорил шампанское.

— Сядем, — сказала моя хозяйка.

Она быстро опустилась на пол, я успел схватить на лету ее руку и прижаться к ней губами.

— Ну, — сказала она, — не будем повторять историю с желе от куропатки. Все по порядку, как у нас говорят. — Ошеломленный, смотрел я на нее. С такой легкостью забывать, раздвоятся — это было выше моего понимания. Матильда Моль так чудесно умеет делать себе прическу, что не видно прогалины в волосах, образовавшейся в том месте, где накануне ночью, в минуту экзальтации, была отрезана прядь. Я мог констатировать, что леди Флора в совершенстве владеет этим искусством — обновлять свою прическу.

— Куропатка изжарена отлично. Простите, но будьте так любезны, подложите дров в камин. И пока вы еще не сели, дайте шампанского.

— Я наполнил стаканы.

— Хорошее, — сказала она, смочив губы в вине. — Кстати, читали вы в сегодняшних газетах: немцы снова бомбардируют Реймс. Бедный собор! Как это жалко! Если это будет продолжаться, я соглашусь с Реджинальдом, который находит, что нет ничего ужаснее войны. Как вы думаете?

— Я думаю, что надо быть сумасшедшим или преступником, чтобы не разделять мнения лорда Арбекля, — сказал я.

Леди Флора наполнила стаканы и залпом выпила свой.

— Это шампанское, в самом деле, отличное, — проговорила она. — Мне пришла счастливая мысль закупить пятьсот таких бутылок в 1914 году. Не поверите: в мае! Словно я предвидела события. Теперь достать совершенно невозможно. И кто знает, будет ли оно после войны? Должно быть, весь этот край страшно опустошен, правда?

— Да, — ответил я.

— Как это прискорбно. Ну, да у вас останутся вина из Бургундии и Бордо. Нельзя сказать, что в этом отношении нужно очень уж жалеть Францию. Теперь выпейте Леовилль. Жаль, я не велела подать две бутылки Редерера. Вы говорите, что не читали утренних газет? Новости не из блестящих. Куда это девался «Таймс»?.. Я хотела дать вам прочитать сообщение о Вердене. Немцы засели в лесу Кайетт и взяли в плен два ваших полка. Кстати, почему ваши газеты не печатают немецких донесений? Это немножко смешно. В английских газетах это печатается. Вы молчите? Вам нездоровится?

Я был здоров, но я просто слишком быстро повернул шею — и убедился, что причиненный шрапнелью Гиза паралич не прошел. Я был бы очень смущен, если бы заметил в эти нежные минуты, что паралич прошел.

Этот факт успокаивал мои патриотические угрызения совести, но я солгал бы, если бы сказал то же о некоторых иных своих чувствах. Я не знал лично профессора Фердинанда Жерара, но должен допустить, что мой метод работы в Кендалле, вероятно, весьма отличался от того, какого держался бы профессор, чтобы собрать материалы относительно законности ирландских требований. Я был вынужден признаться самому себе, что собираюсь вдвойне обмануть своих самых лояльных, самых великодушных хозяев. И я ни на минуту не стараюсь избежать упрека в безнравственности со стороны тех, которые будут читать эти строки. Ссылаюсь лишь на смягчающие вину обстоятельства: мою слабость и, главное, мою искренность.

Как ни сильны были чары леди Флоры — честное слово, они были очень сильны, — они, как видите, все-таки не совсем заглушили во мне голос нравственного закона. Но сейчас этот голос доходил до меня очень издали, глухо. Закутанный в свою пурпурную с золотом одежду, положив голову на маленькие колени леди Флоры, я с минуты на минуту ждал, когда прокричит петух.

***

Леди Флора собиралась очистить золоченым ножом грушу. Вдруг я почувствовал, — это было довольно таки неприятно, — что мне нужно быть осторожным и следить за своими словами.

— Нравится вам в этой стране? — небрежно спросила она.

— Я был бы слишком требователен, если бы мне здесь не нравилось, — ответил я очень лукаво.

Она улыбнулась.

— Понимаю, это очень любезно. Но все-таки, когда вы решили приехать сюда, в Ирландию, вы ведь не знали, что встретите здесь меня.

И, не настаивая, чтобы я отвечал, сказала сама:

— Вы — не то, что я. Мне здесь так скучно, так скучно... Умереть можно!

— Но в таком случае, почему же вы тут остаетесь? — сказал я слегка раздраженно.

Она поглядела на меня своими красивыми удивленными глазами.

— Почему остаюсь? Да по долгу.

— По долгу?

— Да, из-за здоровья Реджинальда. Воздух Лондона ему вреден. Воздух Шотландии слишком свеж. А кроме того, вы сами только что намекнули на один проект...

Она оборвала фразу и положила на тарелку половину груши, которую перед тем разрезала.

— Я не удивлю вас, если скажу, что уже чувствую к вам большое, большое доверие. Разрешите мне просить вас говорить со мной совсем по-дружески.

— Прошу вас.

— Хорошо, дело идет об этом браке. Какого вы мнения?

— Какого я мнения? — сказал я, ошеломленный.

— Само собою разумеется, — продолжала она самым серьезным тоном, — вопрос тут не о состояниях. Вряд ли может быть союз более удачный в этом отношении.

— Может быть, разница в годах?

— Пустяки! Правда, Антиопа на десять лет старше Реджинальда. Но она так молода душой. Нет, не в этом дело.

— Но тогда я не вижу в чем же, — сказал я, чувствуя себя очень неловко.

Она как-то странно остановила на мне свой взгляд.

— Не знаю, продолжать ли мне, — сказала она. — Еще раз повторяю, я боюсь быть нескромной.

— Вы приобрели на это право, — сказал я любезно.

Даже веки у нее не дрогнули.

— Хорошо, буду. Но предварительно вы должны мне поклясться, что нет у вас к графине Кендалль иных чувств, кроме той детской дружбы, о которой она сама мне рассказывала. Если бы было иначе, я слишком боялась бы сделать вам больно и замолчала бы.

— Что вы хотите сказать?

— У матери есть обязанности, — важно проговорила она. — Как бы я ни хотела видеть моего сына мужем Антиопы, я бы всю жизнь упрекала себя, если бы помогла осуществлению этого проекта, не сделав предварительно всего необходимого, чтобы удостовериться во вздорности некоторых слухов.

— На какие слухи вы намекаете?

— О признаюсь, все это гадко. Но опять повторяю, я должна окончательно убедиться. Вы — мой друг. Я зашла уже слишком далеко, сейчас молчать не приходится. Скажите мне, как вы полагаете, сердце Антиопы свободно? Что вы о ней думаете?

— Я полагаю, что графиня Кендалль занята исключительно своей страной.

— Какой страной?

— Какой? Ирландией.

Леди Флора расхохоталась.

— Ах вы, ребенок! Для политики у женщины есть день, Для себя — у нее ночи.

— Я не понимаю...

— Ах, не смотрите вы на меня такими глазами. Вы, наконец, заставите меня поверить, что напрасно я так доверчиво заговорила с вами. Вы отлично понимаете, что я не придаю какой-нибудь особенной важности тем слухам, о которых я говорила. Да, наконец, Антиопа ведь свободна...

— Еще раз, на какие слухи вы намекаете?

— Сплетни, — сказала леди Флора, — готова поклясться... Сколько вы времени в Кендалле?

— Я приехал 24 марта, сегодня — 6 апреля.

— Всего двенадцать дней, — сказала она. — Господи, а мне кажется, что я вас знаю уже так давно.

«Это очень любезно, — подумал я, — но к чему все это нас приведет?»

— Все-таки в двенадцать дней вы могли ознакомиться с внутренним распорядком в Кендалле. Знаете вы, где находится комната Антиопы?

— Да, был там один раз, на следующий день по приезде.

— Эта комната в первом этаже, в углу замка. Одно из двух окон выходит на море, другое — в парк.