Рита Мональди - Imprimatur

• Название: Imprimatur
• Автор: Рита Мональди
• Издательство: АСТ, АСТ Москва, Хранитель, Харвест
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2007
• ISBN: 5-17-039929-4, 5-9713-3638-X, 5-9762-1194-1, 978-985-13-9040-9

Убийство престарелого французского путешественника – лишь первое из цепи загадочных преступлений, происходящих на тихом постоялом дворе в Риме.

За расследование берутся знаменитый дипломат и разведчик Людовика XIV аббат Мелани и его «доктор Ватсон» (или, точнее, «аббат Адсон») – поваренок постоялого двора.

Погоня за таинственным убийцей ведет их все дальше – то в мрачный подземный мир римских катакомб, то в алхимические лаборатории, то в лабиринты Ватикана, где готовится покушение на жизнь папы Иннокентия XI…

Однако загадка все еще остается загадкой, а преступник все еще идет на шаг впереди охотников!

---

– Версаль! И вы говорите о Версале, где что ни день попирается благородная кровь предков! Что сталось с рыцарством? Сбилось в кучу вокруг короля и его ростовщика Кольбера, все в одном-единственном дворце, и занято тем, что проматывает свое достояние на балы и охотничьи забавы, вместо того чтобы защищать поместья своих славных предков?

– Но, введя такой порядок, Людовик XIV положил конец заговорам, – возразил Кристофано. – Его дед король умер от удара кинжалом, отец был отравлен, он сам ребенком испытал ужасы Фронды! Пусть уж все будут в одном месте, на виду.

– Это-то верно. Но ведь он присвоил себе достояние французской знати. И не понял, что прежде распыленная по всей стране знать оставалась лучшей опорой власти на местах, хоть и представляла угрозу центру.

– Что вы имеете в виду?

– Монарх может держать королевство в узде, только если у него повсюду верные подданные. Людовик же поступил наоборот: объединил аристократию в одно целое. А у целого есть только одна шея, и если народу вздумается ее перерезать, достаточно будет малого.

– Ну уж этому никогда не бывать! – вскипел тут и Кристофано. – Народ Парижа не станет обезглавливать дворян. А король…

Дульчибени гнул свое, не обращая больше никакого внимания на возражения Кристофано и перейдя чуть ли не на крик:

– История не пожалеет этих шакалов, нацепивших на себя корону, пьющих человеческую кровь и заедающих детьми, этих злодеев, посылающих своих рабов на бойню всякий раз, как кровосмесительная страстишка пробуждает в них дух разрушения.

Он чеканил слова, яростно поджимая бледные дрожащие губы, так, словно был на трибуне, а не стоял на четвереньках, обнажив задницу, с носом, замаранным порошком, который он так усердно вбирал в себя ноздрями. Я невольно вздрагивал, Кристофано притих. Казалось, на наших глазах свершается излияние затуманенного или одурманенного рассудка.

Стоило Кристофано закончить мучительную процедуру лечения, он, по-прежнему не говоря ни слова, заложил кусок тонкой ткани между ягодицами пациента, собрал инструменты и двинулся к выходу. Дульчибени со вздохом повалился на бок и застыл.

Как только обличительная речь г-на из Марша была мною доведена до сведения моего наставника, тот убежденно сказал:

– Отец Робледа был прав. Кто же тогда янсенист, если не он?

– Отчего вы так в этом уверены?

– По двум причинам. Первая: янсенисты на дух не переносят иезуитов. Речь Дульчибени против Общества Иисуса, которую ты передал мне в прошлый раз, как раз в этом ключе. Иезуиты – шпионы, предатели, поощряемые папами и все в таком духе – обычный набор нападок на орден Святого Игнатия.

– Вы хотите сказать, что это не так?

– Отчего же, напротив, это совершенно справедливо. Но только янсенисты не боятся открыто возвещать об этом. А наш сосед как раз не боится, к тому же поблизости лишь один иезуит – трус Робледа.

– А кто они, эти янсенисты?

– Церковь при своем основании была чиста, как ручей в истоке. Евангельские истины уже не столь очевидны, как прежде. Чтобы вернуться к первоосновам, нужно подвергнуться суровым испытаниям: покаянию, унижению, отречению. А пока предаться милостивой деснице Господа, отрекшись навек от мира и пожертвовав собой ради любви к Богу.

– Отец Робледа сказал, что янсенисты предпочитают одиночество…

– Это верно. Они склонны к аскезе, суровому образу жизни. Ты, конечно, заметил, как его передергивает всякий раз, как Клоридия к нему приближается, – усмехнулся аббат. – Само собой, янсенисты запредельно ненавидят иезуитов, которые позволяют себе свободу совести и поступков. В Неаполе находится один из крупных центров последователей Янсения.

– Вот почему он обосновался в этом городе.

– Быть может. Жаль, что янсенистов тут же обвинили в ереси за истолкование теологических вопросов, которых я не стану излагать тебе прямо сейчас.

– Понятно. Дульчибени, возможно, из еретиков.

– Это не самое главное. Обратимся ко второй причине.

– Какой же?

– Ненависть, питаемая ими по отношению к государям и правителям. Это чувство – как бы сказать? – не слишком янсенистское. Такое сосредоточение на королях, инцесте, королевских шлюхах, бастардах, на дворянах, утрачивающих сословное достоинство и мельчающих, – все это из области тем, подстрекающих к бунту, беспорядкам, стычкам с властями.

– И что же?

– Да ничего. Только подозрительно. Откуда эти убеждения и куда они могут завести? Мы много чего о нем знаем и в то же время почти ничего.

– Может, с этим связаны и его слова о братьях, сестрах, ферме, о типах, подлежащих уничтожению.

– Ты имеешь в виду его странные переговоры с Тиракордой? Сегодня ночью кое-что должно разъясниться.

Седьмая ночь С 17 НА 18 СЕНТЯБРЯ 1683 ГОДА

Дрожащий свет свечей проникал в щель из кабинета Тиракорды, пока Дульчибени усаживался и ставил на стол бутыль, наполненную зеленоватой жидкостью. Доктор достал чарки, так и не пригодившиеся в прошлую ночь, когда была разбита фляга, принесенная гостем.

Мы с Атто привычно затаились во тьме соседней комнаты. Проникнуть в дом на этот раз было труднее, чем прежде: одна из девушек, бывших в услужении Тиракорды и его жены, долго прибиралась в кухне, и пришлось торчать в каретном сарае в ожидании, когда она уйдет к себе. Потом мы еще некоторое время прислушивались и вошли лишь после того, как в дверь постучался Дульчибени. Хозяин встретил его и препроводил в свой кабинет на втором этаже.

Самого начала разговора мы не слышали, а когда стали подслушивать, снова столкнулись с чем-то совершенно непонятным.

– Повторяю, – потягивая вино, довольно говорил Тиракорда. – Белое поле, черные семена, пятеро работников трудятся под руководством двоих других. Но это же так просто!

– Ах, оставьте, – отнекивался Дульчибени.

И тут вдруг Атто вздрогнул и стал безмолвно, жестами и всем своим видом показывать, какие мы с ним безмозглые дураки.

– Что ж, так и быть, подскажу вам. Это письмо.

– Письмо?

– Ну да! Белое поле – бумага, семена – буквы, написанные на ней чернилами, пятеро работников – пятерня, а те двое, что руководят, – глаза. Неплохо, да? Ха-ха-ха! – зашелся в тягучем смехе Тиракорда.

– Да, замечательно, – только и молвил Дульчибени.

Тут уж и до меня дошло: они загадывали друг другу загадки. Значит, и те таинственные слова, которые мы слышали предыдущей ночью, также были из области этого безобидного времяпрепровождения. Я взглянул на Атто и прочел, что делается у него в душе: досада от того, что мы вновь попусту ломали себе головы. Однако, по всему видать, Дульчибени любил словесные игры гораздо меньше своего приятеля. Как и накануне, он попытался перевести разговор на другую тему.

– Прекрасно, Джованни, – снова наполняя чарки, проговорил он. – Ну а теперь скажите, как он сегодня?

– О, ничего нового. А вы сами-то хорошо спали?

– Хорошо, хоть и мало, – важно отвечал Дульчибени.

– Понимаю, понимаю, – закивал Тиракорда, опрокидывая чарочку и снова наливая себе. – Вы так возбуждены… Однако вы не все еще мне рассказали. Простите, что ворошу прошлое, но почему вы не обратились за помощью к Одескальки, когда дело касалось вашей дочери.

– Я так и сделал. Я же вам говорил. Но они ответили, что это не в их силах. А потом…

– Ах ну да, затем этот прискорбный случай, побои, падение…

– Это не было падением, Джованни. Мне накостыляли по шее и сбросили с третьего этажа. Я чудом остался в живых, – начиная терять самообладание и терпение, отвечал Дульчибени.

– Ну да, ну да, простите. Как же это я забыл. Ваши брыжи должны были мне напомнить… Сказывается усталость, – у Тиракорды стал заплетаться язык.

– Не извиняйтесь, Джованни, лучше послушайте. Теперь ваша очередь. У меня для вас припасено целых три.

Дульчибени достал из кармана книжку и принялся читать приятным и слегка усыпляющим голосом:

О том, что исстари в себя вмешаю, Я по порядку, с А до Z, вам сообщаю. А детям знания дарю впрямую, Посредников-учителей минуя.

Вопросы все решу всенепременно, Вопросы все решу всенепременно, Лишь голос зычный тает постепенно. Однако рано праздновать по мне вам тризну. Хоть и монаху я обязан своей жизнью, Люблю я общество, почет, вниманье – Которое – ей-ей! – залог запоминанья.

Вслед за этим прозвучало еще три-четыре стихотворения, между которыми Дульчибени делал паузы, но так и не дождался ответа.

– Ну что, Джованни? – спросил он наконец.

Ответом ему было лишь ровное посапывание и недовольное бормотание. Тиракорда спал.

И тогда произошло нечто неожиданное. Вместо того чтобы разбудить своего приятеля, позволившего себе лишку, Дульчибени сунул книжку в карман, на мысочках прокрался к чулану за спиной доктора, открыл его и стал там орудовать. Завладев керамическим горшком с дырочками для свободного доступа воздуха и с нарисованными на нем озерной гладью, водными растениями и какими-то непонятными существами, похожими на червяков, он поднес его к свету, приподнял крышку, осмотрел содержимое и поставил на место. После чего продолжил свои непонятные действия, словно ища что-то.