Михаил Ахманов - Ливиец

• Название: Ливиец
• Автор: Михаил Ахманов
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-06386-2

Герой романа Михаила Ахманова – Андрей, прозванный Ливийцем, – живет в далеком будущем. Реальность превзошла самые смелые прогнозы фантастов – человечество решило все свои проблемы, освоило Вселенную, обрело безграничное могущество и даже бессмертие. Однако таким, как Андрей, скучно вести жизнь пресыщенных сверхчеловеков. Без памяти нет будущего, нет ответственности и осознанного выбора. А потому Ливиец раз за разом отсылает свою душу в эпохи войн, крови и несправедливости и, проживая все новые и новые мниможизни, по крупицам восстанавливает историю и культуру народов, оставивших в прошлом Земли размытые временем следы...

---

Это было сделано в девятом тысячелетии. Я не космолог, не математик и не могу утверждать, что разбираюсь в их теориях во всех деталях. Но основы мне понятны – те философские аспекты, что предваряют формулы и уравнения.

Пространство и время – суть атрибуты Вселенной, взаимосвязанные, целостные, слитные с момента Большого Взрыва. Пространство – не пустота, изотропная в любом направлении, оно обладает кривизной, фрактальной многомерностью и прочими свойствами, особыми для каждой точки Вселенной. Также и время; его нельзя представить в виде простых геометрических фигур, линии, круга, спирали, ибо оно сложнейший топологический объект. Как и пространству, ему присущи кривизна, фрактальное самоподобие, изгибы, складки, вихревые токи, сингулярность в районах черных дыр – собственно, все это относится к общей топологии пространства-времени, так как они неразделимы. Все события в Метагалактике, закономерные и хаотические, случайные и обусловленные причинной связью, происходят в определенных точках топологической структуры и в определенном смысле могут считаться одновременными. Это нелегко понять, но в данном случае речь идет не о той одновременности, которую мы обычно представляем, а о многомерном процессе – или, скорее, о его удобном описании.

В рамках такой модели не существует категорий прошлого, настоящего и будущего; их с равным успехом можно считать игрой воображения, либо сиюминутным восприятием мыслящего мозга, либо биологической особенностью нервных тканей. Когда это было осмыслено, возник естественный вопрос о восприятии перемещений в топологической структуре. Жильбер из Койна Космологов отметил, что всякий сдвиг от точки к точке является, в сфере ментальных ощущений, переходом из настоящего в прошлое или будущее. Почти столетие эта идея то принималась, то отвергалась в академических кругах; кто соглашался с нею, а кто считал игрой ума или гипотезой, которую не доказать и Носфератам. Затем психолог Ву и математик Аль-Джа с Альгейстена все же прояснили ситуацию, установив, что материальные объекты и связанные с ними события жестко фиксированы в объективном времени, но психоматрица более подвижна. Методика экстракции психоматрицы в среду Инфонета была уже хорошо известна, и Джослин, опираясь на результаты Ву и Аль-Джа, разработал теорию ПТ, а через несколько лет и опытную установку.

Первое странствие совершила женщина-историк Дейдра, изучавшая миграцию полинезийских племен. Ее вояж был недолгим, всего четыре дня, что обернулись для Дейдры семью месяцами. Этот эксперимент дал импульс теории – Аль-Джа и Ольгерд, его ученик, погрузившись в Зазеркалье, вынырнули в реальность с расчетом кривизны топологической поверхности. Было доказано, что в зонах с большей кривизной время течет быстрее, и эти области воспринимаются нами как прошлое; попав туда, мы проживаем годы мниможизни, тогда как в настоящем проходят месяцы и дни. Более плоские зоны будущего тоже доступны для изучения, но в этом нет нужды: ждать результатов дольше, чем сделать компьютерный прогноз. Наш мир стабилен и надежен, и все, что происходит в нем, известно в будущем. Не стоит его торопить и тревожить.

Другое дело прошлое. Мы потеряли столь многое во времена Большой Ошибки, в тысячелетие глобальных катастроф! От городов остались груды кирпича, бетонных плит и ржавой арматуры, сгнили полотна, шедевры гениальных мастеров, сгорели фотографии и книги, стерлись ленты и диски с фильмами и памятными записями, рассыпались прахом сокровища, добытые археологами, папирусы и пергаменты, посуда, рукописи, расписные вазы, оружие, одежды, украшения… Пожалуй, только глина и камень пережили ту эпоху, еще раз доказав, что нет материалов долговечнее. Где-то, в каких-то особых случаях нам повезло: под Эрмитажем, Прадо и Лувром нашли хранилища картин, храмы майя и пирамиды на нильском берегу не рухнули, сохранились тоннель под Ла-Маншем, тысяча-другая статуй, руины Колизея и Помпей, фрески Тассили… Но многое, слшком многое пришлось восстанавливать с нуля. Не только восстанавливать – заново писать историю цивилизаций и народов, которые уже не воскресишь.

Что бы мы делали, если б не нашелся способ проникновения в прошлое? Отправились в космос, к Носфератам, и попросили бы их рассказать, кто мы такие, от кого произошли? Это был бы акт отчаяния, явное свидетельство того, что корни наши утеряны и мы не в силах их восстановить. Достойна ли такая раса уважения?

«Впрочем, о чем сожалеть?..» – думал я, слушая рассказ Егора. Дело прошлое, и мы с ним справились. Ошибаться, каяться и исправлять содеянное – естественные процессы жизнедеятельности человека.

Мой друг прищелкнул пальцами.

– Чего желаете? – приятным контральто отозвалась беседка.

– Еще вина. И ви-проектор… Есть тут ви-проектор?

– Видеопроектор прямо над вами. Вмонтирован в потолочную балку. Список популярных зрелищ: пляски жриц в храмах Ашшура и Бела, возвращение царя Синаххериба из похода на Вавилон, осада и разрушение Ниневии, битва при…

– Не требуется! – Егор хлопнул по столу ладонью, и плывущий в воздухе поднос опустился у его руки. Он поднял кувшинчик, налил мне и себе. Вино плескалось в прозрачных оксинитовых бокалах.

Егор сказал:

– Выпьем за возвращение, Ливиец. Выпьем за то, чтобы оно было скорым и безболезненным. У Риты, у тебя и у меня. У всех нас.

Когда бокалы опустели, он подпер крупную голову кулаком и мрачно уставился в блюдо с костями барашка. Казалось, недавнее оживление покинуло его; щеки и лоб побледнели, и серые полукружья под глазами, знак рождения на Кельзанге, сделались заметнее.

– Возвращение… – пробормотал Егор. – Я должен рассказать… рассказать и показать, чтобы избавиться от тяжести… Мой путь обратно, малыш, был нелегок.

Что-то произошло, понял я. Что-то случилось там, на Каталаунских полях, после или во время битвы. Что-то такое, что мучает его, гнетет и не дает забыться. Кому же поведать об этом, если не другу?

Налетел ветерок, и листья виноградной лозы, оплетавшей беседку, тихо зашелестели. Солнце клонилось к закату за бурыми водами Тигра, из города, что раскинулся под нами, долетали звуки музыки, далекий гул толпы и смех. Город, замкнутый в кольце стен, был невелик, не то что мегаполисы Эпохи Взлета, и всю его территорию можно было окинуть взглядом. На севере, над садами, всплыл в небо изящный корпус яхты – эллипсоид на тонком стержне, раскрывшемся лепестками гравиподъемника.

– Рассказывай, – произнес я.

– У меня был возок с лошадью, – начал Егор. – Хороший мерин италийской породы, приученный бегать под седлом. Когда началась заварушка, я выпряг его, покинул лагерь и направился к холмам. Искал место повыше.

Повыше, ясное дело. Чтобы обозреть и зафиксировать столкновение двух многочисленных армий, нужен холм, или дерево, или крепостная башня. Найти их нелегко, если ты сторонний наблюдатель – все подходящие высотки заняты военачальниками. Наилучший вариант, если ты сам полководец или состоишь в генеральской свите адъютантом либо посыльным. Посыльным даже удобнее, шире возможности для сбора данных.

Но мой друг в той мниможизни не был ни генералом, ни адъютантом, ни гонцом. Шут, жонглер, который следует за войском, чтобы развлекать солдат…

Уловив мои невысказанные мысли, Егор шевельнул бровью:

– Да, все было занято, малыш, набито под завязку. На холмах стояла пехота германцев-вестготов, союзников римлян. На лесной опушке прятались конные франки и бургунды, тоже союзники, а легионы перекрыли равнину. Для Аэция и его штабных воздвигли помост, но сам понимаешь, туда мне дорога была заказана. Все же я нашел курганчик в стороне – там росли старые вязы, разлапистые и не слишком высокие, но лучше хоть это место, чем ничего. Половину дня пришлось сидеть на дереве. – Он покрутил бокал в пальцах, поднял и отпил вина. – Знаешь, на Кельзанге есть оог, тварь такая вроде здоровенной птицы, однако не летает, а лазает по веткам – клюв и лапы у нее как тиски. Затаится в листве, крутит башкой туда-сюда, крыс-короедов высматривает… Вот и сидел я на дереве точно оог, а крысы внизу мельтешили да резали друг друга. Ну а когда гунны ударились в бегство, я слез, сел на своего конька и поехал разглядывать местность и что там на ней творится после побоища. Искушение, понимаешь… Хотелось мне Аэция зафиксировать, и не только его – возмечтал до Аттилы добраться.

Я кивнул. Естественное желание! Увидеть полководца и вождя, две исторические личности, запомнить их и воспроизвести в записях полного присутствия… Аэция – в момент виктории, в час его великого триумфа, Атиллу – в миг величайшего поражения… Тем более что судьбы у победителя и побежденного были одинаковы – через два-три года оба умрут и, вероятно, насильственной смертью. Я бы тоже не устоял, не высидел на дереве!

– Все там перемешалось… – задумчиво протянул Егор. – Люди, кони, мертвые, живые, готы, гунны, франки, латиняне… Но гунны – шустрые ребята, хоть и бежали, а пропустить, что плохо лежит, не в их обычае. В общем, малыш, меня заарканили – наткнулся на какой-то небольшой отряд из запасных, что не были в бою и панике не поддались. Увезли за Дунай – становище у них где-то в районе нынешнего Будапешта. Пока везли, лютовали в меру, ухо отрезали, руку сломали, пальцы отдавили, а как приехали на место… Псы у них, Андрей, большие, злые, косматые. Забавно показалось, что я невелик, размером с собаку – вот и стравили с псом. Первого я задавил…