Борис Сичкин - Я из Одессы! Здрасьте!

• Название: Я из Одессы! Здрасьте!
• Автор: Борис Сичкин
• Издательство: Бельведер
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996
• ISBN: 5-87461-013-8

Необыкновенная, единственная в своём роде книга о юморе. Юмор присутствует в самых невероятных обстоятельствах.

Книга состоит из трёх глав: “Хочу открыть вам маленький секрет…”, “Я одессит, я из Одессы, здрасьте…” и “Я шучу, я не могу иначе”.

---

Расположение нашего ансамбля, ставшего фронтовым ансамблем Юго-западного фронта, начальник превратил в неприступную крепость. Мы дежурили круглые сутки с оружием в руках.

Однажды новенький скрипач, только прибывший к нам после окончания Киевской консерватории, упражнялся на плацу на скрипке, Мимо проходил начальник. Скрипач его окликнул и обратился к нему:

— Товарищ Яновский, я хотел у вас спросить… Начальник, не дав ему договорить, сказал:

— Рядовой Рывкин, наряд вне очереди.

— Что значит вне очереди?

— Будете сегодня чистить клозет, — ответил начальник, — за то, что обратились не по форме.

— Я получил наряд вне очереди, значит была на этот наряд очередь? Так сказать, по блату? А как я должен был к вам обратиться?

— Товарищ подполковник, разрешите обратиться. Скрипач:

— Так долго? Начальник:

— Что с ним говорить, когда он не военный человек. Эта фраза стала крылатой, и мы её слышали всю войну.

Рывкин нанял какую-то женщину вычистить за деньги клозет. Женщина приступила к своим обязанностям, а скрипач неподалёку упражнялся на скрипке. Когда начальник, проходивший мимо, увидал женщину, он остолбенел.

— Что делает женщина на территории воинской части? Рывкин спокойным смиренным голосом ответил:

— Товарищ подполковник, не волнуйтесь, я её нанял.

— Вы соображаете, рядовой Рывкин, в военное время на территории воинской части посторонний человек!

— Я все понимаю, товарищ подполковник, но можете не волноваться, она все хорошо уберёт. Ведь важно, чтоб было чисто.

И продолжал свои упражнения на скрипке.

Как-то на собрании Рывкин поднял руку и обратился к начальнику:

— Когда мы уже перестанем играть в войну и начнём репетировать нашу концертную программу? Начальник настойчиво готовил нас к войне. Я убеждён, у него была затаённая мысль, что если у нашей армии на фронте ничего не выйдет, наш ансамбль разгромит фашистского зверя. Начальник твердил нам:

— Солдат по боевой тревоге должен быть готов в полной амуниции с оружием в руках за три минуты.

Ночью он неожиданно для нас объявлял боевую тревогу. Бывало, минут через двадцать выходит кто-то из артистов без сапог и оружия. Как-то один пожилой певец обратился к начальнику за помощью:

— Товарищ начальник, пожалуйста, предупредите всех, чтобы они не шутили с оружием, я два дня не могу найти свою винтовку.

Я дружил с шофёром начальника и от него заранее знал, когда начальник собирался объявить боевую тревогу. В тот вечер я ложился спать в полном обмундировании с винтовкой. Как только раздавался сигнал тревоги, я вскакивал первым и поражал начальника. В одной деревне по пути отступления начальник решил провести боевые занятия, было очень жарко. Нам была поставлена задача захватить мост, который находился в километре от населённого пункта. Мы, одетые в шинели, кирзовые сапоги, с винтовкой, противогазом побежали выполнять боевую задачу. Начальник на ходу скомандовал: «Химическая атака». Мы мгновенно надели противогазы, но тут же стали задыхаться. Я поднял с земли пару камней и вставил их по бокам в противогаз. Начальник заметил это и крикнул:

— Солдат Сичкин, почему вставлены камни?

— Чтоб легче было дышать, товарищ подполковник, — ответил я громко. Он был так увлечён штурмом, что не отреагировал на мои слова. Устав от бега, я лёг на землю.

— Боец Сичкин, почему лежите? — послышался командирский голос.

— Я ранен. Этот ответ полностью удовлетворил начальника, потому что входил в его военную игру.

— А вы, боец Каменькович, почему стоите около Сичкина? — спросил начальник у моего друга, остановившегося рядом.

— Я оказываю первую помощь. Этот ответ тоже удовлетворил нашего начальника. Помню, первым добежал до цели скрипач Рывкин и, стоя на мосту, доложил:

— Товарищ подполковник, мост взят!

— Ты убит, — ответил ему начальник.

— Почему? — недоумевал скрипач.

— Потому что ты на открытом месте, ты — мишень для врага. В ансамбле среди певцов и музыкантов было много пожилых людей. Большинство из них страдало радикулитом, подагрой и другими болезнями. Когда мы рассаживались по автобусам, это, как правило, занимало много времени, так как многие охали и кряхтели. Но стоило нам попасть под бомбёжку, автобус очищался за считанные секунды. Все знали, что с немцами шутки плохи.

Самое неприятное и опасное в манёврах был приказ занять боевую позицию. У всех у нас были пятизарядные винтовки с настоящими патронами. Ансамблисты занимали боевую позицию таким образом, что винтовки были нацелены друг другу в зад. Если бы начальник приказал: «Огонь» — пятьдесят задов были бы прострелены. Моя задача была очень простая — при занятии боевой позиции оказаться подальше от наших ворошиловских стрелков. К счастью для ансамбля и для самого начальника он ни разу не приказал стрелять.

Под Сталинградом начальник построил весь ансамбль и приказал надеть противогазы. Но все стояли, как вкопанные, и никто не шелохнулся. Начальник опять приказал: «Одеть противогазы». Реакция на его приказ была точно такой же. начальник велел: «Товарищ старшина, проверьте у них наличие противогазов». Из сумки, где должен был быть противогаз, вытаскивались бритвенные приборы, обувные щётки, бархотки, сухари, консервы, книги, в огромных количествах презервативы и другие необходимые для фронта вещи, но ни одного противогаза. Начальник от возмущения лишился речи.

Я вышел вперёд и обратился к начальнику:

— Товарищ подполковник, все наши бойцы убеждены, что в двадцатом веке ни один здравомыслящий человек не может развязать химическую или бактериологическую войну.

Начальник (вскрикнул):

— Так Гитлер же сумасшедший! Я (совершенно спокойно):

— Тогда это меняет положение. Какой-то кретин прыснул от смеха, и все заржали. Этот идиотский смех стоил мне пяти суток гауптвахты.

ПАРТИЗАНЫ

Мы отступали, сдавая город за гордом. Настроение было паническое. Никто не мог даже предположить, когда кончится бегство.

Как-то стою я с певцом Малиной и говорю:

— Хорошо бы уснуть летаргическим сном на несколько лет, потом проснуться и узнать, чем кончилась эта война.

Неожиданно для меня этот симпатичный еврей, очень хороший певец, отвечает:

— Какой же вы патриот?! Идёт война, а вы хотите уснуть. Кто же будет защищать родину?!

Такого, честно говоря, я от него не ожидал. Человек он был неплохой, и этот пафос звучал весьма фальшиво. Малина напомнил мне директора ансамбля, который удрал с тринадцатью чемоданами в Ташкент.

Всю ночь я думал, какую пакость подстроить Малине. На следующий день подхожу к нему и говорю:

— Сегодня утром меня вызвал в политуправление фронта генерал-майор Галаджев и сказал, что наш фронтовой ансамбль песни и пляски расформировывают. Ансамбль разбивается на отдельные партизанские отряды по десять человек. Меня назначили командиром партизанского отряда, куда входите вы, товарищ сержант Малина, Мучник и Теплицкий.

Двое последних — его друзья, также жертвы моего розыгрыша. Симпатичные пожилые евреи, как и сам Малина. Талантливые певцы.

— С сегодняшнего дня не есть хлеб и сушить сухари. Через три дня мы уходим в лес. Вечером я выдам всем гранаты, а остальное оружие добудем у врага в бою.

Малина, заикаясь, ответил:

— У меня белый билет, я освобождён от армии.

— Товарищ сержант, — сказал я ему, — родина в опасности, о каком белом билете может быть речь? Скажите Мучнику и Теплицкому, что завтра в восемь утра военные занятия, сбор здесь. Идите.

Малина от ужаса не пошёл, а побежал к друзьям с сообщением.

— Что ты мелешь?! — набросились они на Малину. — С какой стати Сичкин — начальник партизанского отряда? А как ансамбль?

— Я же говорю, ансамбль расформирован, разбит на маленькие отряды. Сичкин назначен нашим командиром. Это приказ начальника политуправления фронта. Теплицкий и Мучник застыли от ужаса. Малина продолжал:

— Нас всех перебьют. Сичкин приказал не есть хлеб, а сушить сухари. Через три дня уходим в лес. Завтра он выдаёт гранаты, а остальное оружие будем добывать у врага.

Мучник и Теплицкий побежали к начальнику ансамбля с печальной новостью. Начальник стал темнее тучи. Известие облетело весь ансамбль. Время было такое, что не верить нельзя.

На следующий день я вызываю на военные занятия Малину, Мучника и Теплицкого.

— Легче всего добыть автомат, сняв часового, — объясняю им. — Снимать надо тихо, ударом ножа или штыка.

Показываю. Малину назначаю часовым. Втроём ползём к нему по-пластунски.

— Выбираем момент, когда часовой стоит к нам спиной, и… — Я мгновенно закрыл грязной рукой Малине рот и имитировал удар большим штыком от винтовки.

Дальше я объяснил, что после удара штыком в сердце, его обязательно нужно круто повернуть в сердце, почувствовав, что кровь хлынула.

— После этого часовой уже мёртв на сто процентов, — так закончил я свой урок. Мои подчинённые блевали уже минут десять.