Михаил Угаров - Смерть Ильи Ильича

• Название: Смерть Ильи Ильича
• Автор: Михаил Угаров
• Жанр: Драматургия

История пьесы М.Ю.Угарова «Смерть Ильи Ильича» – по мнению многих, лучшей пьесы современности, – достаточно интересна: говорят, что автор сочинял пьесу «Смерть Ильи Ильича» («Облом-оff») как раз для МХАТа, но после смерти Олега Ефремова она оказалась там не нужна. В результате автор поставил пьесу сам в «Центре драматургии и режиссуры». Последствия хорошо известны: премия на фестивале «Новая драма», премия «Гвоздь сезона» от московского отделения СТД и приз зрительских симпатий на «Золотой маске». Тут же пьесу приняли к постановке в театре им.Р.Симонова и выпустили под названием «Облом ОК». А потом состоялась-таки премьера во МХАТе.

Угаров, человек, как известно, не ленивый (пишет сценарии для телесериалов, руководит «Театром.doc» и т. д.), хорошо объяснил, зачем ему (и всем нам) нужен сегодня Обломов: для профилактики – чтобы противостоять «злой энергии», сопровождающей почти любую активную деятельность; так на узких улицах кладут «лежачих полицейских» – иногда надо сбрасывать скорость. Угаровский совет энергичным людям: залезать в шкаф и сидеть там тихо по 20 минут каждый день – много будет пользы. По Угарову, деятельности в нашей жизни стало столько, что важно культивировать противоположный миф. 

---

Откладывает шитьё, выходит из комнаты.

ОБЛОМОВ (глядя в окно). Вон снег нападал и нанёс сугробы… Покрыл дрова, курятник и конуру. Всё умерло и окуталось в саван. (Смеясь.) А вдруг не взойдет завтра солнце и застелет небо тьма?.. А суп и жаркое всё равно явятся на столе!.. И бельё будет свежо и чисто! И никто не узнает, как это сделается. С кротким взглядом, с улыбкой преданности. С чистыми, белыми руками, с полными локтями. С ямочками!..

Входит Пшеницына, принимается толочь корицу.

Обломов встаёт с кресла, подходит к ней сзади.

(Взяв её за локти, мешая толочь). А если я вам помешаю?

ПШЕНИЦЫНА. Пустите. Мне ещё надо сахару натолочь да вина отпустить на пудинг.

ОБЛОМОВ. Скажите, Агафья Матвеевна… Что если б я вас… полюбил? Вы бы полюбили меня?

ПШЕНИЦЫНА. Отчего же вас не полюбить? Бог всех велел любить.

ОБЛОМОВ. А если я сейчас поцелую вас?

ПШЕНИЦЫНА. Теперь не Святая неделя.

ОБЛОМОВ. Тогда поцелуйте вы меня!

ПШЕНИЦЫНА. Вот будет Пасха, так и поцелуемся.

Обломов нежно целует ее в шею сзади.

ПШЕНИЦЫНА. Ой! Корицу просыплю… Нечего будет в пирожное положить.

ОБЛОМОВ. Не беда!

Пшеницына поворачивается к нему.

ПШЕНИЦЫНА. Что это у вас на халате опять пятно? Кажется, масло? Где это вы? Не с лампадки ли накапало? Или за дверь задели? Вчера мазали петли маслом. Всё скрипят. Дайте, скорее, я пятно выведу и замою – завтра ничего не будет.

ОБЛОМОВ. Добрая Агафья Матвеевна! Поедемте жить в деревню, там хозяйство! Грибы, ягоды, варенья, птичий двор…

Обломов обнимает её.

Я вас, Агафья Матвеевна, ещё раньше видел… В дремоте, наверное…

Подле вас хорошо уснуть, обнявшись… Ведь это и есть тайная цель всякого – найти в своей подруге покой и ровное течение чувств… А страсть… Всё это хорошо лишь на сцене, где с ножами расхаживают актеры. А потом идут, и убитые, и убийцы, вместе ужинать… Дым, смрад, а счастья нет! Воспоминания – один только стыд и рвание волос.

Замерли, обнявшись.

Взлетает портьера на двери, стремительно входит Штольц.

ШТОЛЬЦ. Ну здравствуй, Илья!

Пшеницына, охнув, выбегает.

ОБЛОМОВ. Андрей! Штольц!

Обнимаются.

ШТОЛЬЦ (колотит Обломова по спине.). Ах ты, Lotter! Вот я задам тебе феферу!

ОБЛОМОВ. Откуда? Как? Надолго ли?

ШТОЛЬЦ (отстраняется от него, осматривает). Да что с тобой? Как ты переменился, брат! Здоров ли ты?

ОБЛОМОВ. Левая нога что-то всё немеет.

ШТОЛЬЦ. Что ты не бросишь своего халата? Смотри, весь в заплатах!

ОБЛОМОВ. Привычка, жаль расстаться. Скажи мне, Андрей, вот что… Что – Ольга?

Пауза.

ШТОЛЬЦ. А… Не забыл! Я думал, что ты забудешь.

ОБЛОМОВ. Нет, не забыл. Где же она?

ШТОЛЬЦ. В своей деревне, хозяйничает.

ОБЛОМОВ. С теткой?

ШТОЛЬЦ. С мужем.

ОБЛОМОВ. Так она замужем?

ШТОЛЬЦ. Чего ж ты испугался?

ОБЛОМОВ. Замужем? Давно ли? Счастлива? Да не тяни ты!.. Скажи, Бога ради! Кто ж он, всё никак не спрошу?

ШТОЛЬЦ. Кто? Какой ты недогадливый, Илья!

ОБЛОМОВ. Не… не ты ли?

ШТОЛЬЦ. Я.

Пауза.

ОБЛОМОВ (кричит). Захар, Захар! Неси шампанского! Милый Андрей! Милая Ольга!.. Вас благословил сам Бог! Боже мой! Как я счастлив! Скажи же ей…

ШТОЛЬЦ (смеясь). Скажу, что другого Обломова не знаю! Недаром она забыть не может тебя!

Входит Захар.

ЗАХАР. Андрей Иваныч! Вот радость-то! Глядите-ка, вот и Илья Ильич расплакались!

ОБЛОМОВ (отворачивается, трёт глаза). Знаешь ли ты новость, Захар? Поздравь – Андрей Иваныч женился!

ЗАХАР. Батюшки! На ком?

ОБЛОМОВ. На Ольге Сергеевне. Ты её помнишь?

ЗАХАР. На Ильинской барышне! Вот те на! А я-то грешен, виноват – всё на Илью Ильича сворачивал! Вот какая клевета вышла. Ах ты, Господи, ах, Боже мой!.. Какая славная барышня! Вот Илья Ильич-то и плачет от радости!

ШТОЛЬЦ (вдруг). Поди отсюда, Захар!

Испуганный Захар выходит.

Здесь не о чем плакать, Илья. Это была ошибка… Самолюбие её было задето лишь оттого, что не удалась ей роль спасительницы… Да, самолюбие и гордость! Но до сердца у неё не дошло.

ОБЛОМОВ. А её слезы?! Разве они не от сердца были?

ШТОЛЬЦ. Боже мой, Илья, о чём не заплачет женщина?

ОБЛОМОВ. Но если б я нашёл в себе силы… Изменился, ожил, послушался её и…

ШТОЛЬЦ. То есть если б на твоём месте был другой человек?

ОБЛОМОВ (после паузы). Да, ты как-то иначе устроен… Ты другой…

Пшеницына вносит поднос с пирогами и водкой.

И, не подняв глаз, уходит.

ШТОЛЬЦ. Илья! Я хотел спросить тебя… Эта женщина… что она тебе?

ОБЛОМОВ. Я у неё квартиру снимаю. Вдова коллежского секретаря Агафья Матвеевна Пшеницына. С двумя детьми, с Ваней и Машей. Покойно, тихо. Никто не трогает, ни шуму, ни гаму, чисто, опрятно. Есть с кем слово перемолвить, как соскучишься. Двое ребятишек – играй с ними, сколько хочешь.

ШТОЛЬЦ. Я не то хотел тебя спросить, Илья… В каких ты отношениях к ней?..

ОБЛОМОВ. Что ты хочешь сказать?

ШТОЛЬЦ. Зачем ты краснеешь, Илья? Послушай… Если тут моё предостережение может что-нибудь сделать… то я всей дружбой нашей прошу, будь осторожен…

ОБЛОМОВ. В чем? Помилуй!

ШТОЛЬЦ. Ты смотришь на неё так, что, право, я начинаю думать… Смотри, Илья, не упади в эту яму…

Пауза.

ОБЛОМОВ. Выпей, Андрей, право, выпей. Славная водка! Ольга тебе этакой не сделает. Она споет Casta Diva, а водки сделать не умеет так! На молодом смородиновом листу. И пирога такого с цыплятами и грибами не сделает! А руки-то у нее какие, локти с ямочками! И всё сама! Сама крахмалит мне рубашки! За другим жена так не смотрит – ей-богу! Знает каждую мою рубашку, все протертые пятки на чулках, какой ногой встал с постели, собирается ли сесть ячмень на глаз, какого блюда и по скольку съел, весел или скучен, много спал или нет…

Пауза.

ШТОЛЬЦ. Что сказать Ольге?

ОБЛОМОВ. Не поминай ей обо мне! Скажи, что не видал, не слыхал.

ШТОЛЬЦ. Она не поверит.

ОБЛОМОВ. Ну скажи, что я умер… От удара.

Штольц уходит.

Обломов запахивает халат, садится в кресло.

Утро.

Входит Захар.

ЗАХАР (всплеснув руками) . Зачем это вы, Илья Ильич, всю ночь просидели в кресле?

Обломов хочет что-то сказать, открывает рот, но не может выговорить ни слова.

(Кричит.) Агафья Матвеевна! Ваня! Маша!

Вбегает Пшеницына, бросается к Обломову.

Дети в испуге стоят на пороге.

ПШЕНИЦЫНА. У него удар!

Сцена десятая.

В кресле сидит Обломов.

Движения его ограничены – последствия апоплексического удара.

Входит доктор Аркадий Михайлович.

Он очень изменился, теперь это уверенный в себе человек.

ОБЛОМОВ. Доктор! Вот уж не ждал! Спасибо, что вспомнили!

АРКАДИЙ. Да я к вам на минуточку! Дела, знаете ли… Закрутился совсем. Обширная практика, веду самый широкий приём… Волчком кручусь, дня не хватает!

ОБЛОМОВ. Что, много болеют? И всё душевными болезнями?

АРКАДИЙ. Это нынче в моде! Мужчины, и те стали в обморок падать… Без дела не сижу. С тех пор как наша медицина признала

школу нервных патологий, количество больных резко увеличилось.

ОБЛОМОВ (смеясь). Как же так? Следствие вместо причины?

АРКАДИЙ. Не смейтесь, теперь уж и наукой доказано, что причина и следствие в наши дни не имеют связи.

Оба смеются.

ОБЛОМОВ. Как поживает ваш Сивка? Проверенный в бою деревянный конь?

АРКАДИЙ. Редко мы с ним теперь видимся, всё времени не хватает. Пылится в шкапу. (Помолчав.) Я, собственно говоря, вот по какой причине к вам заехал, Илья Ильич… Ведь я нашёл название вашей болезни!

ОБЛОМОВ. Да ну? И как же её звать? Эники-беники?

АРКАДИЙ. Да ведь я серьёзно! Теперь я с полной ответственностью говорю вам, что готов назвать вашу болезнь по имени!

ОБЛОМОВ. Зачем? Не всё ли равно, как она называется? Да я сам могу вам сто болезней выдумать. Вот, извольте, – жмырь и голядка ! Можно и порошки к ним выдумать, только лечи, – деньги рекой! Всяк у себя жмырь найдёт, и голядка у каждого второго. Можно клинику открыть!

АРКАДИЙ. Полно вам, я серьезно!

ОБЛОМОВ. Я не верю больше в слова, доктор. И в названия тоже. Вот один философ недавно сказал, что – Бог, мол, умер… И что с того? Ведь это одни слова, никто немчурёнку не поверил! А я, в свою очередь, возьму да скажу – человек умер! И что с того? Вон их сколько на улице, никак не переведутся…