Евгений Сухов - Царские забавы

• Название: Царские забавы
• Автор: Евгений Сухов
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2007
• ISBN: 5-699-10785-1

Царь Иоанн IV Васильевич недаром получил прозвище Грозный. Немало пролил кровушки грозный государь, как своих врагов, так и врагов Руси. Но, кроме борьбы с врагами, царь немало времени уделял и битвам любовным. Не зря он считался первым любовником на Руси. Семь раз был женат, а познанных им девиц вообще не счесть. И здесь он проявлял свой необузданный нрав: женщин, хоть в чем-то провинившихся перед ним, царь не щадил. А уж с предпоследней женой — Василисой, которую он застал с любовником, царь поступил с изощренной жестокостью. Великим грешником был царь Иван. И отвечать за свои тяжкие грехи ему пришлось в конце жизни…

---

Беглецы говорили о том, что прошлый год был совсем худой — начался с того, что ураган переломал кресты на московских соборах, а закончился он большим мором во всех городах, что царь в опале побил многих воинских людей, а кто остался, те воюют в немецкой земле, а случись крымская гроза, не обернуться дружинам на русскую землю даже за три месяца.

Девлет-Гирей повелел на всякий случай подержать беглецов в зиндане, потом распорядился подвесить их за ноги, рассчитывая на то, что правда, застрявшая в горле, сама упадет на землю, но когда из Серпухова до хана добрались еще двое новокрещеных татар и поведали о том же, Девлет-Гирей распорядился выпустить узников, приветил их ласковым словом во дворце и подарил каждому из них по турецкой сабле.

Поговорив с перебежчиками час, он легко убедился в том, что ненависть к царю Ивану у них истинная. Крещеные татары отдавали себя в заложники, уверяли в том, что сумеют провести хана со всем его воинством к самой Москве неузнанными, и если на своем пути крымское воинство повстречает хотя бы одну заставу, Девлет-Гирей волен отрубить им головы. И только в способе расправы над русским царем хан не находил с перебежчиками единодушия: крещеные татары желали рвать Ивана на части, если тот угодит в полон, Девлет-Гирей имел желание куда более скромное — довести до Крыма государя в железной клетке, а потом запросить за пленника с опришной Думы великий выкуп.

Сначала Девлет-Гирей послал к Москве большой отряд, а затем сам появился на Оке со всем своим воинством. Хан мог бы свернуть в глубокий овраг, дождаться темноты и, укрывшись покрывалом ночи, переправиться невидимым через реку.

Однако крымский господин предстал перед станишниками во всей своей мощи и тем самым обрек их на смерть.

Глава 5

Печаль о разгроме южной московской Украйны долетела до стольного града подобно пущенной стреле. Горькая весть острым жалом врезалась во врата дворца, встряхнула привычную размеренную жизнь его обитателей, и тремя днями позже навстречу «окаянному басурману» выступили полки Ивана Сельского да призванного из опалы земского воеводы Михайлы Воротынского.

Сам же государь с опришной дружиной отбыл в сторону Серпухова собирать полки.

Хан оказался ловок, свое огромное воинство он вел по просторам Руси с той проворностью, с какой зрячий движется в толпе слепцов. Нигде хан не был узнан, но с каждого города, где он появлялся, отсылал русскому государю гонцов, которые неизменно тревожили царя единственной фразой:

— Великий крымский хан Девлет-Гирей повелел сказать тебе, царь Иван, что он в твоих просторах и прибыл в твой дом, на Русь, за твоей головой!

Посланники знали, на что шли: сами они принадлежали хану Девлету, а души оставались за Аллахом и потому, посаженные за дерзкие слова на кол, они умирали спокойно, с тем чувством, с каким отходят в лучший мир воины, выполнившие свой последний и самый главный подвиг.

Иван Васильевич смотрел на искаженные болью лица и ставил в пример опришникам несломленных татар. Царь желал таких же слуг и упрекал сподвижников в неверности и в нелюбви к своему государю. А последнему вестовому, презрев религиозную брезгливость, царь самолично опустил веки и на искаженное мукой лицо положил платок.

Угроза Девлет-Гирея была нешуточной, хан и вправду задался целью изловить Ивана Васильевича, а однажды даже отрезал опришное воинство от передового полка, в авангарде которого ехал сам государь. Побив массу отроков, хан остатки рассеянных полков заставил отступить в Бронницы.

Девлет-Гирей гонял Ивана Васильевича по вотчинам с той лихостью, с какой свора охотничьих собак играет с загнанным зайцем. Иногда государя отделяли только мгновения от его острых клыков, способных искромсать его сильное тело.

Несколько раз опытные воеводы самодержца запирали многотысячную рать Девлет-Гирея в извилистых лощинах, и, казалось, сгинет тьма крымского хана среди многолесья и топи; но, ведомая опытными проводниками, она пробиралась через густоту расставленных силков, умело используя малейшую брешь. Так просачиваться может только вода через едва заметную трещину. Хан ускользал отовсюду и неизменно оказывался позади государя. Бывали дни, когда Девлет-Гирей находился от Ивана Васильевича на расстоянии в три полета стрелы, и только выставленные заслоны и наспех собранная посошная рать предотвращали полон. И сам государь однажды отрубил хвост тьме крымского хана, состоящей из многих телег с добром и полона из девиц.

Постоял Иван Васильевич немного в Бронницах, а оттуда съехал в Александровскую слободу, где хотел отдышаться от несносного бега.

Воеводы, призванные в помощь государю, пришли в Москву в канун дня Вознесения. Стали полки лагерем у самых стен и принялись ждать. Майская жара была такова, что сняла с ратников броню и выставила их тела под знойное солнце. А на следующий день, окружив Москву, татары подпалили опустевшие предместья.

Хан Девлет-Гирей стоял неподалеку от горящих посадов, он словно хотел погреться от огненного жара и с удовольствием наблюдал за тем, как обожженной кожей шипела и пузырилась смола на струганых досках, как трепетали щепы, словно молили о пощаде, а он удовлетворенным победителем наблюдал за мучениями поверженного неприятеля.

Москва горела так, как будто хотела угодить коварному гостю, даже погода благоволила хану Девлету. Со стороны Москвы-реки подул ветер, который метал огненные щепы прямехонько в Белый город, и совсем скоро деревянные терема занялись таким плотным огнем и пускали такой густой дым, что спрятали от глаз не только Китай-город, но даже Кремль.

Не прошло и трех часов, как огонь спалил едва ли не всю Москву, оставив в целости только каменные строения и дворец. Постоял немного у чадящего пепелища Девлет-Гирей, помолился на восток, а потом, собрав с близлежащих деревень великий полон, скрылся в пыли на ордынской дороге.

Москва погорела вся, не тронут огнем оставался лишь Кремль, но и он, лишенный былого великолепия, стал черным от дыма и оттого выглядел скорбящим.

Народ, набежавший в Москву с посадов, едва ли не весь вымер от дыма. От удушья не сумели спасти даже глубокие подвалы, для многих они стали погребальным местом. Князья и бояре померли во множестве, а простого люда сгинуло и вовсе безо всякого счета. Мертвецы в три слоя лежали на улицах: погибшие во время давки и побитые огнем. У оставшихся в живых не было сил, чтобы схоронить умерших, и их складывали на повозки, свозили к Москве-реке и сбрасывали в воду. Река уравняла всех, став для бояр и черни общей могилой. Трупов скопилось такое множество, что они запрудили реку в узких местах, и поселяне, опасаясь, что вода оставит привычные берега и затопит посевы, баграми проталкивали покойников далее вниз по течению.

Все здесь собрались: именитые и безвестные, молодые и старые, мужики и бабы.

Глава 6

Во время пожара Циклоп Гордей потерял Калису. Бродяги, набившись в Сторожевую башню, проклинали басурмана Девлета и молили только об одном:

— Господи, сделай невозможное, пусть домина выстоит!

Башня, окутанная со всех сторон дымом, и вправду поначалу держалась. С высоты своего величия она наблюдала за разметавшейся стихией, а потом, стиснутая со всех сторон огнем, вспыхнула и сама. Нищие и бродяги повыскакивали из дверей и окон, тесня друг друга, бежали прочь от полыхающей башни.

В эту суматоху Гордей Циклоп и потерял Калису, вместе с ее утратой от него ушла и былая власть.

Люди, запертые каменными стенами, метались по городу, разыскивая укрытия, но все усилия оставались тщетными. Жар был такой силы, что на голове горели волосы, а одежда истлевала в пепел. И когда уже казалось, что не было силы выдержать зной, огонь стал понемногу ослабевать.

Москва выгорела дотла.

Циклоп Гордей теперь ничем не отличался от прочих обездоленных — он ходил по Москве и всматривался в лица усопших в надежде отыскать Калису. Но девицы не было нигде. Следом плелся Гришка (у него до кости обгорела нога), и он то и дело просил Гордея Яковлевича не спешить.

Циклоп не желал внимать его мольбам и продолжал идти к завалам из человеческих тел, в надежде отыскать Калису там.

С Александровской слободы все прибывали государевы люди с подводами и санями, они нагружали их покойниками до самого верха и свозили к реке.

— Да что же вы, супостаты, делаете?! — разозлился Гордей, увидев, как стрельцы избавляются от покойников, сбрасывая их прямо в серую мутную пучину.

— А ты кто такой, чтобы нас поучать? — отозвался за всех служивый лет сорока и, признав в одноглазом монахе самого Гордея Циклопа, уважительно поинтересовался: — Никак ли Гордей Яковлевич?

— Он самый.

— Велено нам так поступать самим государем Иваном Васильевичем. Вон какая жара стоит!.. Если убиенные полежат так день-другой, так совсем спасу не станет. Зараза всякая пойдет. Думаешь, мы не понимаем, что не по-христиански будет? Да что сделаешь!