Антон Белозеров - За дверью

• Название: За дверью
• Автор: Антон Белозеров
• Издательство: Не издана
• Жанр: Боевая фантастика

Его взгляды и поступки — за пределами насаждаемой современным обществом и государством морали (подставь левую щеку, обратись за защитой в милицию, повинуйся законам, которые установило государство и т.п.). Мой герой не Бог или Дьявол, а Калки - десятый аватар Вишну — беспристрастный судья и карающий палач одновременно. В романе я собираюсь довольно жестоко и карикатурно-цинично изобразить окружающую действительность. При этом я понимаю, что такая книга вряд ли будет напечатана. Но мне достаточно того, что она, как я надеюсь, понравится самостоятельно мыслящим, интеллектуально развитым людям, которые видят все несовершенство нашей жизни и готовы с этим несовершенством бороться если не физически, то хотя бы духовно.

---

Я вышел на улицу следом за Пафнутием. Мимо меня быстро прошагали что-то оживленно и со смехом обсуждавшие Савватей и его девушка. Из обрывков их фраз я понял, что говорили они отнюдь не об объединении людей против боблинов. К сожалению, удобная для наблюдения за клубом квартира на первом этаже теперь была занята вернувшимися хозяевами. Поэтому я неторопливо двинулся вдоль дома, с помощью магии подслушивая то, что говорилось в дальней комнате.

— А ты сегодня был в ударе! — заметил Захарий Ефимович.

Тимофей Пахомович издал серию гавкающих звуков, означавших смех:

— Пожалуй, это хренцузский коньбычок на меня так подействовал. Ну что, Ник, не заскучал ты тут без нас? Не заснул? Не допил все, что на столе?

Генерал Старопутов, который в одиночестве выпил пару стаканов, проговорил, немного растягивая слова:

— Я телевизор смотрел. Там людям лапшу на уши вешают. А вы, значит, тем же самым занимались?

— Помаленьку, потихоньку, — хихикнул Захарий Ефимович. — Слышал бы ты сейчас Тима, сам бы внимал ему с открытым ртом, как эти молодые дурачки.

— Да не дурачки они! — возразил Тимофей Пахомович. — Просто энергии у них много, силы много. Сила их пока сильнее разума. Им кажется, что всего они достигнуть могут. Особенно если есть кто-то, кто им цель покажет и пообещает помочь до этой цели дойти. Разве мы сами не такими были? Разве мы не верили в светлые идеалы Уравнительной церкви? Разве искренне не молились вместе со всеми о всеобщем равенстве и братстве? Наливай! Чтобы мы на самом деле верили в то, во что бы нам хотелось верить!

— Опять красиво сказал! — восхитился Захарий Ефимович, вместе со всеми выпивая и закусывая.

— Красиво говорить сейчас все умеют, — буркнул генерал.

— А то! — согласился Тимофей Пахомович. — Раньше нас, молодых, обманывала одна Уравнительная церковь. И она одна использовала нас. А сейчас с одной стороны молодых обманывает государственная боблинская пропаганда, а с другой — мы. И они, и мы — все хотят попользоваться энергией молодых, пока те не научились отличать правду от лжи. А молодые нынче умные. Их на голом лозунге не поднимешь. Вот, скажи, Ник, генерал Колосской армии, много ли было бы у нас солдат, если бы не было обязательного набора, а только добровольная служба?

Генерал отрицательно покрутил головой.

— А ты, Захар, скажи, много бы у нас было сотрудников, если бы я не рассказывал молодежи про то, как мы защищаем хороших людей от плохих боблинов?

Захарий Ефимович ответил:

— Нет, немного.

— Ведь мы же по сути — те же бандиты. Мы защищаем тех, кто нам платит. А на тех, кто не платит, натравливаем своих бойцов. Сколько их у нас?

— Тысячи полторы наберется, — подняв глаза кверху, прикинул Захарий Ефимович. — Из них только пять сотен официально числится в охранных фирмах нашей ассоциации. Остальные даже не знают, на кого работают. Да им и все равно. Кликнем клич: «Громи боблинов!», и к нашим полутора тысячам добавится еще десять-двенадцать. А потом кто разберет, в чьих интересах прошли погромы.

— Ваша частная армия — ничто! — заявил Старопутов. — Ваша молодежь дурная, но не настолько, чтобы пойти на автоматы. А вы, я надеюсь, не настолько дурные, чтобы туда ее послать.

— Конечно, мы не дурные. И правила игры знаем. Ведь в нашей Колоссии как? Кто голову поднимет повыше — того, чик, и уже нет. Только ты не забывай, Ник, что там, — Тимофей Пахомович ткнул указательным пальцем кверху, — прекрасно понимают, что мы привлекаем к себе всех недовольных, причем активно недовольных. И мы держим их под контролем. Ты думаешь, что наши охранные фирмы, наши офисы, наши клубы, наши счета и сами мы — просуществовали бы хотя бы один день, если бы у них, — снова тычок пальцем вверх, — возникли подозрения, будто мы можем представлять опасность для ИХ власти? То, что нам позволяют иметь спортивные клубы и обучать тут молодежь единоборствам — это опять-таки способ взять под контроль энергию юности и направить ее в нужное русло. Ведь всем прекрасно понятно, что даже самый лучший борец — не боец против пули.

— Каламбурчик получился! — радостно воскликнул Захарий Ефимович. — Надо бы записать…

Он подошел к стеллажу, открыл первую попавшуюся тетрадь и написал в ней: «Борец — против пули не боец».

Тимофей Пахомович усмехнулся:

— Ты, главное, Светику эти слова не скажи. А то обидится.

— Светика мы обижать не будем, — согласился Захарий Ефимович и захлопнул тетрадь. — Светик — человек хороший, хотя и идеалист.

Судя по интонации, с которой он произнес слово «идеалист», оно для него было синонимом слова «дурак».

Захарий Ефимович снова сел за стол и произнес:

— А этот Филипп Скалкин тоже неплох! Как думаешь, Тим? Ему убить — что муху прихлопнуть.

— Да, встречаются сейчас такие. Не отчаянные рубаки, как были мы в молодости, а твердые и хладнокровные. То ли современные фильмы на детей так влияют, то ли компьютерные игры. Для них живое существо — все равно, что персонаж на экране. Но нам таких не надо. Такие за идею работать не будут. Умные. Скалкина будем держать на заметке, но подальше. Вдруг нам когда-нибудь потребуется человек для работы… одноразовой. Тогда и его не жалко, и с нами связей никаких не будет. А для постоянной работы нам бы людей попроще. Которым можно поменьше заплатить, а побольше наобещать.

Захарий Ефимович согласно покивал головой:

— Вот-вот! А Пафнутия Марфушина, если ты не возражаешь, я к себе возьму. Мне в отделе перспективных разработок компьютерный гений весьма пригодится. Хватит уже работать по старинке: арматурой, утюгами, взрывчаткой.

— Так я в понедельник его к тебе и направлю, — согласился Тимофей Пахомович. — Дай ему для начала что-нибудь простенькое для проверки. Ну, например, пусть соберет компромат на ту фирму, которую нам заказали ребята из «Колосского нафтелина».

— «Северный нафтелиновоз»?

— Вот именно. Пусть проверит их банковские счета, электронную переписку, документацию. Действительно, пора нам осваивать новые технологии и переходить на новый уровень. Как считаешь, Ник?

Генерал, опьяневший гораздо сильнее своих друзей, слегка заплетающимся языком промямлил:

— Ты, Тим, главное, не лезь выше того уровня, за которым тебе голову открутят!

— Я же говорю, что свое место знаю! — со смесью обиды и досады в голосе ответил Тимофей Пахомович. — И там, наверху, знают, что я знаю. И ты им мои слова, я знаю, передашь. Эх, наливай, Захар!

Тем временем Световзор вместе с учениками вышел из клуба, попрощался перед входом, и они направились в разные стороны. Если бы я не был окружен оболочкой невидимости, то Световзор бы, несомненно, увидел меня, пройдя всего в двух шагах. Я ожидал, что, закончив занятия с учениками, Световзор присоединится к беседе в дальней комнате. Но то ли он не входил в узкий круг старых однополчан, то ли сам не хотел принимать участие в застолье, то ли понимал, что ничего нового из уст своих старших товарищей он не услышит.

Убедившись, что клуб опустел, Афанасий запер входную дверь на задвижку и вернулся в дальнюю комнату. Захарий Ефимович налил стакан и ему.

— Давайте выпьем за неосуществимые мечты! — предложил тост Тимофей Пахомович. — Так хочется представить себе вновь тяжесть автомата в руках…

Наверняка, все поняли, что он имеет в виду, но что не решается произнести вслух даже в компании самых близких друзей.

Я не мог удержаться и подал реплику прямо возле уха Тимофея Пахомовича, рассчитывая на то, что он не заметит, кто из присутствующих ее произнес:

— Так что же мешает?

— Что мешает? Отвоевали мы своё. У нас дома, семьи. У меня, вот, скоро внуки появятся. Не могу я, как в молодости, жизнью своей рисковать ради абстрактных идей, ради красивых лозунгов. Пусть теперь молодые воюют. Чтобы с НИМИ бодаться — надо за это жизнь свою положить. А моя жизнь теперь принадлежит не только мне, но и тем людям, за которых я отвечаю. Сколько их, Захар?

— Официально — пять сотен сотрудников охранных фирм, — напомнил тот, хотя вопрос бы, скорее, риторический. — А вообще — сколько надо, столько и наберем. С твоим красноречием можно всю страну поднять…

— Тссс! — прижал палец к губам Тимофей Пахомович. — А вот об этом не надо! Я первым не пойду. Первые, конечно, становятся героями, но посмертно. Я — офицер, пусть и бывший, а не главнокомандующий. Вот кто-нибудь возьмет на себя ответственность, отдаст приказ…

— И?... — заинтересовался генерал Старопутов.

— И я трижды подумаю. Да и вообще, пустой этот наш разговор. Все равно нет сейчас того, кто мог бы повести за собой. Кто мог бы — тех ОНИ уже дано убрали. Мы великоколоссы, не умеем объединяться ЗА кого-нибудь. Мы скорее друг другу глотки перегрызем, чем признаем своего великоколосса главнее себя. Зато мы очень хорошо дружим ПРОТИВ кого-нибудь. Тут уж мы все едины. Сейчас мы не любим боблинов за то, что те преуспевают там, где мы, великоколоссы, слабы. Но скинь боблинов, и наше великоколосское братство рассыплется. Меняться с боблинами местами для меня, например, нет никакого смысла. Меня, в общем-то, моя жизнь устраивает. Что может предложить тот, кто пойдет против НИХ? Опять вернуться назад, к Уравнительной церкви? Так это мы только по молодости лет считали ее самой лучшей. А что нам дала Уравнительная церковь за нашу пролитую кровь, за храбрость и самоотверженность? Ордена и медали? Так их ведь на хлеб не намажешь и от дождя не прикроешься. Еще квартиру мне дали, в которой сейчас Афанасий живет. Так ему одному в той квартире тесно, а мне ее дали на всю семью: мне, жене и двум детишкам. И еще я благодарить должен был уравнителей за эту подачку, ведь другим вообще отдельных квартир не досталось, в общежитиях продолжали ютиться. Так ведь, Захар?