Александр Бахвалов - Нежность к ревущему зверю

• Название: Нежность к ревущему зверю
• Автор: Александр Бахвалов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1972

В основе сюжета – рассказ о трудностях и мужестве летчиков – испытателей, работающих над созданием новой авиационной техники. По мотивам романа был снят одноименный фильм.

---

– С левой стороны, это точно, – отозвался Углин. – Может быть, через бак, но скорее всего через двигатель.

– Понял.

– Но почему машина кренится влево? – спросил Чернорай.

– Как влево? Пустые баки слева и крен тоже влево?

Но так оно и было.

– Леша, у тебя куда кренится, влево? – спросил Чернорай.

– Да, потому что два двигателя встали.

Машина кренится из-за несимметричности тяги, – сказал Углин.

– Булатбек, – сказал Лютров, – дай Славе схему посадки.

– Топлива девять тони, – доложил Углин.

– Снижаемся, – сказал Лютров, – топливо больше не уходит? Кран перекрыт?

– Расход в норме.

– Следите.

– Костя, частоту Перекатов настроил?

– Да. Слава, работай.

– Они нас наблюдают? – спросил Лютров. – Пусть возьмут под контроль… Что сказали, Слава? Прямо садиться?

– Да. Шестьдесят километров до ближнего привода. Можно садиться с ходу. Ветер почему-то дают попутный, по полосе, – он протянул Лютрову схему посадки, – вот так… Так зайдем, садиться сюда…

– Вес может оказаться большим, худо с попутным, полосы может не хватить.

– Алексей Сергеевич, – чеканно сказал Углин, – вес, к сожалению, маленький.

– Точно, да?

– Абсолютно. Керосину нет на машине, – сказал Тасманов.

– Сомнений нет, – сказал Углин.

– Слава, магнитофон включил?

– Да. Булатбек, удаление какое?

– Сорок пять километров.

– Курс у них посадочный какой?

– Сто сорок девять. Будем заходить по обратному лучу.

– Да, пусть помогут, – сказал Лютров. – У них что, плохой заход с этой стороны?

– Видимо, да, если посылают по ветру.

– Почему, ты не знаешь?

– Нет. Надо запросить.

– Алексей Сергеевич, на двух двигателях сядем? – спросил Углин

– Пока снижаемся… Там посмотрим. Прямая покажет. В крайнем случае запустим перед посадкой один левый.

– И он моментально проглотит все топливо. Все топливо уйдет за две минуты.

– Сколько сейчас?

– Восемь тонн.

– И пока держится?

– Да, норма сейчас, – сказал Тасманов.

– Булатбек, сколько осталось до них?

– До Перекатов удаление… около сорока.

– Понял.

– Заведут с ходу, у них пеленгатор, – сказал Саетгиреев.

– Слава, земля, работай, – сказал Карауш.

– Я – 0801, я – 0801!.. Снижаюсь аварийно… Да. Прошу обеспечить посадку с ходу… На курс сто сорок девять. Вас понял. Как ветер?.. Да, продолжаю снижаться, скорость снижения… восемь метров в секунду. Снижаюсь на двух двигателях.

– Топлива семь с половиной тонн, – сказал Углин.

– Хорошо.

В кабине раздались редкие звонки.

– Это что, Булатбек, дальний привод?

Неожиданно заговорила земля:

– Перекаты-один, Перекаты-один… Рабочая длина полосы тысяча восемьсот восемьдесят метров… Земляные работы в конце… Обеспечьте торможение.

– Вас понял. Давайте удаление… Понял. Курс сто сорок девять? Понял.

– Второй двигатель у нас не работает, тормоза будут аварийные, командир, – сказал Тасманов.

– Хорошо. Сколько топлива, Иосаф Иванович?

– Топлива семь тонн.

– Слава, выпускай шасси.

– Шасси? Рано, на двух двигателях не дойдем, Леша, зачем? На прямой выпустим. Зачем тебе это нужно?

– Выпуск аварийный, могут долго не выходить.

– Выпустятся, на прямой снижаться будем и…

– Тасманов, шасси будут нормально выходить?

– Шасси?.. Слабо будут выходить.

– Слабо, да?

– Да, медленно.

– Сейчас развернемся и будем выпускать, Слава.

– Будут заводить по локатору, – напомнил Саетгиреев.

– Слава, скажи, чтобы длинный заход не делали.

– Понял. Разворачивайся.

– Видишь полосу, да?

– Да.

– Скорость триста… Слава, посмотри, шасси-то у нас…

– Не вышла правая?

– Правая нога не вышла.

– Аварийно выпускается, – сказал Тасманов, – медленно идет.

– Слава, держи скорость!.. Слава, скорость триста.

– Двигатели больше не дают!

– Тасманов!

– Да, командир?

– Запусти второй двигатель!

– Понял, запускаю.

– Магистральный кран открой! Второй, второй, – сказал Углин.

– Двигатель не идет, командир.

– Первый запускаю, – сказал Углин.

– Слава, машина падает! Держи обороты полностью, Слава!

– Двигатели не держат… Давай форсаж, Тасманов!

– Бортинженер, форсаж обоим правым!

– Есть обоим форсаж!

– И запусти какой-нибудь двигатель, – сказал Чернорай.

– Нет, ничего! – По полосе, как по ориентиру, Лютров видел, что форсаж восстановил нужную скорость снижения. – Шасси?

– На месте, командир, – сказал Тасманов.

– Хорошо, Алексей Сергеевич, – сказал Саетгиреев. – Доворачивайте.

– Да, да… Форсаж есть?

– Да, – отозвался Тасманов.

Едва кромка полосы скрылась под самолетом, как колеса С-44 гулко зарокотали по бетону.

– Хорошо… Вот так, – говорил Лютров, – убирай форсаж, Слава. Убирай двигателя, Тасманов.

– – Понял, двигатели убрал.

– Хорошо. Парашют, Слава, парашют.

– Тормоза аварийные, – напомнил Тасманов.

– Понял. Славик, парашют.

– Есть, есть.

Все почувствовали сильный рывок выпущенных тормозных парашютов, а вслед затем услышала голос Карауша:

– Ну вот, а вы боялись…

– Проснулся, одессит… Вентиляторы, Слава, не забудь.

– Да, Да.

– Братцы, а топлива осталось семь тонн! – сказал Углин.

Спокойно, спокойно, полоса кончается, а мы еще не встали… Вон строительные машины, там люди… Тихо, тихо…

– Сейчас встанем. Все нормально, – сказал Тасманов.

Несколько раз качнувшись при включении тормозов, С-44 остановился.

– Ну вот, братцы, по-моему, ничего…

– Отлично, Алексей Сергеевич! – сказал Углин. – Айда разбираться.

Еще до того, как к огромной машине, казавшейся среди ИЛ-14, ЛИ-2 и АН-24 осой, упавшей в муравейник, подкатил оранжево-черный «газик» руководителя полетов, высокого, подвижного человека в форме, из люка в нише передней ноги самолета по спущенной Тасмановым лестнице вышли один за другим все члены экипажа. Из шести человек в коричневых кожаных костюмах только двое резко выделялись – Лютров своим ростом, как будто стеснявшим его, принуждавшим двигаться медленно и опасливо, и Углин – пугающе худой, узкогрудый человек в очках, которые непременно соскочили бы с его длинного тонкого носа, если бы на пути к стыдливо розовеющему в любую погоду кончику не оказалось удобной впадинки. Бортрадист Костя Карауш и штурман Саетгиреев выглядели одинаково стройно, в равной мере обладая той юношеской стройностью, которая ухитрялась уравнивать их в летах, хотя Карауш был почти на десять лет старше Саетгиреева. Тасманов и Чернорай казались братьями – одинаково коротконогие, с широкими литыми спинами и длинными руками, разве что Чернорай был заметно крупнее бортинженера.

Углин первым подскочил к двум спаренным двигателям на левой стороне и, ступив прямо в натекшую на бетон лужу керосина, принялся вскрывать капот двигателя.

– Что-то, по-видимому, с топливными трубами. Что-то с ними, – бормотал Углин, ловко орудуя отверткой в паре с подоспевшим Тасмановым, не замечая, что керосиновая капель сыпалась ему за шиворот.

– Ну, конечно! Смотрите!

Все шестеро, несколько потеснив любопытствующего руководителя полетов, сгрудились под провисшими створками капота, рассматривая плавно огибающую стальное тело двигателя белую трубу топливопровода. Там, куда указывала отвертка ведущего инженера, был виден сползший с места массивный, выточенный из нержавеющей стали стыковочный хомут с оборванным креплением, а в месте, где ему надлежало быть, зияла обнаженная щель, через которую за часовой полет они потеряли несколько десятков тонн керосина.

– Н-нда, – Костя Карауш причмокнул и посмотрел на Углина взглядом ведущего расследование детектива. – Насколько я понимаю в кавалерии, мы должны были сгореть, многоуважаемый Иосаф Иванович?

– Маловероятно, Костенька. При таком истечении пожар маловероятен, мощный поток, насосы работали на максимале… Я их уничтожу! – неожиданно прибавил Углин, имея в виду не насосы, а фирму, чьи двигатели стояли на С-44. – Такого пустяка не продумать.

Через час заместитель начальника аэропорта устроил экипаж в пустующей гостинице для летного состава, установил охрану самолета, вручил Лютрову подтверждение приема посланной на летную базу радиограммы о вынужденной посадке, и когда Лютров протянул ему в знак благодарности руку, он задержал ее, неожиданно объявив:

– А я вас знаю.

Лютров внимательно посмотрел на крепко подбитого жирком человека в синей форме с золотыми шевронами, силясь вырвать из картотеки памяти ничем не примечательное, улыбающееся лицо. Но тщетно. Он не мог вспомнить этого человека.

– Вот задача, – сказал Лютров, и в самом деле озадаченный тем, что плохая память может обидеть, черт возьми, хорошего человека.