Мервин Пик - Титус Гроун

• Название: Титус Гроун
• Автор: Мервин Пик
• Жанр: Фэнтези

Мервин Корено Пик (1911 – 1968) – английский писатель, поэт, драматург и художник, автор блистательных иллюстраций к «Острову сокровищ», «Алисе в стране чудес» и к собственным произведениям. Как писателю, настоящую славу ему принесла трилогия «Горменгаст» – живописное и захватывающее повествование, парадоксальным образом сочетающее традиции Диккенса и Кафки.

Его герой, рожденный властителем фантастического замка, вся жизнь которого подчинена букве древнего ритуала, отчаянно стремится вырваться из замкнутого статичного пространства каменных стен, уродующих жизни и души своих пленников.

За эту книгу Мервин Пик был удостоен премии британского Королевского литературного общества.

---

Рано или поздно глаз все равно находит желаемое, и тогда в нем загорается дикая страсть, смешанная с предчувствием безумной удачи.

Когда Стирпайк только начал осмотр раскинувшейся перед ним панорамы Горменгаста, окружающий пейзаж показался ему только скоплением разнообразных форм крыш. Море, океан черепицы. Но, приглядевшись поближе и повнимательнее, паренек понял, что ошибался. Во-первых, в море черепицы островками выделялись башни. Он теперь видел также и то, что стены были сложены из каменных блоков разных размеров – те, что помельче, были скреплены раствором, а более крупные держались за счет собственного веса. В случае необходимости можно воспользоваться уже приобретенным опытом путешествия по стене, хотя от подобной перспективы Стирпайк сразу же ощутил легкое подташнивание. Разглядел он и засохшее дерево, непостижимым образом умудрившееся зацепиться корнями между камней южной части замка. Наверное, смекнул паренек, ветром туда нанесло земли, вот дерево и выросло. Впрочем, как видно, влаги и земли ему в конце концов все равно не хватило. Невольно Стирпайк подумал – если даже дерево при своей невозможности двигаться проявляло такую волю к жизни, с какой стати он должен падать духом?

Внизу, как раз под деревом, примерно на расстоянии нескольких сотен футов от Стирпайка, шли две женщины. Отсюда они казались огрызками цветных карандашей, не больше. Сходство усиливалось их ярко-красными нарядами. Даже с высоты своего положения юноша мог определить, что идущие внизу разговаривают о трудностях жизни – уж больно оживленно они жестикулировали. Беглецу стало весело – он видит всех, а его не замечает никто.

Потом одна из женщин остановилась возле стоящего прямо на открытом воздухе стола, а вторая сделала несколько шагов в сторону и пропала. Как назло, то место было загорожено стволом дерева, но паренек догадался, что вторая женщина, скорее всего, вошла в дверь.

Потом Стирпайк скосил глаза в сторону дерева – интересно, как долго боролась оно за жизнь? Ствол был не слишком толстым, каким-то узловатым – конечно, от борьбы за выживание, которая, впрочем, все равно завершилось не в его пользу. То, что ствол не слишком массивен – еще не показатель, соображал юноша – от недостатка воды и что там еще нужно растениям – дерево вполне могло быть очень старым. И вдруг беглец вздрогнул – как раз за деревом, совсем неподалеку от его убежища, в стене виднелся темный провал окна. И как только он его раньше не заметил? Впрочем, тут же сообразил Стирпайк, до окна ему не добраться при всем желании, как бы близко оно не находилось. И потому, подумал он резонно, лучше не терять времени и продолжать наблюдение.

Прямо напротив него стояла невысокая башня – намного шире остальных, с плоской крышей, по периметру она была опоясана двумя балконами, а внизу, на некотором расстоянии от земли, к башне примыкало сложенное из камня продолговатое сооружение. Поначалу Стирпайк не сообразил, для чего служит эта пристройка, но потом, приглядевшись, заметил, что солнечные лучи играют на поблескивающей поверхности. Стало быть, там вода. Огромная открытая емкость, примерно половину наполненная дождевой водой, прикинул беглец. Выходит, там цистерна. Рядом с цистерной, чуть сбоку, находился выложенный же из камня бассейн – отсюда он казался не больше ладони, но острый глаз юноши тотчас уловил что-то белое, двигавшееся по водной глади. В следующий момент Стирпайк сообразил – лошадь. Рядом с лошадью белела крохотная точка. Конечно, это жеребенок. Долго не мог понять Стирпайк, что за черные точки во множестве усеяли кровлю стоявшей напротив башни. Только тогда, когда одна из точек, размером с комара, сорвалась с места и направилась в его сторону он сообразил, что это вороны. Как видно, вороны и сами разглядели его, и одна из них, самая любопытная, не утерпела и отправилась на разведку. Ожиданиям птицы не суждено было сбыться – разочарованно сделав разворот, ворона через минуту опустилась рядом с товарками, встретившими ее раздраженным карканьем.

Поняв, что ничего интересного он больше там не увидит, Стирпайк перевел взгляд чуть в сторону. Его внимание привлекло отверстие в стене – даже не окно, так как там не было рамы и подоконника, а именно отверстие. На мгновение оттуда высунулось что-то темное, и беглец решил, что это голова. На всякий случай поваренок перекатился за ближайший выступ карниза – конечно, маловероятно, что его увидят, но все-таки не стоит искушать судьбу.

Потом юноша перебрался поближе и чуть наискось, где крыша нависала над землей широким козырьком. Отсюда можно было еще лучше видеть кусочек стены с отверстием. В это время голова высунулась снова, и Стирпайк едва не расхохотался – что за чудовище? Во-первых, голова была непропорционально продолговатой, а нос, узкий и длинный, тянулся от самого лба до верхней губы. Между клинообразным подбородком широкими ноздрями располагался крохотный рот с поджатыми губами. Даже отсюда, с расстояния примерно тридцати футов, беглец видел недовольное выражение, маской застывшее на лице. Жидкие седоватые волосы свисали жалкими клочками вниз. Нет, решил Стирпайк, несомненно, нос – доминирующая часть лица – он даже затеняет глаза, и без того крохотные…

Потом голова скрылась, но через какое-то время вновь высунулась из окна.

Стирпайк пригляделся – ему показалось, будто голова сидит на шее странного существа под неестественным углом.

Продолговатая голова высунулась опять, и до ушей юноши донесся крик. Боже, какой отвратительный голос. Впрочем, он был подстать голове…

Странное существо – если оно говорило, то это, без всякого сомнения, был человек. Слова, выскакивавшие из уст незнакомца, были как будто знакомы поваренку, только они были до невозможности искажены – то ли голосом человека, которого Стирпайк уже успел окрестить про себя «лошадью», то ли просто воем ветра… Юноша далеко не сразу догадался, что слова сами собой ложатся в рифму, несмотря на немилосердные искажения. Да это ведь поэт!

Несколько минут «лошадь» говорила свои вирши, уставив глаза в небо. Стирпайк на всякий случай решил не искушать судьбу и не высовывался из-за выступа – мало ли что. Однако, слушая возгласы поэта, иногда срывавшиеся на визгливые ноты, поваренок решил, что боятся ему нечего, поскольку такие люди, как правило, не от мира сего. Когда юноша осторожно высунул голову и взглянул вниз, он увидел, что «лошадь», подперев подбородок ладонью, смотрит в небо и, кажется, решительно не желает ничего замечать вокруг себя. Стирпайк прислушался, силясь вникнуть в суть декламируемых стихов:

Остановись, мгновенье красоты,
Пока остатки чувства не угасли,
Ведь ценность для меня – лишь ты,
И лишь тебе мои мечты подвластны.

Я встану, встанешь рядом ты,
Пока течет ручей сомненья,
Струиться будут светлые мечты,
И не увидят мои сны гоненья…

Остановись и пожалей меня,
Я не могу томиться в ожиданье,
Не мучай Гроунов при свете дня,
Позволь мне хоть минуту ликованья!

Как я ждал того мгновенья!
В своем Северном крыле,
Смахиваю прочь сомненья,
И капли пота на челе.

Я сижу, а дни проходят,
За окном дожди шумят,
Утром солнышко восходит,
Птицы за море летят.

Я сижу, мне одиноко,
Я делю с собой мечты,
И тоскую обречено,
Жду, пока настанешь ты…

По ночам успокоенье
Нахожу с трудом во сне,
Но и там – одно томленье,
Но и там тоскливо мне!

Свет луны – как свет печали,
Тленно все, и смертны все,
Вот и листья с древ опали,
И природа уж во сне.

Я сижу, и я тоскую,
Чу! – на лестнице шаги!
Я тебя ко всем ревную.
Только ты мне помоги!

Может, ты придешь ко мне?
Станем вместе тосковать…
Коль пришла бы хоть во сне –
Было б легче мне страдать.

Серо все вокруг, уныло.
Потому уж мне не мило –
Жду тебя, и знай – любя!

Ну приди, приди скорей!
Посети меня, любя,
Коль умру я даже, там –
Нет покоя без тебя!

Стирпайк всегда был парнем терпеливым, но даже его железного терпения не хватило, чтобы внимательно дослушать даже второе четверостишие, остальное он просто пропустил мимо ушей. Тем не менее юноша понял одно – сидящему внизу человеку неимоверно скучно и он ищет на свою голову приключений. То, что у него безобразное лицо, еще не говорит о том, что у него столь же отвратительный характер. Наверное, его можно даже попросить о чем-нибудь – например, принести хоть немножко еды… Но потом поваренок решил не беспокоить поэта – несомненно, тот считает, что вокруг никого нет, и его появление испугало бы, если не шокировало. Пусть себе развлекается. Не спуская с поэта глаз, Стирпайк принялся спускаться по боковому откосу, что обрывался к земле всего в нескольких метрах от стихотворца. На ходу же паренек соображал – нужно как-то подготовить поэта к своему появлению. К примеру, произвести какой-то предварительный шум. Спустившись, насколько это было возможно, юноша свесил ноги вниз и осторожно кашлянул. Поэта словно подбросило – он вскочил, стукнувшись головой о свод окна. Глаза испуганно взглянули на паренька, ноздри мечтателя бешено раздувались. Желтовато-бледное лицо поэта тотчас стало сначала розовым, а потом налилось свекольным пурпуром, когда он увидел Стирпайка.