Андрей Щупов - Сонник Инверсанта

• Название: Сонник Инверсанта
• Автор: Андрей Щупов
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

Повествует о путешествии героя по мирам, которые в равной степени можно называть параллельными и виртуальными. То есть поначалу герой полагает, что его перебрасывает в сопредельный мир, но, в конце концов, начинает подозревать, что это его собственные ужасы и кошмары, а первопричина необычного перемещения кроется в его собственных застарелых комплексах. Из объекта охоты он превращается в гостя, из гостя — в узника психической клиники, из пациента — в полномочного властителя неведомой страны. Он хочет мира и процветания, но сеет рознь и развязывает войну. Этому и посвящен роман — вещам, которые мы творим, сами того не желая, и тем людям, которых мы любим и предаем.

---

Желание и дальше лежать на полке начисто пропало. Проворно побросав домашние вещи в дипломат, я скоренько переоделся и, спустившись вниз, тронулся к тамбуру. У вынырнувшей навстречу пухлотелой проводницы машинально спросил:

— Маловодье уже проехали?

Она глянула на меня темными недоспавшими глазами, устало пробурчала:

— И когда вона успел получается! Только плацкарт, а такой молодой!

Самое нелепое, что смысл ее абракадабры до меня все же дошел. Вероятно, я показался ей выпившим, и фраза моя представлялась ей столь же непонятной, как представлялось мне все слышимое вокруг.

Плечи мои виновато дернулись, я покаянно улыбнулся. Бултыхнув массивной связкой ключей, проводница прощающе погрозила мне пальцем.

— Вот напьешь молодость в окна — ох, наверное!

Да уж, наверное! Тут она была права…

Прошмыгнув мимо проводницы, я укрылся за тамбурной дверью. Энергично подергал себя за уши, ущипнул за нос и даже бацнул коленом по обшитой жестью переборке. Бесполезно. Все продолжалось по-прежнему. Бортовая и килевая качка, стук колес под ногами, едкий дымок из консервной, прикрученной к дверце банки. Перистальтика длинной железной кишки, именуемой поездом, работала в привычном ритме. Вагоны чуть отставали и вновь нагоняли друг дружку, толчками побуждая состав бежать быстрее. Привычный неуют замкнутого пространства обжимал подобием гидрокостюма. Низко, узко и тесно. Пыльный плафон у правого виска чуть помаргивал, желая ободрить, прогорклый запах нечистого угля щекотал ноздри и навевал далекие воспоминания.

Помешкав, я осторожно отворил наружную дверь. В тамбур ворвался ветер — в меру прохладный и в меру прогретый летним солнцем. Само собой, было вдосталь и пыли, но это все-таки лучше, чем уголь с табаком.

Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, я захлопнул дверь. А спустя секунду, в тамбур вошли двое. Грузный высокий мужчина в сером плаще и довольно симпатичная девушка-Асоль. Взглянув на меня, мужчина неловко приобнял девушку, и мне тут же подумалось, что рядом они совершенно не смотрятся. Рябоватая физиономия пожившего на свете дрессировщика слонов и личико юной златовласки — солнечно яркое, с загадочно поблескивающим взором. Я отвел взгляд в сторону и вновь вернулся к серому плащу. Ну да, серый — и что с того? Точно такой же был у того коренастого типа в Литературном квартале. Князь — так он, кажется, себя назвал. Впрочем, мало ли на свете серых плащей!

И все же парочка смотрелась странно. По возрасту — отец с дочерью, по поведению — любовники. Я мимолетно поглядел в лицо златовласки и ощутил грусть. Девочка-Асоль с задумчивыми глазами мне определенно могла бы понравиться. При определенных обстоятельствах и в надлежащем настроении. А вот мужчина вряд ли. Что-то такое у него таилось во взоре — чужое и холодное. И ботинки у него были жутковатого размера — никак не менее сорок шестого. Словно выглядывали из-под штанин две темные акульи морды — тупые и безжалостно крепкие.

Мне снова стало не по себе. Настолько не по себе, что даже ладони вспотели.

Мужчина, крякнув, оправил на себе плащ, небрежно сунул руки в бездонные карманы. Чувствуя, что он снова смотрит на меня, я медленно поднял голову. Так и есть. В глубине зрачков не просто холодок, — нечто более скверное.

— Пан Климов?

Кусочек старого осклизлого сала проскользнул от желудка к горлу, и мне стоило большого труда справиться с тошнотворной слабостью.

— Скорее уж Климов-сан, — вяло пошутил я и тут же напрягся. Фраза опять могла прозвучать как-то не так. Но пугаться следовало другого. Мужчина резко выдернул руки из карманов, и в каждой из них оказалось по матово отсвечивающему пистолету.

— Ни с места тут!

— В чем, собственно…

Я не договорил. Дверное стекло справа от мужчины брызнуло осколками. Серый плащ на литых плечах мужчины разорвало в матерчатые клочья. Дымное, нитяное, красное — все смешалось в единую месиво. Стреляли из тамбура соседнего вагона — и стреляли, надо сказать, довольно часто. Мужчину швырнуло к стене, прямо на девочку-Асоль, которая, пискнув, упала на колени. Но, даже будучи раненым, «дрессировщик слонов» не терял времени даром. Рыча от боли, пожилой дружок юной леди развернулся лицом к переходу и открыл бешеный огонь с двух рук прямо сквозь дверь. Кажется, кто-то и когда-то назвал это стрельбой по-македонски. Хотя во времена великого Александра стрельбой из пистолетов не увлекались, — бились больше на мечах да копьях. Но хуже всего было то, что с пола успела подняться симпатичная златовласка. В ухоженных пальчиках также поблескивал пистолетик, но эта красавица смотрела вовсе не в сторону соседнего тамбура. Своими расчудесными глазками она сурово взирала на меня.

Не надо было быть гением, чтобы понять, что произойдет в следующее мгновение. Кошмарные сны нередко обрываются пробуждением, — в жизни обычно требуется нечто более действенное. В том, что это жизнь, я еще отчасти сомневался и, тем не менее, рванув на себя шероховатую дверную рукоять, не группируясь и вообще мало что соображая, выпрыгнул вон из вагона.

Может, это был посвист ветра, а может, над головой действительно пролетела пуля, но в следующее мгновение ноги мои пришли в неласковое соприкосновение с землей, и мир закувыркался перед глазами, награждая свирепыми оплеухами, намолачивая по ребрам каучуковыми кулаками. Поезд гнал со скоростью никак не меньше пятидесяти километров в час, а каскадером я отнюдь не был. Прыгал, правда, с электричек в подростковом возрасте, но разве это тренаж? Поэтому мне просто повезло. Здесь не оказалось ни булыжника, ни сложенных штабелями бетонных шпал, — я угодил в густую траву и кубарем скатился по крутому откосу, не встретив по пути ни столбов, ни светофоров.

Заработав около дюжины синяков и рассадив в кровь правую ладонь, я усмирил, в конце концов, инерцию движения и сочно припечатался лопатками к нагретой солнцем земле. Самое забавное, что дипломат свой я так и не выпустил из рук, а кисть у человека оторвать не столь уж просто.

Как бы то ни было, я лежал живой и относительно невредимый, меланхолично разглядывая плывущие надо мной багровые облака. Трава вокруг тоже была багровой, и провода, и верхушки деревьев. Стая алых птиц, корректируя курс, вычертила в лиловом небе загадочный зигзаг. Пожалуй, и мне следовало поразмыслить насчет собственного курса. Самым серьезным образом…

Кое-как поднявшись, я осторожно огладил себя, ощупал колени и ребра. Кости и впрямь были целы, ссадины с гематомами — не в счет. Добрый подорожник нашелся и здесь, а потому я тотчас приложил к саднящий ладони пару свежих листьев. Обтерев лицо платком, заковылял в лес, который, разумеется, неведомая кисть также перекрасила в розовое. Иных цветов после подобной встряски не видят. По крайней мере, первые несколько минут. И главным тому подтверждением стало сильное головокружение, настигшее меня возле самой опушки. Придерживаясь за ствол березы, я присел на траву, затылком приткнулся к шероховатой коре. Веки мои сами собой смежились, и на смену головокружению пришла одуряющая слабость. Нервная система защищалась, как могла, и неожиданно для себя я впал в дрему.

Глава 5 Молот опускается…

Хотел бы я знать, что положено делать в положении вроде моего? Или они вообще не предусмотрены — подобные положения? Обидно, если так. Полагаю, было бы крайне полезно, если бы господа издатели все-таки приняли на рассмотрение мой скромный труд. Пожалуй, после определенной доработки получилось бы нечто вроде пособия для тех, кто сходит с ума. Как знать, возможно, подобная книжица имела бы все шансы стать всепланетным бестселлером…

Поднявшись с земли, я вновь помассировал виски, энергично растер лицо. Звон в голове пошел на спад, течение мыслей упорядочилось. Во всяком случае, идея насчет книги мне понравилась. Может, и впрямь имеет смысл вернуться к рукописи? Превратить смешливое баловство в серьезный обстоятельный труд? Во всяком случае, писать по свежим следам, да еще основываясь на собственном примере, будет неизмеримо легче…

Оглядевшись, я осторожно погладил ссадину на подбородке, сменил лист подорожника и наскоро перевязал саднящую ладонь бинтом. В принципе можно было использовать и стрептоцид с йодом, благо путешественником я был запасливым. Это специалистов с именем приглашали в столицы и за кордон, — нашего же скромного брата готовы были принимать исключительно в кулацкой глуши — где-нибудь на убыточных фабриках и сельских, одуревших от мошкары коллективах. А потому помимо обязательных причиндалов психотерапевта, вроде картинок Роршаха и индийского целителя Гулиньша, иридодиагностических таблиц и толстенной рукописи с шариковой ручкой, я возил с собой спички и кипятильник, упакованные в полиэтилен таблетки сухого горючего и миниатюрную на все случаи жизни аптечку. Сейчас, кстати, не помешал бы и компас. Шагать-то приходилось по лесу! Ориентироваться же вне городских улиц я был не мастер. В особенности, когда обстоятельства выбрасывали из мчащегося на скорости вагона черт знает где и черт знает как. Впрочем, кое-что я все-таки был состоянии определить…