Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

• Название: Орден куртуазных маньеристов (Сборник)
• Автор: Вадим Степанцов
• Жанр: Поэзия

Орден куртуазных маньеристов создан в конце 1988 года Великим Магистром Вадимом Степанцевым, Великим Приором Андреем Добрыниным, Командором Дмитрием Быковым (вышел из Ордена в 1992 году), Архикардиналом Виктором Пеленягрэ (исключён в 2001 году по обвинению в плагиате), Великим Канцлером Александром Севастьяновым. Позднее в состав Ордена вошли Александр Скиба, Александр Тенишев, Александр Вулых. Согласно манифесту Ордена, «куртуазный маньеризм ставит своей целью выразить торжествующий гедонизм в изощрённейших образцах словесности» с тем, чтобы искусство поэзии было «возведено до высот восхитительной светской болтовни, каковой она была в салонах времён царствования Людовика-Солнце и позже, вплоть до печально знаменитой эпохи «вдовы» Робеспьера».

---

Cлучай на вилле

День тянулся размеренно-вяло,
как роман Франсуазы Саган.
Я смотрел на прибрежные скалы
и тянул за стаканом стакан.

По террасе кафе "Рио-Рита"
неопрятный слонялся гарсон.
Городишко лежал, как убитый,
погрузившись в полуденный сон.

Городишко лежал, как игрушка,
ровный, беленький, в купах дерев,
и над ним возвышалась церквушка,
перст златой в небеса уперев.

Сонно чайки над морем парили,
сонно мухи лепились к столам...
Вы, как всполох, кафе озарили,
моё сердце разбив пополам.

Вы явились в прозрачном бикини
в окруженьи развязных юнцов,
заказавших вам рюмку мартини
и кило молодых огурцов.

Я, стараясь смотреть равнодушно,
продырявил вас взглядом в упор,
и о том, как вам скучно, как душно,
мне поведал ответный ваш взор.

Вы скользнули рассеянным взглядом
по прыщавым бокам огурцов.
Миг спустя я стоял уже рядом,
невзирая на ропот юнцов.

Я представился. Вы изумились.
"Как, тот самый поэт Степанцов?!"
Аллергической сыпью покрылись
лица враз присмиревших юнцов.

"Бой, - сказал я, - чего-нибудь к пиву,
да живей, не то шкуру сдеру!"
И гарсон, предвкушая поживу,
стал метать перед вами икру,

сёмгу, устриц, карибских омаров,
спаржу, тушки павлиньих птенцов.
Что ж, обслуга окрестных дринк-баров
знала, кто есть поэт Степанцов.

Я шутил, я был молод и весел,
словно скинул груз прожитых лет.
Не один комплимент вам отвесил
растревоженный страстью поэт.

Помню, с вашим сопливым кортежем
мне затем объясняться пришлось,
я дубасил по личикам свежим,
вышибая щенячую злость.

Их претензии были понятны:
я речист, куртуазен, богат,
а они неумны, неприятны
и над каждой копейкой дрожат.

Я их выкинул за балюстраду
и, приблизившись сызнова к вам,
я спросил вас: "Какую награду
заслужил победитель, мадам?"

Вы улыбкой меня одарили,
словно пригоршней звонких монет...
И в моём кабинете на вилле
окончательный дали ответ.

Было небо пронзительно-сине,
пели иволги, розы цвели,
и игривое ваше бикини
вы неспешно с себя совлекли,

совлекли с себя всё остальное
и приблизились молча ко мне...
Если всё это было со мною,
то, наверное, было во сне.

Нас вселенские вихри носили
по диванам, коврам, потолку.
Вечерело. Сверчки голосили,
и кукушка кричала: "ку-ку!".

В небесах замигали лампадки,
показалась луна из-за скал...
Мы очнулись у пальмовой кадки,
ваших губ я губами искал.

Взгляд, исполненный изнеможенья,
устремили вы в чёрную высь,
отстранились и лёгким движеньем,
как пушинка, с земли поднялись.

Поднялись, на меня посмотрели,
помахали мне тонкой рукой
и, подпрыгнув, к светилам взлетели,
унося мою жизнь и покой.

...Если дева меня полюбила,
постигает бедняжку беда:
тело девы незримая сила
в небеса отправляет всегда.

Ни одна не вернулась доныне.
Мне не жаль никого, лишь её,
чудо-крошку в прозрачном бикини,
расколовшую сердце моё.

Служебное собаководство

Служебное собаководство -
довольно шаткая стезя
для тех, чей пыл и благородство
в рутину запихнуть нельзя.

Немало есть собаководов,
готовых до скончанья дней
собачьих пестовать уродов,
в надежде сделать их умней.

Но мне всё грезится, однако,
за тусклой псовой чередой
небесной прелести собака
с горящею во лбу звездой.

Не бультерьер и не борзая,
не вырожденческий мастиф,
такой породы я не знаю:
собачий ангел, греза, миф.

Бульдога жирного пиная,
уча овчарку прыгать ввысь,
я беспрестанно проклинаю
мою бессмысленную жизнь.

И страстной думой изнурённый,
я будто и не человек,
а, в сучку дивную влюблённый,
всех в мире кобелей генсек.

Вот важным и степенным шагом
вдоль низких буксовых аллей
над живописнейшим оврагом
бок о бок я гуляю с ней.

Вот на лужайке, чинный, гордый,
лежу с любимой рядом я
и прижимаюсь толстой мордой
к жемчужной шерсточке ея.

А сам смекаю потихоньку
своей собачьей головой,
как развернуть её легонько
и в попку нос потыкать свой.

И вдруг сменяется картина -
я сучку дивную покрыл
и, как последняя скотина,
червя ей в розу злобно врыл.

И в голубых овальных глазках
на милой мордочке её
я вижу трепет, негу, ласку...
Нет! Мы, собаки, - не зверьё.

Мы богоравные созданья,
куда равней, чем человек!..
Но вдруг я вижу сквозь рыданья,
что не собачий я генсек,

что я не крою на полянке
сучонку дивную мою,
а в пивняке, в разгаре пьянки,
на четырёх костях стою.

И человечица, ругаясь,
меня пытается поднять,
и чьи-то дети, ухмыляясь,
лепечут: "Не позорься, бать".

И я бреду, судьбе покорный,
в свой тесный человечий дом,
на свой бесхвостый зад в уборной
взирая с болью и стыдом.

Скелетики

Проходите, красавица, в мой кабинетик.
Интересно? Хотите потрогать лорнет?
Ой, какая вы тонкая! Просто скелетик.
Я хотел вам обидеть? Ах, боже мой, нет!

Боже вас упаси раздобреть и налиться
сдобной статью российских румяных матрон,
хоть когда-нибудь это, наверно, случится.
Но покуда вы эльф, вы скелетик, вы сон!

Ваши тонкие лапки и дивная шейка
бередят в моей памяти давние дни,
когда был я студент и любая копейка
свету летнего солнца казалась сродни.

Ах, мелодии лета, мелодии лета!
Карусели в Сокольниках, в ЦПКО,
а увидишь косичку и попку скелета -
и бежишь вслед за ним и кричишь: "Божество!"

Лет тринадцать ей было, той самой худышке,
о которой сейчас я хочу рассказать.
Не смотрите так строго! Ведь взрослые пышки
могут только дремучих лохов возбуждать.

Я сидел у фонтана и жмурился сладко,
и она подошла, попросив закурить,
и внезапно я понял, что жизни загадку
в море счастья смогу я сейчас растворить.

"Божество, божество!" - лепетал я, целуя
ноготки тонких пальцев, пропахших дымком.
Я хочу облизать тебя, щепку такую,
в тайну тайн дерзновенным залезть языком.

"Да пожалуйста. Вон мой братишка Анзори,
заплати ему дань и поедем к тебе".
И в душе моей мигом увяли все зори,
и на лапу Анзора упала теньге.

Я хотел взять на шару счастливый билетик,
но годами горю уже адским огнём.
Тот глазастый тринадцатилетний скелетик
не даёт мне покоя ни ночью, ни днём.

Хоть привык я теперь брать девчонок обманом,
говорю им, прощаясь: "Ты слишком худа.
Да, пусть стар я, малышка, но всё-таки странно,
что за кости с меня причитается мзда".

Сколько дряни гнездится порой в человеке!
Почему я обманывать маленьких стал?
Потому что красивый скелетик навеки
у фонтана мечту мою в кровь растоптал.

Сёстры

(дачная картинка начала века)

Глаза сурового блондина
Сказали: "Завтра будет поздно".
"Вы ослепительный мужчина,
но не смотрите так серьёзно", -

воскликнула моя сестрёнка,
весь день молчавшая дотоле,
и тут же рассмеялась звонко
и, хохоча, рванулась в поле.

Её матроска и чулочки
средь васильков и ржи мелькали,
пока в какой-то дальней точке
вдруг не слились и не пропали.

Над нашей дачей пели птицы,
скворцы иль иволги - не знаю.
Блондин с ухмылкою убийцы
сказал: "Разденьтесь, заклинаю!"

и, не сдержав своих эмоций,
корсаж мой оттопырил стеком.
Моn Dieu! Могла ли я бороться
с таким ужасным человеком?

И лишь когда сестра вернулась,
солому стряхивая с платья,
я, истомлённая, очнулась,
и мой партнёр разжал объятья.

"Вы молодцы. А мой Ванятка,
сынок кабатчика Вараввы,
и ласков, чёрт, и стелет гладко,
да скор, однако, на расправу".

"Блондинчик, не хотите пива?" -
добавила затем сестрица.
Блондинчик улыбнулся криво
и больно сжал ей ягодицы.

"Прошу раздеться вашу милость", -
он глухо процедил сквозь зубы.
Сестрица тут же обнажилась,
спеша навстречу ласкам грубым.

Я в полудрёме наблюдала,
как на ковре они резвились.
А через час мы всем кагалом
в мою кровать переместились.

Какие были там картины -
негоже говорить девице,
но никогда с таким мужчиной
нам не случалось веселиться.

Когда же месяц показался,
наш друг хлебнул стакан мараски,
надел сюртук, поправил галстук
и молвил: "Чао, буржуазки!"

Залаял пес. Сестра вскочила
в дезабилье на подоконник.
"Ах, боже мой, какой он милый!
Скажи мне, кто он, твой поклонник?

Я сделала усилье, чтобы
мой голос прозвучал бесстрастно:
"Весьма опасная особа.
Он большевик, он беглый. Ясно? "

В саду лягушки голосили,
сестра шептала: "Ах, каков!..
Нет-нет, не обойтись России
без партии большевиков".

Сашуля