Анна Муратова - Беглая книга

• Название: Беглая книга
• Автор: Анна Муратова
• Жанр: Детектив

Анна Муратова Беглая книга Одна-единственная книга, никогда не изданная, неожиданно объединила таких разных людей: французского священника XVIII столетия, немецкого офицера и русского солдата времен второй мировой войны, московских и питерских студентов начала XXI века. Эту книгу похищали, теряли и находили, из-за нее совершались кражи, обман, убийства. И никто бы так и не узнал, что это за книга и почему вокруг нее кипят такие страсти, если бы не скромный научный сотрудник Маргарита Надежкина, которая не побоялась подергать за хвост самого дьявола. Детективный роман под названием "Беглая Книга" был написан в 2004 году. В 2005 от издательства Форум поступило предложение издать его в серии приклоченческо-фантастичнской литературы "другая сторона". В настоящий момент роман находится в типографии, и в ближайщее время появится в продаже. Первоначально планировалось, что он станет первым из серии романов о тайнах, которые раскрывает Маргарита Надежкина, скромный научный сотрудник, у котрого внезапно открывается тяга к опасным приключениям. Началось все банально – с убийства. Да и не убийства даже, а несчастного случая. Отравился алкаш паленой водкой, ну с кем не бывает? В милиции даже дело не открыли, и только сын погибшего сомневается в официальной версии. Завязка для очередного криминального романа, скажете вы. Причем тут фантастика? А дело в том, что алкоголик был не из простых пролетариев, а потомок обнищавших французских дворян, и в доме у него хранился весь рукописный семейный архив и библиотека раритетов, за которыми охотятся не только любители древности, но даже потусторонние силы. Набирая сюжетного мяса, повествование становится интереснее с каждой прочитанной страницей. Этому весьма способствует живая картинка, рисуемая Анной. Экскурсы в прошлое сухи, и автор, чувствуя свою неуверенность в материале, стремится распрощаться с ними, как только будут сделаны необходимые пояснения. Совсем другое дело современность. За счет введения в текст бытовых подробностей, жаргонизмов и ненавязчивого юмора, оттеняющих основную линию, история преображается, обретает объем, осязаемость. И когда такой родной и знакомый тебе район становится местом столкновения темных и светлых сил, поневоле начинаешь сопереживать. Перелом наступает незаметно. Кажущиеся поначалу полноправными героями персонажи уходят на второй и третий планы, а то и вовсе забываются автором, десяток страниц назад так скрупулезно создававшим их образ. Все так бы грустно и закончилось, но в несовершенных раковинах тоже можно найти жемчужину. И эту жемчужину, а точнее книгу надо насильно заставлять читать родителей толкиенутых, кельтанутых и прочих -нутых, считающих, что их детей втянули в какую-то секту с пока неясными, но точно далеко идущими планами. Рассказывая про одну из таких “сект”, Анна разрушает миф таинственности, придуманный родителями. Она разделяет подобное увлечение на простую жажду развлечений и истинную веру. Опасностью, но не для окружающих, а для самого индивидуума, объявляется второе. Но опасностью не большей, чем любая другая “слепая” любовь. Например, материнская. Писательница в хорошем стиле доказывает, что умеет сочинять увлекательные истории, вот только в цельный роман они так и не складываются. Получается зарисовка, этюд, обрывающийся на пике своих возможностей. Да, вероятно, все задуманное к тому моменту уже сказано, но не нужно путать раскрытие внутренней идеи с логическим завершением сюжетной линии. Они вовсе не обязаны оканчиваться одновременно.

---

– Мадам… – произнес Пауль стараясь говорить как можно внятней, несмотря на то, что нижняя челюсть плохо слушалась его. – Я ранен… Мне помощь… Нужна…

Женщина пристально посмотрела на него, еще несколько раз потянула за коровьи соски, убедилась, что все молоко выдоено, одобрительно похлопала корову по боку, взяла из-под коровы полное ведро и поставила его около выхода. Потом подняла с пола лампу и поднесла ее к самому лицу Пауля, осмотрела его, потом сделала шаг назад, снова осмотрела, покачала головой и неодобрительно поцокала языком.

– Мадам, – прошептал Пауль, – я прошу Вас… Вы говорите по-французски?

– Да, – ответила женщина, – А Вы, значит, раненый? – по-французски она говорила с местным акцентом и достаточно медленно. Она снова принялась разглядывать Пауля, нахмурившись..

В том, что любая крестьянка сразу поймет, кто он такой, Пауль не сомневался. Не сомневался он и в том, что ему здесь не обрадуются. Поэтому не надеялся ни на что. Просто из хлева шел теплый воздух, и ему этого было достаточно.

– Ну ладно, – сказала женщина, не переставая хмуриться. – Кто уж Вы там есть – не мое дело. Но оставить без помощи раненого – это не по-христиански. Обопритесь на меня. И пойдемте в дом Она с сожалением оглянулась на ведро с молоком, которое, видимо, совершенно не хотела здесь оставлять. Но одной рукой ей приходилось поддерживать Пауля, который как-то сразу потерял силы и обмяк, а второй – держать лампу. Они пересекли двор и вошли в дом. У очага сидела еще пара женщин, которым мрачная крестьянка и передала Пауля, дав им по-бретонски какие-то указание. А сама пошла в хлев за ведром

– 15 -

Аппетитные красные червячки извивались в металлическом лотке, свивались и переплетались клубками. Все вместе они образовывали общую жизненную массу, в которой причудливые узоры менялись с каждым движением. Не знаю почему, у многих людей вид копошащихся червей вызывает чувство брезгливости, вплоть до рвоты. А я при взгляде на лоток с мотылем представляла, как мои милые перепончатые питомцы набросятся на свежую живую еду, и будут торопливо запихивать ее в рот обеими лапками, вопреки всем правилам человеческого этикета.

В зоомагазине на старом Арбате меня уже знали, я приходила сюда не первый год. Как всегда, я спросила у милой девушки, одетой в мужскую фланелевую рубашку:

– Мотыль сегодняшний?

– Конечно, сегодняшний, – отвечала она с таким видом, будто любые мои подозрения относительно свежести мотыля задевали ее до глубины души. – да Вы посмотрите, какой он! – Она демонстративно зачерпывала ложкой горстку личинок и они, потревоженные, начинали дергаться, а некоторые даже умудрялись спрыгивать обратно в лоток. – Вот, аж скачут, сахарок, а не мотылек!

В качестве товара я не сомневалась, просто мне было приятно, что девушка так ревностно относится к своему делу. Для человека, выросшего при советской системе и помнящего еще грязных толстых теток-продавщиц, которые "выбрасывали" товар покупателям и орали "Вас много, а я одна!" нарождающийся культурный сервис был просто удовольствием. Зарплата даже вместе с подработками у меня была не большая, поэтому особенно радовало, что у нас стали вежливо и как-то даже по-приятельски относиться к мелким и малозначимым, но верным клиентам. Я платила в кассу четырнадцать рублей пятьдесят копеек, забирала еду, упакованную в газетный лист и в целлофановый пакетик, говорила "Спасибо!", девушка мне непременно отвечала "На здоровье!". Один раз даже по ошибке у нее вырвалось "Кушайте на здоровье!", она тут же извинилась, и мы обе посмеялись.

На Старом Арбате было не особенно многолюдно. Торговцы сувенирами, уличные художники, предлагающие молоденьким дамам нарисовать портрет за 15 минут, кучки подростков… Я дошла до Арбатской, перешла на Библиотеку, и поехала домой.

Автобус подошел быстро и я доехала до дому без приключений. Зашла в "Любимые продукты", купила кое-какой еды, мыла, шампуня. Решила опять побаловать себя морковным соком -как-никак, витамины нужны.

Почему-то еще не войдя в подъезд, я подумала, что день проходит как-то уж слишком гладко и размерено. А это явный признак того, что что-то должно случиться. Опять кто-нибудь позвонит. Во дворе слишком уж мирно шумели старые тополя, сомкнувшие свои кроны над крышами пятиэтажек, так что наши дряхленькие хрущобы казались избушками в лесной чаще. Чинно и благообразно расхаживали во дворе древние старушки, которых, переселили сюда из деревенских домов в то время, когда эти хрущобы только строились. Бабульки по-прежнему носили деревенские платки, причем ранней осенью с пестрых цветных платков они переходили на серые шерстяные. Некоторые даже летом ходили в пальто, а чуть похолодает – меняли боты "прощай, молодость" на валенки, которыми в изобилии торговали у ближайшего хозяйственного.

Не знаю почему, но я всю жизнь – за исключением тех редких моментов, когда с головой погружалась в какое-то интересное дело – жила в постоянном ожидании того, что что-то должно непременно случиться. И поэтому вот такие вот спокойные солнечные дни, когда все идет как надо и все удается, были для меня особенно тревожными. И когда, наконец-то наступало что-то, что выбивало меня из колеи, я вздыхала с облегчением.

Поэтому когда я пришла домой, поздоровалась с лягушами, задала им корму, убрала в холодильник продукты и поставила шампунь на полочку в ванной, мне все время казалось, что вот-вот кто-нибудь позвонит, и… Только бы не Татьяна! Но никто не звонил. Я налила в кастрюлю молока, чтобы сварить овсяную кашу. Ну теперь точно позвонит кто-нибудь, как только закипит молоко. Молоко убежит и потом придется долго и нудно оттирать плиту. А я это не люблю тем более, что плита у меня старая и что-то оттереть с нее сложно. Особенно пригоревшее молоко.

Но никто не звонил. Я сварила овсянку и даже спокойно поела. Изредка косясь на телефон. Он молчал. Странно. Это при том, сколько раз меня дергали за последние дни.

За окном мирно колыхались ветки тополей, сквозь которые едва-едва проглядывал окружающий мир, так что иногда мне казалось, что этот безумный город, в который превратилась наша когда-то уютная Москва, на самом деле существовал только в моем тревожном воображении.

Телефон не звонил. Я начала нервничать. Мне было ясно, что для того, чтобы это тягостное ожидание прошло, мне нужно самой позвонить кому-нибудь. Только не Татьяне. Володя обещал звякнуть вечером, узнать результат экспертизы французского текста. Поэтому я решила еще раз набрать номер Колбаскина.

Мне ответил все тот же приятный мужской голос. Я уже готова была вслед за "Здравствуйте!" выслушать все, что обычно говорил в таких случаях его автоответчик, но вместо наговоренного текста последовала пауза и тот же голос, видимо, живой, удивленно переспросил: "Але! Але! Говорите, я слушаю!…"

– Ой, здравствуйте, это Вас беспокоит Маргарита Надежкина, – поспешно представилась я, – Могу я поговорить с Михаилом?

– Это я.

– Михаил… Я звоню Вам по поручению.. В общем, я нашла Ваш телефон в Интернете и решилась позвонить. Речь идет об одном Вашем знакомом… – я злилась на себя, что понадеялась на автоответчик и заранее не подготовилась к разговору, – Дима Евсеев, студент МГУ.

– А, Дима…

– Вы его знаете?

– Знаю, конечно.

– Мне сказали, что Вы его близкий друг…

– Близких друзей у меня нет, – резковато ответил Михаил, – Дима приходил ко мне на литературные вечера.

– Вы понимаете, в чем дело, мне нужно пообщаться с Димой и для этого мне необходимо знать, где он сейчас находится и как с ним связаться. По мобильному он не отвечает

– А домашний телефон его у Вас есть?

– Да, но он, кажется сейчас не живет дома.

– Да?! – мой собеседник, похоже, знал об это истории не больше моего. – А где он?

– Вот это я и хотела бы узнать. Его родственники беспокоятся. Может быть, Вы сможете как-то прояснить ситуацию… Когда Вы видели его в последний раз.

– В последний раз? В понедельник. Мы все ездили в Подмосковье.

– А можно об этом поподробнее?

– А Вам зачем знать? – мой собеседник насторожился.

– Понимаете, я ищу Диму. Родственники беспокоятся. Его уже несколько дней нет, и никто не знает, где он.

– Я не знаю. Я ничего не знаю, – еще резче выпалил Михаил на том конце провода. – Я видел его в последний раз в электричке, вот и все. А больше я его нигде не видел.

– Пожалуйста. расскажите поподробнее! Где, в какой электричке, куда он ездил…

– А почему я должен Вам это рассказывать? Вы вообще кто?

– Маргарита Надежкина, старший научный сотрудник Института Этнографии..

– И что, если Вы научный сотрудник, я обязан Вам все рассказывать? Зачем Вам под нас подкапываться? Этнографией мы не занимаемся.

– Под кого это – под Вас? Меня интересует только Дима. Он исчез в понедельник, а вы ездили с ним куда-то на электричке именно в этот день. Значит, вы видели его последним, поэтому я у Вас и спрашиваю. Кажется, Михаил серьезно задумался.