Дик Фрэнсис - Нерв(Смерть на ипподроме)

• Название: Нерв(Смерть на ипподроме)
• Автор: Дик Фрэнсис
• Издательство: Изд-во «Новости»
• Жанр: Детектив
• Год: 1991
• ISBN: ISSN 0235—6686

Выясняя обстоятельства загадочного самоубийства своего приятеля, жокей Роберт Финн сталкивается с весьма странной полосой роковых случайностей и совпадений, ломающих карьеры его перспективным коллегам. Финн решает провести частное расследование, чтобы установить, к кому сходятся нити незримого заговора.

Один из самых динамичных романов знаменитого автора детективов.

---

– Вы правы, – сказал я улыбаясь.

Тик-Ток повернул ко мне голову и удивленно посмотрел.

– Смотрите на дорогу, – спокойно заметил я.

– Я никогда не знал вас, – проговорил он. – Я думал, вы так тяжело все воспринимаете… ну, то, что случилось… но с тех пор, как я встретил вас на станции, я чувствую себя гораздо веселее, чем все эти недели.

Мы приехали в просторную, ухоженную конюшню Корина, когда конюхи кормили лошадей после второй утренней тренировки. Артур, старший конюх, шел по двору с корзиной овса, когда заметил, как мы вылезаем из маленького автомобиля, и морщинистая улыбка, которой он обычно приветствовал меня, на полпути исчезла: он вспомнил мнение хозяина обо мне. Он даже не поздоровался.

– Хозяина нет. – В голосе звучала озабоченность. – Он уехал на скачки.

– Знаю, – бросил я. – Могу я поговорить с Дэви? Дэви был конюхом, смотревшим за Шантитауном.

– Наверно, можете, – задумчиво проговорил Артур. – Надеюсь, у нас не будет из-за вас неприятностей?

– Нет, – ответил я. – Никаких неприятностей. Где он?

– Четвертый бокс от конца с той стороны, – показал он. Тик-Ток и я нашли Дэви, подбрасывавшего свежую солому в подстилку Шантитауна. Мы облокотились на перегородку, наполовину закрывавшую дверь в бокс, и наблюдали, как меняется выражение лица Дэви от теплого до презрительного. Это был невысокий, коренастый шестнадцатилетний парень с огненно-рыжими волосами и обидчивым ртом. Он повернулся к нам спиной и положил руку на холку лошади. Затем начал перебрасывать солому. Тик-Ток громко втянул воздух, и его руки сжались в кулаки.

Я быстро сказал:

– Если вы в настроении чуть-чуть поговорить, получите соверен.

– О чем? – спросил он, не оборачиваясь.

– О том дне, когда я работал с Шантитауном в Данстейбле, – пояснил я. – Три недели назад. Помните?

– Конечно, помню, – обиделся он. Я не обратил внимания на его тон.

– Прекрасно, расскажите, что происходило с того момента, как вы приехали на скачки, и до того, когда я сел на Шантитауна в парадном круге.

– Какого черта! О чем вы говорите? – Он повернулся на каблуках и подошел к двери. – Ничего не происходило. Что могло произойти?

Я вынул из бумажника фунт стерлингов и протянул ему. Он рассматривал купюру секунду или две, потом пожал плечами и положил в карман.

– Начните с того, как вы выехали отсюда, ничего не пропускайте.

– Вы спятили? – пробурчал он.

– Нет, я хочу, чтоб вы отработали мою гинею. Он снова пожал плечами и начал:

– Мы везли лошадь в боксе отсюда в Данстейбл и…

– Вы по дороге останавливались? – перебил его я.

– Да, в кафе Джо, как всегда, когда мы едем в Данстейбл.

– Вы там встретили кого-нибудь из знакомых?

– Да… Джо и девушку, которая разливает чай.

– Никого из тех, кого вы не ожидали? – настаивал я.

– Нет, конечно, нет. Ну, как я сказал, мы приехали и сгрузили там лошадей, отвели их в конюшню и пошли в столовую, а потом я пошел поискать букмекеров, поставить десять шиллингов на Блоггса, что он придет первым, потом я пошел к воротам и смотрел, народу там… все кипело, когда лошади шли к финишу… ну потом я вернулся в конюшню, взял Шантитауна, надел на него чепрак и повел в паддок… – Он говорил скучным голосом, перечисляя все детали своей ежедневной работы на скачках.

– Мог ли кто-нибудь дать что-то Шантитауну выпить или съесть, к примеру, ведро воды перед скачкой? – спросил я.

– Не выставляйте себя дураком. Конечно, нет. Где это слыхано, чтобы лошади перед скачкой давали пить или есть? Глоток воды часа за два до скачек, это еще бывает, но ведро… – Обида в его голосе вдруг сменилась злостью. – Вы что же, думаете, я дал ему воды? Нет, парень, не сваливайте на меня вину за тот позор, что вы нам устроили.

– Нет, – заверил я его. – Нет, Дэви, успокойтесь. Как охраняют конюшни в Данстейбле? Может ли кто-нибудь, кроме тренера и конюха, войти туда?

– Нет, – ответил он более спокойно. – Туда не войдешь, ни за что. Любой сторож у ворот будет сейчас же уволен, если разрешит владельцу без тренера войти, а уж к новому человеку они так придираются…

– Продолжайте, – сказал я. – Мы дошли до паддока.

– Ну, я вывел лошадь на смотровой круг, подождал, пока хозяин принесет седло из весовой… – Он вдруг улыбнулся какому-то приятному воспоминанию. – Потом я отвел Шанти в бокс, где седлают лошадей, и хозяин надел на него седло, и потом я отвел Шанти на парадный круг, и мы с ним обошли его, потом они отозвали меня, а вы сели в седло. – Он замолчал. – Не понимаю, зачем вам все это слушать?

– Что произошло в смотровом круге? – спросил я. – Что-то приятное? Что-то такое, что вы улыбнулись, вспомнив?

Он хмыкнул:

– Ничего из того, что вы хотите знать.

– Соверен дан за то, чтобы вы говорили все.

– Ладно, пожалуйста, но это вовсе не связано со скачками. Тот парень с телевидения. Кемп-Лоур. Он подошел, и разговаривал со мной, и восхищался лошадью. Он сказал, что он друг владельца, старого Боллертона, и он дал Шанти пару кусков сахару. Я не отнял сахар у Шанти, понимаете, нельзя же быть грубым, когда имеешь дело с таким человеком… Он спросил, какие шансы у Шанти, и я сказал, что очень хорошие… и остался в дураках… и он ушел. Вот и все. Я говорил вам, что это не имеет отношения к скачкам.

– Да, – сказал я, – не имеет. Но все равно. Спасибо за подробности.

Мы сели в «мини-купер» и выехали со двора.

– Можно подумать, – воскликнул Тик-Ток, – что вы убили мать и ограбили бабушку, так они смотрят на вас. Потерять нерв – не преступление.

– Если вы не можете вынести несколько безвредных фырканий, вам лучше выйти на ближайшей железнодорожной станции, – весело заявил я, с удовольствием обнаружив в последние полчаса, что фырканья больше не трогают меня. – И я не потерял нерв. По крайней мере, пока не потерял.

Он открыл рот, но ничего не сказал и закрыл его снова и следующие двадцать миль молчал.

Мы подъехали ко второй конюшне из моего списка к часу дня и потревожили богатого фермера, который сам тренировал своих лошадей. В прошедшие два года я заработал ему несколько побед, пока на прошлой неделе не потерпел позорного поражения с его лучшей лошадью. Подавив удивление при виде нас, он довольно дружелюбно пригласил зайти и что-нибудь выпить. Но я поблагодарил и отказался, спросив только, где найти конюха, который ухаживал за лошадью перед последней скачкой. Он подошел к воротам и указал на дом у дороги.

Мы извлекли конюха из его лачуги, посадили в машину, я дал ему фунт стерлингов и попросил описать в деталях, что происходило в тот день, когда я работал с его лошадью. Он был старше, чем Дэви, не такой умный и не такой агрессивный, но и он не испытывал желания рассказывать. Он несколько раз повторил, что не видит в этом смысла. Но все же я заставил его начать и потом с трудом остановил, он рассказывал почти полчаса все очень подробно.

В тот момент, когда в паддоке с лошади сняли чепрак и надели седло, пришел Морис Кемп-Лоур, парень с телевидения, и сказал пару комплиментов насчет лошади владельцу, фермеру, и скормил ей несколько кусков сахару, потом ушел, как всегда оставив «совершенно потрясающее» впечатление, как выразился конюх.

Я подождал, пока он дойдет до того момента, когда фермер посмотрел, как я сажусь на лошадь, и остановил его, поблагодарив за подробности. Мы уехали, а он продолжал бормотать: мол, пожалуйста, приезжайте, я рад, но все равно в этом нет смысла.

– Как странно, – задумчиво проговорил Тик-Ток по дороге к следующей конюшне, отстоявшей на восемьдесят миль. – Как странно, что Морис Кемп-Лоур… – И он не закончил предложения. Я тоже.

Два часа спустя в Кенте мы слушали, заплатив еще фунт, как мрачный конюх лет двадцати рассказывал, какой классный парень этот Кемп-Лоур, как он интересовался лошадью и какой добрый, дал ей немного сахару, хотя вообще-то это запрещено, но разве вы скажете такому человеку «нельзя», если он так дружески настроен. Парень отнесся к нам с довольно обидным превосходством, но даже Тик-Ток не обратил на это внимания, его заинтересовала лишь повторявшаяся деталь.

– Расслабляющий допинг, – решительно заявил он после долгого молчания, поворачивая на Мейдстоун. – Он давал им допинг, и они засыпали на ходу, а все выглядело, будто вы не справляетесь с лошадью, будто вы потеряли нерв. И люди поверили.

– Да, – согласился я.

– Нет, невозможно, – горячо запротестовал он. – Какого черта! Зачем ему это делать? Так не бывает. Просто совпадение, что он дал сахар трем лошадям, с которыми вы работали.

– Может быть. Увидим. – Я не стал спорить.

И мы увидели. Мы объехали все конюшни, где стояли лошади, с которыми я работал после Шантитауна (мы не были только у Джеймса), и разговаривали с конюхами, ухаживавшими за ними. И в каждой конюшне мы слышали, какое восхищение вызвал Кемп-Лоур у конюха, как этот парень с телевидения хвалил конюха, что он правильно смотрит за лошадью, и потом предлагал соблазнительные куски сахара (и все перед скачкой, в которой я участвовал на этой лошади). Мы потратили всю субботу и все воскресное утро и приехали в последнюю конюшню из моего списка на краю Йоркширских вересковых холмов в два часа дня. Только потому, что я хотел обладать действительно железными фактами, мы забрались так далеко на север. В Нортгемптоншире Тик-Ток поверил.