Джоан Коллинз - Любовь, страсть, ненависть

• Название: Любовь, страсть, ненависть
• Автор: Джоан Коллинз
• Издательство: Издательство «Новости»
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-7020-0818-9

Молодую французскую куртизанку Инес Джиллар и знаменитого английского актера Джулиана Брукса, режиссера Ника Стоуна и дебютирующую в Голливуде Доминик, обуреваемую тайным любовным вожделением Агату Гинзберг и зловещего садиста Умберто Скрофо судьба сводит на съемках суперфильма в Акапулько. В прошлом некоторых из них кроется тайна серии драматических событий, происходящих на фоне съемочной суеты, любовных интриг, деловой жизни голливудской богемы.

---

– Не сейчас, Женевьева, – бесстрастно сказала Доминик. – Ты же знаешь, что я опаздываю на занятия и мадам снова задаст мне трепку. Черт, уже второй раз за неделю мсье задерживает меня своей болтовней на научные темы на уроках. Мне кажется, что он уже должен ненавидеть меня. – Она ускорила шаг, и то время как Женевьева, которой через два месяца должно было исполниться шестнадцать лет, и которая была на несколько дюймов ниже Доминик, очень торопилась, чтобы догнать ее.

– Посмотри, Доминик. Посмотри сюда, пожалуйста. Какая же ты упрямая идиотка, – резко сказала Женевьева, ткнув газетной вырезкой прямо в огромные зеленые глаза Доминик. – Они раздавали это прямо рядом со школой, в кондитерских, в мясных лавках и везде, по всей деревне. Какие-то американцы прибыли из Парижа и кое-кого тут ищут, – таинственно сказала она, и на ее веснушчатом лице появилось загадочное выражение, – кое-кого, похожего на тебя.

– О, Женевьева, ты такая наивная. – Услышав, как церковный колокол пробил три раза, Доминик поняла, что она уже давным-давно должна быть одета в купальник и балетки. Мадам Агата как всегда входит резкими шагами в холодный танцзал, отпуская саркастические замечания по поводу двенадцати насупившихся школьниц, которые все до единой стремились к тому совершенству, которого мадам Агата, увы, так никогда в своей жизни и не достигла. Однако Агате казалось, что Доминик подает надежды, и она постоянно ее подбадривала, помогала ей, мучила занятиями и учила новому, может быть, видя в ней юную балерину, которой могла бы стать она сама, если бы не война.

– Если ты не хочешь прочесть это, то хоть послушай, – завизжала Женевьева, едва поспевая за широкими шагами своей более высокой подруги.

– Хорошо, хорошо, я слушаю, – сказала Доминик, – но читай побыстрее, Женевьева. Эти мадам Агата и мсье Милле когда-нибудь доведут меня до белой горячки. Оба они дерьмо собачье.

– Слушай. – Женевьева даже покраснела от слов Доминик, хотя и раньше слышала подобные выражения довольно часто. – Для проб в американском фильме нужна: девушка с классической балетной и джазовой подготовкой в возрасте от пятнадцати до двадцати лет. Должен быть практический опыт, желание и возможность отправиться в Соединенные Штаты для работы. С собой принести танцевальные костюмы и ноты одной классической и одной современной танцевальной пьесы. Десять часов утра, в субботу, пятнадцатого марта. Театр «Де Комеди», Английский бульвар, Ницца.

– Вот это да! – Доминик остановилась как вкопанная и, выхватив из рук подруги лист, жадно стала читать объявление. – Как ты думаешь, это не шутка, Женевьева? Может, мальчишки из приходской школы отпечатали это, чтобы потом поднять нас на смех? Мы все оденемся в балетные трико, полные ожиданий и надежд, а это стадо прыщавых червяков будет ждать нас там, чтобы поиздеваться.

Большинство живущих в Сен-Тропезе молодых девушек ненавидели ребят или, по крайней мере, делали вид, что ненавидят. Изысканные юные мадмуазель не имели ничего общего с неотесанными подрастающими грубиянами и избегали их, как только могли. Казалось, что мальчики интересуются только мячами, копьями, футболом и борьбой на лужайках в окружении провансальских жителей. Девочки были для них настоящей тайной – такие скучные и слабые создания, созданные для того, чтобы безжалостно над ними насмехаться.

– Я думаю, что это как раз не шутка, – уверенно ответила Женевьева. – Доминик, ты просто обязана пойти!

– Да, Женевьева! – задыхаясь, сказала Доминик. Ее глаза лихорадочно блестели, длинные волосы, стянутые в «конский хвост», сверкали в лучах заходящего солнца, как черный лебединый пух, а на умном и задорном лице было написано чрезвычайное возбуждение. – Это просто фантастика, восхитительно! Пробы прямо здесь, на юге Франции!

– Ну, не совсем здесь, – по-деловому заметила Женевьева, вчитываясь в объявление. – Чтобы добраться до Ниццы, потребуется четыре часа езды на автобусе. Думаю, тебе придется поехать поездом, но папа говорит, что только Гитлер мог додуматься пустить поезда по расписанию и теперь они ходят еще хуже, чем до войны.

– Неважно, неважно, неважно, – прокричала Доминик, бросившись бежать. – Даже если мне придется встать в пять часов утра, я все равно должна быть на этих пробах. Какой шанс! Женевьева, ты слышишь, какой шанс! Я могу увидеть Жана Келли или Фреда Астера! Может быть, я сама стану звездой! Может быть, я сказала, – добавила она, когда ее подруга захихикала. – Послушай, теперь я должна идти, я и так уже страшно опаздываю. Но все равно, спасибо тебе, Женевьева, спасибо!

Доминик быстро переоделась в раздевалке. Услышав, что Агата уже начала проводить занятие, она залилась краской. От мысли о предстоящих пробах сердце ее учащенно билось. Войдя в класс, она сразу же получила нагоняй за опоздание. Доминик попыталась выполнить несколько сложных пируэтов и прыжков, которые в этот момент мадам Агата показывала своим ученицам, но никак не могла собраться. Она снова возвращалась мыслями к пробам. Фильм в Голливуде! Голливуд! Америка! Доминик часто мечтала о том, чтобы стать звездой Голливуда. Не важно, что она была француженкой: ведь Лесли Карон и Зизи Джинмайер тоже родились во Франции.

Пот ручьями стекал по ее шее прямо на тесный хлопчатобумажный купальник. Она чувствовала, какими горячими и липкими становятся ее ноги в толстых фильдеперсовых чулках.

– Будь внимательна, Доминик, – резко сказала мадам Агата и с силой постучала по паркету топкой тросточкой с серебряным набалдашником. Она всегда держала в руках эту трость, придававшую ей солидности, что было совершенно необходимо в общении со столь эмоциональными в этом возрасте девушками.

За спиной у Агаты большинство девушек отпускали шуточки по поводу ее бледного лица и белых волос, худой фигуры, вечно одетой в какие-то бесформенные одежды, по поводу ее глаз, в которых горел огонь требовательности, казалось, она испепелит на месте любого, кто допустит ошибку.

«Тот, кто умеет, делает, тот, кто не умеет, учится», – это было еще одно открытие отца Женевьевы, которое она однажды рассказала Доминик. И теперь, низко опустив голову, Доминик стояла наказанная перед всем классом, а мадам Агата с издевкой отчитывала ее за отсутствие изящества и легкости движений.

– Простите, мадам, – чуть не плача прошептала Доминик. Мадам могла быть очень жестокой, когда хотела, причем ее критические замечания всегда попадали в самое больное место. – Простите меня, пожалуйста.

– Я хочу, чтобы ты осталась после занятий, Доминик, – бесцеремонно сказала мадам. – Мы пройдем это еще раз, все то самостоятельное задание, которое, как предполагалось, вы должны были отработать в течение этой недели. Но я вижу, что вы ничего не сделали. Ну что же, вам придется заниматься здесь.

– Да, мадам, – прошептала Доминик, бросив быстрый взгляд на других девочек, которые в знак сочувствия пожали плечами.

Иногда язык мадам становился острым как бритва, и девочки шутили, что если бы она его проглотила, то порезала бы себе горло. Несомненно, мадам иногда становилась сущей мегерой, и спокойная, выдержанная внешность скрывала жестокий характер и недовольство жизнью, которые в любой момент могли вырваться на поверхность.

Наконец занятие закончилось, и класс опустел. Осталась только Доминик, которая молча слушала нотации Агаты, а когда та закончила, они повторили несколько движений. На этот раз Агата проявила просто колоссальное терпение. Ее глаза буквально светились добротой, в них уже не было слепой ярости, а только теплота и понимание.

Доминик почувствовала одновременно жалость и привязанность к этой женщине, которую деревенские ребятишки грубо обзывали «сумасшедшей старой девой», и решила поделиться с ней своими планами по поводу предстоящих субботних проб. Волнуясь, она рассказала Агате, как сильно ей хочется туда поехать.

– Дорогая, это очень, очень важно, – взволнованно дыша, сказала Агата, и на ее бледных щеках проступил слабый румянец. – Конечно же, это прекрасный шанс. Ты должна быть в отличной форме. Да что я говорю! Доминик, ты должна быть само совершенство.

– Да, мадам, – закивала головой девушка. Ее глаза вновь засияли ярким светом, она уже не чувствовала усталости. – Вы мне поможете? – выпалила она. – Мне надо репетировать гораздо больше. Я знаю, что надо. О мадам! – Она посмотрела на Агату, ее раскрасневшееся лицо буквально светилось от радости. – О, мадам, я хочу, я так хочу поехать в Голливуд. Вы можете себе это представить?

– Да, да, я помогу тебе, – просто ответила Агата. – Мы кое-что отрепетируем с тобой сегодня и будем работать те три дня, которые остались до проб. Но ты еще должна сама тренироваться дома, – строго сказала она. – Это потребует огромного напряжения сил, но ты больше, чем кто-либо в группе, способна добиться успеха.