Яков Цветов - Синие берега

• Название: Синие берега
• Автор: Яков Цветов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Циферблат показывал: два часа три минуты.

"Только бы вовремя взорвать мост... Только бы выполнить задачу... Переправиться на тот берег не удастся..."

Андрей полузакрыл глаза: успокоиться, успокоиться, привести мысли в порядок - иначе пропасть.

2

- Танки, старшина.

Будто Писарев не знал, что танки.

- Далеко, как думаешь? - изменившимся голосом допытывался Рябов.

- А не все равно, раз идут? - хмуро откликнулся Писарев. Он прислушивался к смутному гулу, доносившемуся с противоположного конца огромного луга.

Рябову почудилось, что происходит это не сейчас, совсем не сейчас, что все еще длится вчерашняя ночь и идут танки, и вот-вот, вместе с Юхим-Юхимычем, бросится он танкам наперерез и ахнет зажигательную бутылку в башню. Он чувствовал себя увереннее, чем вчера, когда кинулся к танкам. Может быть, потому увереннее, что теперь уже знал: в башню танка полетит бутылка с горючей жидкостью, а под гусеницы метнет гранату Юхим-Юхимыч, и боец отделения Юхим-Юхимыча и второй его боец швырнут зажигательные бутылки в мотор танков, двух танков, и через несколько минут, равных вечности, помнил он, машины вспыхнут и, горящие, остановятся. А утром вся рота будет смотреть из окопов на три этих танка. А он, - он не сможет оторвать глаз от заглохшей машины, от той, с задымленной башней, припавшей на развороченную гусеницу, метрах в пятидесяти от окопов. Его и Юхим-Юхимыча танк! Он вздрогнул от мысли, что Юхим-Юхимыч лежит теперь недалеко от этого танка, тоже мертвый. И сразу все стало на место: танки шли на него сейчас, и именно сейчас надо их остановить, сейчас, когда сил у него меньше, чем было вчера.

Почему-то из всего, что нагромоздила в его памяти война, только вчерашняя контратака стояла перед глазами. И совсем выпало из головы то, как будет он отрываться от противника, когда Володя Яковлев взорвет переправу. Об этом не думалось. Он не думал о том, что должно произойти через полчаса, через четверть часа: на него шли танки, на него шли танки, и их надо остановить, их надо остановить, хоть во взводе тридцать два бойца, вместе с ним, и того меньше - сколько взвод в эти минуты потерял, он уже не успеет узнать. На него шли танки, все остальное ничего не значило.

Уже слышно было, траки вгрызались в землю. Три танка? Четыре? Рябов напрягал слух. Три, определенно три танка двигались на окопы. Он различил ход трех машин.

"Все. Амба!" Он поморщился, как от нестерпимой боли. Он сознавал свою беспомощность, и беззащитность, и обреченность. "Все. Амба!"

В два прыжка оказался он в блиндаже, у телефонного аппарата. Повернул ручку, второй раз повернул, третий. Трубка молчала, даже треска, даже шороха не было в ней.

- На кой хрен мне телефон, если ни хрена в него не скажешь!.. надрывался он. - Связь!.. - скосил глаза на связиста Петреева. - Есть, спрашиваю, связь?..

Маленький, с бледным лицом, с худыми узкими плечами, тот выглядел в блеклом свете коптилки совсем растерянным.

- Только что была связь, товарищ сержант. - Губы его тряслись. - Вот секунду... вот сейчас...

- Какой к хрену - сейчас! Нет связи с капэ роты! Обрыв, что ли? Снарядом где перебило?..

- А-а, - голос Петреева виноватый, испуганный.

Он неловко опустился на землю и дрожащими руками торопливо навертывал развернувшуюся на ноге обмотку.

- Чего расселся!.. На линию! - кричал Рябов, словно Петреев и в самом деле виноват, что снаряд где-то перебил провод.

Схватив моток провода, Петреев побежал.

Рябов непрестанно вертел ручку телефона. Молчание, молчание. "Носит его где, этого Петреева! Столько времени! До города добежать можно и вернуться!.." Но он знал, прошло чуть более трех минут. Снова с силой повернул ручку, что-то в трубке зашевелилось. "Ага, есть!.."

3

Андрей открыл глаза, он, кажется, успокоился, и первое, о чем подумалось: выстоит ли Рябов.

- Товарищ лейтенант, - выбежал из блиндажа Кирюшкин. Он шумно дышал. - Товарищ лейтенант... Рябов! Что ж это будет, товарищ лейтенант? бормотал оторопело. - Танки ж...

- А пошел ты!.. - Андрей сердито отмахнулся от Кирюшкина. Подскочил к телефонному аппарату, схватил трубку.

- Давай... Знаю, что танки. Не глухой, не слепой. - Он понял: Рябов растерян. - И что палит вовсю, слышу.

"Бьет семидесятипятимиллиметровыми". Андрей не раз находился под танковым обстрелом, он узнал этот калибр.

- Три танка? Ну и что? - Пауза. - Не сдержишь, говоришь? Я тебе не сдержу! Я тебе не сдержу! Сдерживай, и все! - властно потребовал Андрей. Рябов, показалось ему, собирался еще что-то сказать, но промолчал. Выдержку! Выдержку! - Пауза. - Нет, нет. И торопиться не надо. Нет! - Он начал задыхаться. - Подпусти... на расстояние... броска гранаты... и бутылки... и тогда действуй... Сумел же вчера!.. Надо бить наверняка!

"Выжди, потерпи, дружище Рябов, - стучало в мозгу. - Не наверняка если, - гибель. Прорвутся через боевые порядки и - на переправу". Андрей задрожал от этой мысли.

- Следи, следи и выжидай момента, - уже спокойней произнес Андрей. Он понимал взводного: противник ведет такой огонь - бруствер, наверное, обваливается, дно в окопах, наверное, ходит ходуном, а должен молчать - ни одной пули не выпустить. Какие нервы выдержат это? Никакие нервы не выдержат.

Война приучала к терпению, а как трудно приучаться к этому опасность подталкивает, торопит... "Выжди, выжди, Рябов. Сунешься преждевременно - и пропал..."

Андрей тяжело положил трубку.

"А пробьются танки, - сперло дыхание, - определенно пробьются, нечаянно подумал так. А подумав, уже не мог отделаться от этого. - Их не сдержать, если пробьются. - Дальше мысль не шла. И, как бы защищаясь от надвигавшейся беды, судорожно сжал кулаки. - Нет, нет... Перемахнут если через траншею, ребята Рябова не растеряются, ударят в моторы. Так даже вернее..." Рыбальского с противотанковым ружьем выдвинул Рябов вперед. Правильно сделал. И у сосен положил Полянцева с отделением. "С отделением, - усмехнулся. - А все равно - отделение", - вспомнилось, и он вздохнул. Вздох получился долгий. И Пилипенко там, сбоку, с пулеметом. Тоже правильно. Он убеждал себя, что все будет в порядке, все будет хорошо.

4

Отдаленный гул нарастал. На этот раз левее рубежа взвода. Рябов склонил голову в левую сторону, вслушивался. Не ошибся, нет.

- Старшина, слышишь?

- Слышу. - Писарев горбился, то и дело поправлял на носу пенсне. Прямо с исходных пошли танки на переправу? - Он не спрашивал, - утверждал: не зря же ракетами освещал немец переправу. Ракеты и проступивший в пространстве рокот левее обороны первого взвода связывались в представлении Писарева в одно действие противника: он двигал танки к переправе.

Минута - долгая-долгая, вторая минута - еще более долгая. Рокот не отдалялся, напротив, становился явственней, громче, ближе. Что бы это значило?

- Слышишь, старшина?..

Писарев молчал.

Оба поняли, что ошиблись: танки, несколько танков, не к переправе шли - шли на них. Дрянь дело. Значит, решили атаковать Рябова и Вано и заходили слева, с менее защищенной стороны. Дрянь дело.

Танки зайдут в тыл Рыбальскому, пулеметам, замаскированным в крушиннике, повернут и откроют проход остальным машинам, соображал Рябов. Дело дрянь.

- Их надо остановить, танки, - стиснутым голосом произнес он наконец. - Справа ладно, там бронебойка. А слева пройдут запросто. Скрыпник! - позвал. - Зельцер! Вартанов! Гранаты в руки! И ползком. На танки. На те, что слева. Вперед!

Короткий топот. Двое. Схватили связки гранат и кинулись на бруствер. С бруствера, слышно было, свалились вниз комья земли. А третий где? Где третий? Раздались шаги и третьего.

"Не проворонят решающие секунды? А проворонят - амба!.."

Хорошие, крепкие ребята. Рябов знал их, всех. Но перед танками, с убивающим грохотом идущими на тебя, можно рассудок потерять. Он видел, как под Тернополем танки настигали бойцов и те пытались бежать, и бежали впереди стрелявших машин, бежали уже мертвые, с погасшим сознанием, в корчах, только ноги были живы, они нетвердо цеплялись за оранжевую утреннюю землю, и она не могла удержать их. И через несколько секунд они сровнялись с землей, и в том месте, где это произошло, земля, даже в тени, покраснела. Рябов хотел избавиться от видения, как назло выплывшего в памяти, и не мог: люди в свернутых набок касках, с винтовками, беспомощно поднятыми над головой, с исковерканными ужасом лицами, бежали, все время бежали, скрежещущие гусеницы уже смяли их, ничего не оставив, лишь красноватый след, но все равно, они продолжали перед его глазами бежать.

Он неистово замотал головой, отбрасывая видение.

Он кинулся к телефону.

- Доношу... танки... обходят меня слева... - выпалил Рябов голосом, налитым тяжестью. - Понял! Уже послал... навстречу... Я сам... - Он не успел досказать, в мембране задребезжал прерывистый голос Андрея. Рябов умолк, но рот еще яростно перекошен, и казалось, не слушал он, а кричал в трубку.

Он не помнил, как выскочил из блиндажа, как остановился рядом с Писаревым. Он силился что-то сказать и не мог, все слова выпали из памяти. Ощущение потерянности длилось мгновение, все, что металось в его лихорадочном мозгу, в гулко стучавшем сердце, длилось не больше мгновения. "А, да! Тут Писарев". Ничем, конечно, помочь Писарев не мог. Но он здесь, с ним, живая душа, и этого было достаточно, чтоб слабость прошла и уступила место собранности. В самом деле, если не тратить душевной силы на сомнения, если не думать, что положение безвыходно, то все выглядит по-другому, даже наступавшие танки.